Он снова перевёл взгляд на покоящуюся на мольберте картину и зажмурился. Последние его модели были явно не самыми лучшими… Отхлебнув терпкого и ароматного чая из огромной кружки стоящей неподалёку, он вновь принялся перебирать свои картины. Пооткрывав все ящики такой небольшой, но вместительной комнаты мужчина искал ту, одну единственную работу. За те многочисленные годы творчества… неужели он не разу не нарисовал Идеальность? Усмехнувшись собственным мыслям, художник открыл новый ящик, внимательно рассматривая каждое полотно залитое то яркими цветами, то бледной акварелью, а порой и невидимыми касаниями карандаша. Это было последнее место, где он ещё не смотрел. Внутри поселилась какая-то обида и даже грусть из-за того, что он так старательно вырисовывал каждую морщинку на лицах, что идеальные люди у него никогда не получались. Да и сами модели не отличались красотой… Мужчина вновь вернулся к мольберту и разочарованно опустился на стул. С полотна на него смотрела самая обычная девушка с чуть потрёпанными волосами и небрежно сложенными на коленях руками. Ему настолько не нравилась эта новая модель и особенно эти её полные пренебрежения жесты, что он потратил кучу времени, но нарисовал руки со всей неаккуратностью и вольностью, с которой они были положены на натуре. Он любил так делать – заострять внимание на деталях. Пусть и таких незначительных. Поняв, что его действительно начала раздражать девушка с полотна, но убрал планшет к стене и повалился на кровать. Он со своей слишком придирчивой натурой всегда видел недостатки. Его это ужасно раздражало, но он не мог не прорисовать какую-нибудь родинку около губ, ведь без этого картина уже не была полноценным портером. Вернее, ему так казалось. За те годы, что он рисовал людей на бульварах, площадях, сидя в парке… мужчина настолько привык рисовать с натуры, что его фантазия растворилась сквозь пальцы, и когда ему говорили его друзья о невероятном образе, пришедшем им во сне, он попросту не понимал как это. Мгновения не могло хватить на то, чтобы рассмотреть человека настолько, чтобы его нарисовать. Ему иногда представлялся лес, а порой даже гавань со стоящими там кораблями, всё настолько подробно и реально до каждой травинки, что он без проблем мог это нарисовать… Но с людьми так не получалось. Он давно уже ушёл из того возраста, когда можно было рисовать большими мазками и передавать лишь суть, ни капли не зацикливаясь на деталях, а лишь пытаясь повторить то ощущение, когда девушка с лёгким ароматом лимонных духов проходила рядом. О да, он уже давно вышел из возраста, когда запоминаешь лица прохожих. Рассматривая раскиданные по столу небольшие зарисовки тушью, он подумал, что порой не так уж и плохо - рисовать иллюзии. Внезапно, подхватив какой-то странный порыв, он пером, чуть царапая бумагу, принялся вырисовывать аккуратные девичьи губы, сколько чувственные столь и беззаботные. Увлекаясь, он постепенно всё старательней и старательней писал лицо, в идеальности которого не сомневался. Чуть выпирающие скулы овального лица, контур губ изогнутых в подобии улыбки и широко раскрытые глаза. Художник всматривался в их глубину, и ему на секунду показалось, что девушка действительно на него смотрит. Дополняя и дополняя каждую часть её идеального лица, он вспоминал всех людей, которых когда-либо видел и вспоминал каждую их ямочку на щеке или же ресничку, в которую влюблялся душой художника. Уже когда мужчина принялся вырисовывать локоны девушки, чуть развивающиеся ветром, он понял, что наверняка так незаметно для себя вложил в этот воображаемый портрет все свои когда-либо существующие мечты. Закончив, долго ещё рассматривал, вспоминая своё такое странное прошлое и порой усмехаясь, припоминая хорошие шутки или приятные фразы. Он, может забавно, но уже давным-давно не рисовал для себя.
*** С утра как всегда – на работу и даже не успев выпить так любимый им чай, с которым мужчина проводил большинство своих чисто творческих вечеров. Сегодня он хотел показать кому-нибудь свой новый портрет, а может быть просто желал носить его с собой… Мужчина не мог до конца себя понять, но то, что он не нашёл его среди горы похожих бумаг заметно его разочаровало. Ему на секунду даже показалось, что и вовсе он вчера не писал Идеальность, а просто что-то спутал или ему приснилось… то странное чувство тепла никак не уходило из его груди, но и не желало укладываться в голове. В метро, под мерный стук косёл, что порой казался таким разрушающе диким, он впервые в жизни задумался настолько, что перестал его слышать. Ему на секунду стало интересно, каким оттенок обладали глаза девушки. Он был художником и абстрактное объяснение вроде «синий» или «зелёный» ни о чём ему не говорило… да и даже такого объяснения у него не было. Ему даже на секунду стало жалко, что он не рисовал с натуры, ведь тогда бы ему не пришлось ломать голову над оттенком… Может, цвета потускневшего неба где-то под сумерки? Нет. Он хотел, чтобы у неё были зелённые глаза. Да, именно зелёные. Яркие и чистые, чтобы в них можно было разглядеть себя, и одновременно полюбоваться на чуть сгущающийся около зрачка цвет. Его настолько позабавила сама мысль думать о воображаемой девушке, что мужчина не выдержал и улыбнулся. Такое, может и странно выглядит, но сейчас ему на это было откровенно плевать. Выйдя из метро, освежившись кислородом, он стал с интересом рассматривать лица людей, проходивших мимо, вдруг это стало подобно самой важной потребности всё больше и больше заполнять его мысли. Он чуть повернулся, чтобы посмотреть вдогонку ускользающей из его пальцев маленькой девочке с забавными хвостиками, но вместо этого наткнулся на смутно знакомое лицо. Это было похоже на абсурд, но он остановился посреди мельтешащих людей центральной улицы и не отводил взгляда от повстречавшейся ему незнакомки. У неё были ярко зелёные глаза, настолько, что даже с расстояния в два метра он отчётливо видел этот изысканный оттенок и золотистые локоны, собранные на макушке. Скулы отчёрчивали красивую линию, и вскоре он взглядом опустился на шею, чуть поддавшуюся вперёд нежного персикового оттенка. Он не мог и на секунду совладать с собой и продолжал рассматриваться девушки, уже исключив всю возможность не совпадения… Сейчас он был уверен, что она и только она была нарисована им вчера… Но как?.. Забавно, ведь людям его возраста уже не стоит верить в сказки… Будто почувствовав взгляд, девушка обернулась и одарила его улыбкой. Мужчине даже на секунду показалось, будто они были старыми друзьями, что нечаянно встретились… Тут он заметил, как из-за улыбки на её правой щеке появилась ямочка, целиком и полностью дополняя тот образ, что не покидал его голову всё утро… Он улыбнулся. Возможно, девушке, возможно – своим мыслям, вдруг осознавая, что никогда уже не найдёт тот неполноценный портрет без забавной ямочки на щеке. Это было что-то вроде предчувствия. Но ему не было жалко. Ни капельки. Во всяком случае, он только что увидел Идеальность…
Джейн ворвалась к брату в комнату с одной единственной мыслью – закричать настолько громко, насколько это возможно. Её кулаки были сжаты с особой силой, а обезумевший взгляд бегло бродил по помещению, пытаясь найти нужного ей сейчас родственника. Установив зрительный контакт с ярко-синим взглядом, она набрала в грудь побольше воздуха. - Что за чепуху ты обо мне рассказываешь?! – девушка пыталась сдерживаться, но обида и ненависть, перемешавшиеся в голове, заставляли её горло срываться. Брат удивлённо приподнял бровь. - Не понимаю о чём ты. Джейн подошла ближе и села рядом на кровать, надеясь, что её взгляд выражал гораздо больше слов. Но ядовитая ухмылка Дрейка явно говорила о том, что смотрится она просто смешно… Обречённо вздохнув, девушка по привычке положила голову на его колени, задумчиво рассматривая стену напротив и чувствуя, как пальцы брата в почти заботливом жесте ворошили её волосы. - Так какого хрена ты рассказал всей школе о том, что я в детстве голышом бегала за тобой с лейкой? Что это вообще такое?.. Она обречённо закрыла глаза и принялась вырисовывать на коленке брата невидимые узоры. - Понятно, что ты не помнишь, тебе тогда было три года, - спокойно сказала тот, не прерывая своих действий. - Можно подумать четырёхлетний помнит больше! Дрейк, что это за странное у тебя обострение? Тебе так нравится рассказывать всем истории про меня? – она скептически посмотрела на брата, чуть прикусив нижнюю губу. – Не понимаю я тебя. - А может мне и нравится это рассказывать, откуда ты, чёрт побери, знаешь? Джейн поднялась, внимательно рассматривая глаза брата, из странный оттенок и по особенному красивый их перелив сейчас. - Я уже не ребёнок, - ответила она на незаданный вопрос, будто прочитав его на радужной оболочке. Его брови очередной раз взметнулись вверх. - Чем докажешь? Ей на секунду показалось, что это был вызов, самый что ни на есть настоящий. С минуту помолчав, она пыталась разглядеть в глубине его мимики хотя бы намёк на то, что он пытался этим сказать. На секунду что-то щёлкнуло в голове, она усмехнулась и поймала непонимающий взгляд брата. Не ожидая больше ничего, Джейн принялась целовать его в шею, медленно опускаясь ниже, как ни крути, но её всегда привлекали выпирающие кости ключицы из-за своеобразной худобы брата. Продолжая целовать каждый из бугорков, она поймала кусочек кожи и небрежно его прикусила, физически почувствовав как вздрогнул Дрейк, явно не понимающий, что происходит. Не останавливаясь, она начала жестами просить его лечь, игрива забираясь сверху и расстегивая пуговицы рубашки. Когда ей в голову пришла ещё более сумасшедшая идея, она небрежно потёрлась бёрдами о достоинство брата, из-за чего тут же ощутило странное чувство возбуждения и смущения, хоть и искренне желала, чтобы это никак не отразилось на её лице. Меняясь ролями, Джейн пыталась играть на уровне, изображая полную страсти и опыта девушку, в то время как Дрейк, немало удививший её, не мог выдавить из себя и звука. Девушка победно улыбнулась, когда руки брата скользнули по её талии и чуть дольше остановились на бёрдах, призывая приблизиться. Расстегнув рубашку, она провела языком по груди, вновь повторив движение бёдрами и уже точно почувствовав эрекцию брата. На секунду ей даже захотелось продолжить, но лишь на секунду. Вместо этого она резко встала, зарывшись руками в волосы, и смотрела на полное удивления лицо брата. - Ребёнок, да? Тогда ты чёртов педофил, - засмеявшись в голос, объявила Джейн и скрылась за дверью. Дрейк, ещё не до конца понимающий, что же всё-таки произошло сел на кровать, застёгивая пуговицы. Хоть немного приведя в порядок мысли, он направился в ванну. На секунду поймав в зеркале своё отражение, парень остановился. - Чертовка, - прошипел он, рассматривая следы зубов на шее.
Он сидел в такой знакомой квартире и рассматривал разбросанные по столам и дивану работы: от небольших эскизов, до огромных натянутых планшетов с искусно вырисованными гроздями винограда, полураскрытые папки из которых вываливались чистые листы и фотографии – то, что только предстояло нарисовать. Расписанные брызгами и подтёками стены в белёсой гамме самых разнообразных оттенков были практически полностью завешаны какими-то новыми работами на кнопках, а там, где всё ещё оставалась краска, видны были мелкие трещинки. Я был знаком с этим художником уже лет пять, навскидку. Да ему и было всего двадцать пять. Своими практически полными двадцатью восемью годами я действительно гордился в этой комнате – ведь тут я был старшим, мудрым. Тут меня всегда слушали и считались… Я знал наизусть все его штрихи, хоть никогда особо и не интересовался живописью. Да и он не интересовался на самом деле. Оливер никогда бы в своей жизни не стал рисовать грозди винограда на таком огромном формате и в такой неинтересной технике. Точно так же, как он никогда не интересовался портретами… Его больше впечатляла акварель. Её подтёки, её прозрачность и лёгкость. Легкость, сквозь которую можно перенести, пожалуй, самую глубокую и точную мысль. И, конечно, тушь. И тот и другой материал в итоге выливались в самые замечательные произведения. Самые чувственные. Но разве кто-то в наше время по-настоящему заплатит за абстракцию? Нет. Им подавай виноградные лозы и натюрморты, возможно, просто этюдники, но где ясно и понятно, что зелёное пятно – яблоко, а вот то по-темнее – это перец. Где не надо ломать голову и всё как на ладони. Оливер прекрасно это понимал и ещё пару лет назад отложил в сторону свои абстракции и всерьёз занялся реалисткой. - Твои картины становятся всё красивей и красивей, - протянул я, присаживаясь в излюбленное кресло в конце комнаты. Мы всегда так сидели – я на этом потрепанном кресле, положив ногу на ногу, а Оливер забирался с ногами на диван и крутил в руках подушку. – И всё бездушней и безыдейней. Закончив свою мысль, мне и не требовалось отводить глаза от каких-то настенных эскизов, чтобы понять, что я действительно задел его за живое. Может, это было своеобразным предательством, но как бы это не выглядело, я не желал мириться с тем, что он хоронит свой талант. - Если бы за душевные картины платили, разве они бы не перестали быть душевными? – усмехнулся друг и встал. Порылся в ящиках комода и достал акварель, тушь и перо. Налил в мутную банку воды и, разместив всё это на просторном подоконнике, вновь бросил на меня взгляд. - Только заслуженным гениям дано писать то, что они хотят писать. И то, не уверен. Каждый раз, открывая пособие для начинающих художников, понимаю, что твоя идея рассматривается в самую последнюю очередь, конечно, после закомпанованности, динамики, передачи реалистичности и прочей чуши… - И поэтому, ты продаёшься? Я чётко видел, как его рука на секунду замерла, из-за чего с кончика кисти сорвалась полупрозрачная капля и через мгновение превратилась в кляксу на белоснежной бумаге. - Если я не буду, как ты выразился «продаваться», то у меня вообще не будет возможности писать, разве не хуже? Он резко открыл окно, впуская в комнату свежий осенний воздух. Запах прелой листвы, недавно прошедшего дождя и еле уловимая дымка от булочной, на первом этаже. Осень уже около трёх недель поджигала деревья и оставляла в душе пепел толи нежной влюблённости, толи меланхолии, а, может, печали. Я искреннее обожал её, но порой осень заставляла меня коротать вечера лишь в мыслях, завлечённым настолько, что не хватало сил взять блокнот и черкнуть пару строк. - Прекрасная пора, не перестану удивляться, - чуть снизив голос, произнёс я. В общем-то, людям подобно Оливеру слова и не слишком были нужны, они всё чувствовали если не глазами, то кожей. В общем, слова им были абсолютно не нужны, ведь они думали, что весь мир, подобно им, внимает и замечает каждую каплю упавшую на пыльное стекло. С минуту помолчав, мы наслаждались тишиной рушимой лишь нотами листвы и начинающегося дождя. Оливер не обращал на меня внимания, вглядываясь в раскинувшейся перед ним пейзаж. Я не сомневался, что из этого окна был чудесный вид, ведь он немало доплачивал за такую панораму… Кто знает, может я действительно погорячился, называя его продавшимся. - Приготовлю чай, наверное, - вновь нарушил тишину я. Такой уж была моя работа. Человек – фраза, человек – слово. Что ещё делать поэтам, как не говорить? Узкий коридор и вот маленькая кухонька. Я поставил на плиту заполненный наполовину чайник и зажёг её. Синеватое пламя вспыхнуло, и я аккуратно сдвинул крышку, чтобы дать закипеть. Возвращаясь обратно в комнату, я видел, как Оливер старательно выводит тушью линии на покрытой сероватыми подтёками бумаге с ярко-рыжими и красными пятнами чуть правее центра. Это был его осенний этюд, который он наверняка даже не посмеет выставлять на продажу, ведь Оливер убеждён, что подобным никто не заинтересуется, и этот жалкий клочок бумаги будет убого выглядеть рядом с его знаменитыми пейзажами, натюрмортами и уж точно портретами. Оливер любил рисовать душой, но ему не оставалась ничего, кроме как рисовать натуру. Старательно выписывать реальность и не допускать ошибок. Меня всегда забавили этим люди – зачем смотреть на разбросанные по столу идентичные натуральным овощи и фрукты, когда можно было бы бесконечно рассматривать переливы акварели, то серые, то голубые с любовно прописанными узорами, закручивающимися в невероятные локоны какой-нибудь фантастической девушки? Но не нам было устанавливать что и когда рисовать и писать. Мы были не в силах продать то, что считали лучшим отчасти потому, что оно было нам слишком дорого, отчасти потому, что другие не видели в нём и половины глубины. Оливер бросил беглый взгляд на часы и, изумившись, бросил свои порывы вдохновения и схватился на масло и толстые кисти, вновь возвращаясь к гроздям винограда. В комнате запахло растворителем, перебив весь шарм вечера. Мой друг уже выдавливал на палитру оттенки и бегло разбрасывал их по работе. Через пару секунд, успокоившись, он начал сосредоточенно прорисовывать каждую веточку и ягоду. - В искусстве нет места деньгам, Оливер, - сказал я, вновь присаживаясь в своё кресло. Он лишь раздражённо кивнул. Всё было итак понятно – за виноградную лозу он получит гораздо больше денег, чем за все свои вместе взятые абстракции и сэкономит больше души. Сэкономит, чтобы позже, наверное, нарисовать что-то, наброски чего хранит под сердцем. Я внимательно следил за каждым его движением и пытался понять, как же всё-таки можно было назвать вот такую вот жизнь – жизнь художника, который не мог рисовать то, что ему хотелось. Я даже в какой-то момент порадовался, что писательством нельзя заработать слишком большие деньги, а особенно – стихами. Так что я всегда буду работать где-то в офисе и лишь вечерами писать стихи, но это, наверное, лучше, чем я бы целыми днями писал стихи, которые мне чужды. Почувствовав, что от растворителя начинает кружиться голова, я в который раз понял, настолько же приятной была эта лёгкая акварель, что так нравилась моему другу. Чуть поморщившись, я услышал кипение чайника на кухне. Такое тихое-тихое, но отдающее эхом в такой пространной тишине. Чуть быстрее подойдя и схватив полотенцем пыхтящий чайник, я переставил его на гарнитур и принялся разливать по чашкам терпкий напиток. Возвращаясь, я заметил с каким старанием и одновременно ненавистью Оливер прорабатывал ту виноградную лозу. Мне даже на секунду показалось его выражение лица олицетворением самого страшного кошмара любого, кто когда-либо отдавал душу произведению. Кажется, последний мазок лёг на потяжелевший от краски холст. Я поставил кружки на стол, и в тишине был слышен облегчённый вздох и свист чайника. Кажется, забыл выключить. Оливер отставил работу, зарываясь пальцами в пряди волос и распахнул окно. В комнату ворвался желанный осенний воздух, вмиг наполняя всё странным очарованием. Присаживаясь на балкон, мой друг достал сигарету, закуривая. - Как там та девушка – твоя муза? – усмехнулся он, затягиваясь. Стряхнув пепел на недавнюю свою зарисовку, он вновь взглянул в окно. – Я бы тоже не отказался от вдохновения, есть тут у меня одна идейка… Вздох. Я всё ещё слышал, как надрывно свистит чайник, но этот звук, казалось, шёл из другой реальности и сейчас был попросту неважным. Я просто рассматривал умиротворенное лицо друга и панораму деревьев и мутного неба и будто видел всю красноречивость воздуха. Наверное, в тот момент я сожалел, что не был художником, ведь словом нельзя было передать и секунды, такого полного забвения, спокойствия и будто зарождения новой жизни, зависшего тогда в комнате.
Кея/Харухи. "-Это выгодный союз. -Но это платье я все равно не надену." 169 слов.
У Харухи нервно дёргалась бровь, она старательно обдумывала, что бы такое сказать… Но слов, честно, не было. Напротив неё стоял Кёя, держа в руках калькулятор и показывая девушке сумму, едва помещающуюся на экране аппарата. - Ну что, Фудзиока? – парень взглядом указал на вешалку с элегантным розовым платьем. До ужаса девчачьим и до жути открытым. Ей надо было надеть это. И ещё каблуки. И ещё пройтись перед Милордом. Всего-то. - Жу-уть, - прошептала она. - Это выгодный союз, - подчеркнул Отори, вновь обратив внимание девушки на наряд. - Но это платье я всё равно не надену! – застонала она, подражая вышеупомянутому Тамаки, закрывая лицо руками. - Это день рождения Милорда, в конце концов, - Кёя тоже постепенно выходил из себя, но по его лицу это практически не просматривалось. 8 апреля. День рождение милорда. И они не придумали подарка лучше, чем Харухи в розовом. Поэтому Кёя даже согласился «слегка» уменьшить сумму её долга. - Праздничные скидки, что б вас, - шептала Фудзиока, вновь посматривая на платье и чувствуя полный удивления и непонимания взгляд Отори.
В Хост-клубе появилась новая, ещё не изученная вещь – так называемые шарики Ньютона. Это был подарок школьного комитета в номинации «Самый популярный клуб» и на подставке этот атрибут имел гравюру с пожеланиями успеха. В общем и целом очередная ненужная белиберда. Кёю, которого вообще сложно было удивить, подобный презент совершенно не вдохновил, но он оставил его на одном из столиков клуба, чтобы показать, так сказать, их маленькую победу. Если это можно было так назвать. Сначала до этой вещицы добрался Хикару, который не знал, чем себя занять. Позже к нему присоединился и Каору и они вместе начали со смехом и невероятной увлечённостью отрывать по два и по три шарика, с полными счастья глазами смотря, как другая часть с характерным стуком начинает качаться, и они ударяются между собой. Кею уже начал порядком раздражать надоедливый стук, но он молчал, понимая, что забирать у этих двоих игрушку – бессмысленно. Не успела Харухи зайти в клуб, как близнецы тут же притащили её к так называемой «невероятной вещи». Полная негатива Фудзиока устроилась на стуле и покорно слушала невнятные инструкции Каору что и как работает. - Ну и чушь, - сказала девушка и отпустилась шарик. Тот со стуком ударился о следующей, с другой стороны отскочил последний. Тук. Тук. Тук. Звук не желал останавливаться, а Харухи щенячьим взглядом начала следить за перемещающимися шариками. Обменявшись своими фирменными жестами, Хикару и Каору начали увлечённо рассказывать девушке о том, какие ещё неведомые вещи способны исполнять эти шарики и так же оживлённо все втроём начали это обсуждать. Кёя, понимая, насколько же всё печально вернулся к просмотру бумаг, но не прошло и секунды, как под фанфары и свои же комплименты в помещение ворвался цветущий Тамаки. Застопорившись где-то посреди зала, он с удивлением рассматривал смеющуюся троицу, не отрывающуюся от поглощающих шариков. - Мама, что это? – изумился Тамаки, с надеждой на объяснение, посмотрев на Кёю. - Инкубатор, - констатировал факт Отори, возвращаясь к своим делам, от которых его так бездарно отвлекали.
Хикару/Харухи/Каору|Тамаки "Папочка этого не допустит!" "Милорд, будто бы тебя кто-то спрашивать будет."
Клуб свиданий старшей школы Оран всё ещё работал, хоть и оставалась всего пара собирающихся домой клиенток Тамаки, поэтому остальной клуб лишь зевающее расхаживал по огромному залу. - Харухи! – позвал Хикару девушку, которая уже было собиралась уйти. С разницей в пару мгновений рядом с ней появились близнецы, в своём стиле обнимая её за плечи с двух сторон. - Как тебе день? - Тебе понравились сладости? - Ты когда-нибудь ела подобное? Близнецы рассмеялись, наблюдая за тем, как Харухи пытается ответить сразу на три вопроса, и шутливо приложили пальцы к губам, призывая помолчать. - Мы хотели пригласить тебя… - Нашу любимую Харухи. - …к себе на чай. - Завтра. - В восемь вечера, - хором закончили они. Чуть потерявшись, девушка удивлённо переводила взгляд от одного парня к другому. - Но мы ведь достаточно времени проводим вместе, разве нет? - Разве тебе не интересно посмотреть, как мы живём? – изумился Каору, и спустя секунду они начали притворно рыдать, говоря, насколько Харуки к ним несправедлива. Поняв, что выбора нет, Фудзиока кивнула на последнее предложение братьев, и они расплылись в идентично счастливой улыбке. - Мы накормим тебя печеньем. - И наша мама может подобрать тебе неплохую одежду. - А ещё у нас большая двуспальная кровать! - Ага! Ты знаешь, у нас там вся посуда на двоих, но если ты будешь приходить к нам почаще, мы и тебе прикупим пару кружек с клубникой! - Клубникой? – Фудзиока внезапно проявила действительный интерес к происходящему. - Именно! Харухи, ты ведь любишь клубнику? – хором спросили они, из-за чего девушка заметно смутилась и смогла лишь кивнуть. - Харухи? К вам? Папочка этого не допустит! – вскричал подбежавший Тамаки, который только что проводил последнюю девушку. - Милорд, будто вас кто-то будет спрашивать, - хором парировали близнецы, шутливо переплетаясь в единый «организм» и заключая в своих объятьях Харухи. Удивлённый Тамаки хотел было что-то сказать, но всякая его фраза тут же прерывалась ,и не прошло и пары секунд, как он забился в угол, над которым тут же повисла чёрная аура.
Хани во все глаза смотрел на пришедшего к нему с пару часов назад Тамаки. Тот с упованием вливал в себя уже третью чашку чая, закусывая любимым Ханиным тортом. Он, конечно, был не против, но всё-таки… торт был очень вкусным, а проглатывая целые куски без пережёвывания, Тама уничтожал весь его шарм. Хани готов был заплакать, до того грустным казалось происходящее, но он мужественно держался, лишь аккуратно оттаскивая от Соу оставшиеся куски. - Нет! – Тамаки со стуком поставил кружку на стол и серьёзно посмотрел на Хани. – Он же носит её на руках!.. Глаза президента наполнились слезами и, заталкивая очередной кусок неспасённого торта в рот, он в истерике восклицал: - Буквально! Продолжая бубнить про несправедливость мирозданья и превратности судьбы, Тама ещё громче заревел. - Она ведь не должна оставлять папочку… Увидев, навернувшиеся на глазах у Хани слёзы Тамаки тут же пришёл в себя и начал говорить что-то о том, что «они справятся и должны держаться вместе. И не стоит плакать, ведь это не их вина!». Но Хани его не слушал, он просто смотрел на пустую тарелку из-под торта, который Тамаки всё-таки доел и не мог сдержать слёз.
No 6. Незуми|Шион. "Видимо, кроме нас больше пейрингов не осталось." H!
- Видимо, кроме нас больше пейрингов не осталось… - протянул Шион, переходя на следующую страницу фан-сайта. - Наверное, это потому что мы главные герои, - огрызнулся Недзуми, который, в отличие от блондина, боялся даже одним глазком взглянуть на творчество фанатов. - Нет, Нэдзуми, посмотри… тут меня спейринговали с Инукаси, - глаза парня наполнились почти детским удивлением. - Слушай, Шион… выйди оттуда, - устало произнёс Нэдзуми, боязливо нажимая крестик в углу экрана.
No 6. Незуми|Шион|остальные. Обвинение парней в гомосексуальности. Незуми: "Да нет между нами ничего! СОВСЕМ ничего!" - "Конечно - вы ведь так крепко обнимаетесь, что ничего между вами и не пролезет!" Н+
- Да они гомики чёртовы! – усмехнулся Киба, показав на двух парней сидящих рядом. - Нихрена подобного! Да между нами ничего нет! СОВСЕМ ничего! – возмутился Нэдзуми, но проступающий на его щеках румянец говорил об обратном. Сидящий рядом блондин лишь недоумённо смотрел на друзей и совершенно не понимал взбешённости Нэдзуми. - Ага, коне-е-ечно. Видел я вас. Вы так крепко обнимаетесь, что ничего между вами и не пролезет! – продолжал смеяться парень. Было весело, и в воздухе витала непринуждённость, один лишь Шион ломал голову: «Что же так разозлило Нэдзуми?». А в это время как брюнет бросал на друзей всё более и более тяжёлые взгляды.
No 6. Недзуми/Шион. Как-то раз, выбравшись из бункера, Шион видит, как Недзуми курит, сидя к входа. "Научи, а?" Поцелуй с привкусом никотина. A-
Прогулка Нэдзуми затянулась, и Шион уже начал волноваться. Какого чёрта так долго? Западный район пробуждал в душе страх, и любая задержка друга вызывала в Шионе тревожное чувство. Он бросил взгляд, на беспокойных мышей, бегающих по столу и перебирающихся с книги на книгу. Одна из мышек, будто почуяв что-то в воздухе, подняла свои глазки-пуговки на Шиона. Тот, улыбаясь, пожал плечами. - Пойду встречу его, что ли. Мышка проводила его непонимающим взглядом и продолжила мельтешить по столу в поисках способа безболезненно с него слезть. Выходя Шион жмурился от слепящего заката и лишь через пару секунд смог разглядеть окрестности с сидящим неподалёку Нэдзуми. Тот разместился на старом ящике, покуривая сигарету и бродя взглядом по линии горизонта. Попытка Шиона подобраться незамеченным была провалена и дополнена красноречивым и тяжёлым взглядом Нэдзуми. Шион, почти смирившись, что этого парня ему не обдурить, устроился рядом, чувствуя как вместе с прелым вечерним воздухом, в голову ударяет запах табака. Всматриваясь в спокойное лицо Нэдзуми, он внимательно следил за каждым его движением: напряжёнными губами, плавными движениями пальцев и исходящим изо рта дымом. В конце концов, наткнувшись на недовольный взгляд, Шион вздрогнул и отвернулся. - Научишь, а? – спросил он, в этот раз уже затылком чувствуя прожигающий взгляд. Не услышав ответа, Шион повернулся с улыбкой на губах. - Маленький ещё, - отрезал Нэдзуми, вновь недовольно хмурясь. Блондин пытался ещё что-то возразить, но Нэдзуми так же вкрадчиво повторил фразу. Не желая сдаваться, Шион аккуратным движением руки вытащил пачку из незастёгнутого кармана куртки. Быстро засунув сигарету в рот, он принялся возиться с зажигалкой, в то время как Нэдзуми внимательно следил за каждым его движением. С охами Шион поднёс источник огня к сигарете, но тут Нэдзуми выдохнул точно на пламя. Смех брюнета разнёся по округе с недовольным пыхтением Шиона. Вдоволь насмеявшись над сосредоточенным выражением блондина, Нэдзуми выхватил у него зажигалку и поднёс пламя к сигарете. - Ну, вдыхай. Раскуривай её, - чуть ленивая усмешка тронула губы Нэдзуми, когда он с еле видным трепетом рассматривал смутившегося Шиона. – Я посмотрю, как ты сейчас с приступом кашля будешь справляться. - Нэ?.. – только и произнёс Шион, убирая сигарету изо рта. Нэдзуми лишь снова залился смехом, в то время как Шион рассматривал меркнущий кончик сигареты. - Лицо у тебя смешное, когда ты злишься, - будто пытаясь оправдаться начал Нэдузми, не в силах сдерживать улыбку. – Да и не надо тебе курить. Глупо выглядишь с сигаретой. - А может надо. Или хочу. Да кто меня знает, - шёпотом произнёс Шион, почти обидчиво смотря на Нэдзуми. – Да и ты мне не сильно нужен чтобы научиться. - Ага, - якобы искреннее кивнул Нэдзуми. Он снова усмехнулся, смотря на обиженное, а позже удивлённое лицо Шиона, когда он провёл пальцами по его губам. Шион кажется, увлёкшийся своими мыслями о несправедливости Нэдзуми не успел опомниться, когда тот коснулся его губ своими. Во рту появился горький вкус табака, когда Нэдзуми языком провёл его губам и, наконец, коснулся его языка. Что-то в этом вкусе было смутно знакомым, но Шион не мог понять, что именно, в спешке закрывая глаза, чтобы не смутиться ещё больше.
No 6. Недзуми/Шион. "Сам разденешься или тебе помочь?" H+
Шион, абсолютно смущённый и, кажется, полностью загнанный в угол, не мог оторвать взгляда от Нэдзуми, который без капли стыда скидывал с себя одежду. Его свободные и смелые движения поражали блондина, который раньше даже не воображал себе, что значит переодеваться при другом человеке. - Сам разденешься или тебе помочь? – спросил Нэдзуми, выдержано посмотрев на Шиона и, скидывая с себя бежевые брюки, остался только в трусах. - Сам, да, сам, - чуть заторможено отвечал совсем недавно прибывший в Западный район Шион, чьи движения даже не пытались направиться на раздевание. - Эх… слушай, если ты сейчас же не снимешь свой тулуп, то не только простудишься, чёрт с тобой, но ещё и промочишь ковёр, - утомлённо сказал Нэдзуми, доставая из шкафа сменную одежду. - А, точно… - опомнился блондин, увидев как по вымокшей во время проливного дождя куртке, стекают капли точно на ковёр. Нэдзуми смотрел на удивлённую мышь, которая с явным непониманием уставилась на смущённого Шиона. Брюнету не оставалось ничего кроме как пожать плечами - он сам толком не понимал, чем вызвана эта стеснительность. - Нэдзуми, а это нормально, что я в твоей одежде?.. Брюнет устало взглянул на слишком наивного паренька, но не смог выдавить из себя и слова, увидев, как Шион закутался в его свитер и, поджав под себя ноги, разместился на кровати. - Как детё малое, ей богу… - вздохнул Нэдзуми, понимая, что в этот вечер Шион не сдвинется с кровати.
-
-
13.12.2011 в 12:43«Портрет Идеальности»
Он снова перевёл взгляд на покоящуюся на мольберте картину и зажмурился.
Последние его модели были явно не самыми лучшими…
Отхлебнув терпкого и ароматного чая из огромной кружки стоящей неподалёку, он вновь принялся перебирать свои картины.
Пооткрывав все ящики такой небольшой, но вместительной комнаты мужчина искал ту, одну единственную работу.
За те многочисленные годы творчества… неужели он не разу не нарисовал Идеальность?
Усмехнувшись собственным мыслям, художник открыл новый ящик, внимательно рассматривая каждое полотно залитое то яркими цветами, то бледной акварелью, а порой и невидимыми касаниями карандаша.
Это было последнее место, где он ещё не смотрел.
Внутри поселилась какая-то обида и даже грусть из-за того, что он так старательно вырисовывал каждую морщинку на лицах, что идеальные люди у него никогда не получались.
Да и сами модели не отличались красотой…
Мужчина вновь вернулся к мольберту и разочарованно опустился на стул. С полотна на него смотрела самая обычная девушка с чуть потрёпанными волосами и небрежно сложенными на коленях руками.
Ему настолько не нравилась эта новая модель и особенно эти её полные пренебрежения жесты, что он потратил кучу времени, но нарисовал руки со всей неаккуратностью и вольностью, с которой они были положены на натуре.
Он любил так делать – заострять внимание на деталях.
Пусть и таких незначительных.
Поняв, что его действительно начала раздражать девушка с полотна, но убрал планшет к стене и повалился на кровать.
Он со своей слишком придирчивой натурой всегда видел недостатки. Его это ужасно раздражало, но он не мог не прорисовать какую-нибудь родинку около губ, ведь без этого картина уже не была полноценным портером. Вернее, ему так казалось. За те годы, что он рисовал людей на бульварах, площадях, сидя в парке… мужчина настолько привык рисовать с натуры, что его фантазия растворилась сквозь пальцы, и когда ему говорили его друзья о невероятном образе, пришедшем им во сне, он попросту не понимал как это. Мгновения не могло хватить на то, чтобы рассмотреть человека настолько, чтобы его нарисовать.
Ему иногда представлялся лес, а порой даже гавань со стоящими там кораблями, всё настолько подробно и реально до каждой травинки, что он без проблем мог это нарисовать… Но с людьми так не получалось.
Он давно уже ушёл из того возраста, когда можно было рисовать большими мазками и передавать лишь суть, ни капли не зацикливаясь на деталях, а лишь пытаясь повторить то ощущение, когда девушка с лёгким ароматом лимонных духов проходила рядом. О да, он уже давно вышел из возраста, когда запоминаешь лица прохожих.
Рассматривая раскиданные по столу небольшие зарисовки тушью, он подумал, что порой не так уж и плохо - рисовать иллюзии.
Внезапно, подхватив какой-то странный порыв, он пером, чуть царапая бумагу, принялся вырисовывать аккуратные девичьи губы, сколько чувственные столь и беззаботные. Увлекаясь, он постепенно всё старательней и старательней писал лицо, в идеальности которого не сомневался. Чуть выпирающие скулы овального лица, контур губ изогнутых в подобии улыбки и широко раскрытые глаза. Художник всматривался в их глубину, и ему на секунду показалось, что девушка действительно на него смотрит.
Дополняя и дополняя каждую часть её идеального лица, он вспоминал всех людей, которых когда-либо видел и вспоминал каждую их ямочку на щеке или же ресничку, в которую влюблялся душой художника. Уже когда мужчина принялся вырисовывать локоны девушки, чуть развивающиеся ветром, он понял, что наверняка так незаметно для себя вложил в этот воображаемый портрет все свои когда-либо существующие мечты.
Закончив, долго ещё рассматривал, вспоминая своё такое странное прошлое и порой усмехаясь, припоминая хорошие шутки или приятные фразы.
Он, может забавно, но уже давным-давно не рисовал для себя.
***
С утра как всегда – на работу и даже не успев выпить так любимый им чай, с которым мужчина проводил большинство своих чисто творческих вечеров. Сегодня он хотел показать кому-нибудь свой новый портрет, а может быть просто желал носить его с собой… Мужчина не мог до конца себя понять, но то, что он не нашёл его среди горы похожих бумаг заметно его разочаровало. Ему на секунду даже показалось, что и вовсе он вчера не писал Идеальность, а просто что-то спутал или ему приснилось… то странное чувство тепла никак не уходило из его груди, но и не желало укладываться в голове. В метро, под мерный стук косёл, что порой казался таким разрушающе диким, он впервые в жизни задумался настолько, что перестал его слышать. Ему на секунду стало интересно, каким оттенок обладали глаза девушки. Он был художником и абстрактное объяснение вроде «синий» или «зелёный» ни о чём ему не говорило… да и даже такого объяснения у него не было. Ему даже на секунду стало жалко, что он не рисовал с натуры, ведь тогда бы ему не пришлось ломать голову над оттенком…
Может, цвета потускневшего неба где-то под сумерки? Нет. Он хотел, чтобы у неё были зелённые глаза. Да, именно зелёные. Яркие и чистые, чтобы в них можно было разглядеть себя, и одновременно полюбоваться на чуть сгущающийся около зрачка цвет.
Его настолько позабавила сама мысль думать о воображаемой девушке, что мужчина не выдержал и улыбнулся. Такое, может и странно выглядит, но сейчас ему на это было откровенно плевать.
Выйдя из метро, освежившись кислородом, он стал с интересом рассматривать лица людей, проходивших мимо, вдруг это стало подобно самой важной потребности всё больше и больше заполнять его мысли. Он чуть повернулся, чтобы посмотреть вдогонку ускользающей из его пальцев маленькой девочке с забавными хвостиками, но вместо этого наткнулся на смутно знакомое лицо. Это было похоже на абсурд, но он остановился посреди мельтешащих людей центральной улицы и не отводил взгляда от повстречавшейся ему незнакомки.
У неё были ярко зелёные глаза, настолько, что даже с расстояния в два метра он отчётливо видел этот изысканный оттенок и золотистые локоны, собранные на макушке. Скулы отчёрчивали красивую линию, и вскоре он взглядом опустился на шею, чуть поддавшуюся вперёд нежного персикового оттенка. Он не мог и на секунду совладать с собой и продолжал рассматриваться девушки, уже исключив всю возможность не совпадения…
Сейчас он был уверен, что она и только она была нарисована им вчера…
Но как?..
Забавно, ведь людям его возраста уже не стоит верить в сказки…
Будто почувствовав взгляд, девушка обернулась и одарила его улыбкой. Мужчине даже на секунду показалось, будто они были старыми друзьями, что нечаянно встретились…
Тут он заметил, как из-за улыбки на её правой щеке появилась ямочка, целиком и полностью дополняя тот образ, что не покидал его голову всё утро…
Он улыбнулся. Возможно, девушке, возможно – своим мыслям, вдруг осознавая, что никогда уже не найдёт тот неполноценный портрет без забавной ямочки на щеке. Это было что-то вроде предчувствия. Но ему не было жалко. Ни капельки. Во всяком случае, он только что увидел Идеальность…
-
-
13.12.2011 в 12:43«Чертовка»
Джейн ворвалась к брату в комнату с одной единственной мыслью – закричать настолько громко, насколько это возможно. Её кулаки были сжаты с особой силой, а обезумевший взгляд бегло бродил по помещению, пытаясь найти нужного ей сейчас родственника. Установив зрительный контакт с ярко-синим взглядом, она набрала в грудь побольше воздуха.
- Что за чепуху ты обо мне рассказываешь?! – девушка пыталась сдерживаться, но обида и ненависть, перемешавшиеся в голове, заставляли её горло срываться.
Брат удивлённо приподнял бровь.
- Не понимаю о чём ты.
Джейн подошла ближе и села рядом на кровать, надеясь, что её взгляд выражал гораздо больше слов.
Но ядовитая ухмылка Дрейка явно говорила о том, что смотрится она просто смешно…
Обречённо вздохнув, девушка по привычке положила голову на его колени, задумчиво рассматривая стену напротив и чувствуя, как пальцы брата в почти заботливом жесте ворошили её волосы.
- Так какого хрена ты рассказал всей школе о том, что я в детстве голышом бегала за тобой с лейкой? Что это вообще такое?..
Она обречённо закрыла глаза и принялась вырисовывать на коленке брата невидимые узоры.
- Понятно, что ты не помнишь, тебе тогда было три года, - спокойно сказала тот, не прерывая своих действий.
- Можно подумать четырёхлетний помнит больше! Дрейк, что это за странное у тебя обострение? Тебе так нравится рассказывать всем истории про меня? – она скептически посмотрела на брата, чуть прикусив нижнюю губу. – Не понимаю я тебя.
- А может мне и нравится это рассказывать, откуда ты, чёрт побери, знаешь?
Джейн поднялась, внимательно рассматривая глаза брата, из странный оттенок и по особенному красивый их перелив сейчас.
- Я уже не ребёнок, - ответила она на незаданный вопрос, будто прочитав его на радужной оболочке.
Его брови очередной раз взметнулись вверх.
- Чем докажешь?
Ей на секунду показалось, что это был вызов, самый что ни на есть настоящий. С минуту помолчав, она пыталась разглядеть в глубине его мимики хотя бы намёк на то, что он пытался этим сказать.
На секунду что-то щёлкнуло в голове, она усмехнулась и поймала непонимающий взгляд брата.
Не ожидая больше ничего, Джейн принялась целовать его в шею, медленно опускаясь ниже, как ни крути, но её всегда привлекали выпирающие кости ключицы из-за своеобразной худобы брата. Продолжая целовать каждый из бугорков, она поймала кусочек кожи и небрежно его прикусила, физически почувствовав как вздрогнул Дрейк, явно не понимающий, что происходит.
Не останавливаясь, она начала жестами просить его лечь, игрива забираясь сверху и расстегивая пуговицы рубашки. Когда ей в голову пришла ещё более сумасшедшая идея, она небрежно потёрлась бёрдами о достоинство брата, из-за чего тут же ощутило странное чувство возбуждения и смущения, хоть и искренне желала, чтобы это никак не отразилось на её лице.
Меняясь ролями, Джейн пыталась играть на уровне, изображая полную страсти и опыта девушку, в то время как Дрейк, немало удививший её, не мог выдавить из себя и звука.
Девушка победно улыбнулась, когда руки брата скользнули по её талии и чуть дольше остановились на бёрдах, призывая приблизиться.
Расстегнув рубашку, она провела языком по груди, вновь повторив движение бёдрами и уже точно почувствовав эрекцию брата.
На секунду ей даже захотелось продолжить, но лишь на секунду. Вместо этого она резко встала, зарывшись руками в волосы, и смотрела на полное удивления лицо брата.
- Ребёнок, да? Тогда ты чёртов педофил, - засмеявшись в голос, объявила Джейн и скрылась за дверью.
Дрейк, ещё не до конца понимающий, что же всё-таки произошло сел на кровать, застёгивая пуговицы. Хоть немного приведя в порядок мысли, он направился в ванну. На секунду поймав в зеркале своё отражение, парень остановился.
- Чертовка, - прошипел он, рассматривая следы зубов на шее.
-
-
13.12.2011 в 12:45«Прозрачность осеннего воздуха»
Он сидел в такой знакомой квартире и рассматривал разбросанные по столам и дивану работы: от небольших эскизов, до огромных натянутых планшетов с искусно вырисованными гроздями винограда, полураскрытые папки из которых вываливались чистые листы и фотографии – то, что только предстояло нарисовать. Расписанные брызгами и подтёками стены в белёсой гамме самых разнообразных оттенков были практически полностью завешаны какими-то новыми работами на кнопках, а там, где всё ещё оставалась краска, видны были мелкие трещинки.
Я был знаком с этим художником уже лет пять, навскидку. Да ему и было всего двадцать пять. Своими практически полными двадцатью восемью годами я действительно гордился в этой комнате – ведь тут я был старшим, мудрым. Тут меня всегда слушали и считались…
Я знал наизусть все его штрихи, хоть никогда особо и не интересовался живописью. Да и он не интересовался на самом деле. Оливер никогда бы в своей жизни не стал рисовать грозди винограда на таком огромном формате и в такой неинтересной технике. Точно так же, как он никогда не интересовался портретами…
Его больше впечатляла акварель. Её подтёки, её прозрачность и лёгкость. Легкость, сквозь которую можно перенести, пожалуй, самую глубокую и точную мысль.
И, конечно, тушь. И тот и другой материал в итоге выливались в самые замечательные произведения. Самые чувственные.
Но разве кто-то в наше время по-настоящему заплатит за абстракцию? Нет. Им подавай виноградные лозы и натюрморты, возможно, просто этюдники, но где ясно и понятно, что зелёное пятно – яблоко, а вот то по-темнее – это перец. Где не надо ломать голову и всё как на ладони. Оливер прекрасно это понимал и ещё пару лет назад отложил в сторону свои абстракции и всерьёз занялся реалисткой.
- Твои картины становятся всё красивей и красивей, - протянул я, присаживаясь в излюбленное кресло в конце комнаты. Мы всегда так сидели – я на этом потрепанном кресле, положив ногу на ногу, а Оливер забирался с ногами на диван и крутил в руках подушку. – И всё бездушней и безыдейней.
Закончив свою мысль, мне и не требовалось отводить глаза от каких-то настенных эскизов, чтобы понять, что я действительно задел его за живое. Может, это было своеобразным предательством, но как бы это не выглядело, я не желал мириться с тем, что он хоронит свой талант.
- Если бы за душевные картины платили, разве они бы не перестали быть душевными? – усмехнулся друг и встал. Порылся в ящиках комода и достал акварель, тушь и перо. Налил в мутную банку воды и, разместив всё это на просторном подоконнике, вновь бросил на меня взгляд.
- Только заслуженным гениям дано писать то, что они хотят писать. И то, не уверен. Каждый раз, открывая пособие для начинающих художников, понимаю, что твоя идея рассматривается в самую последнюю очередь, конечно, после закомпанованности, динамики, передачи реалистичности и прочей чуши…
- И поэтому, ты продаёшься?
Я чётко видел, как его рука на секунду замерла, из-за чего с кончика кисти сорвалась полупрозрачная капля и через мгновение превратилась в кляксу на белоснежной бумаге.
- Если я не буду, как ты выразился «продаваться», то у меня вообще не будет возможности писать, разве не хуже?
Он резко открыл окно, впуская в комнату свежий осенний воздух. Запах прелой листвы, недавно прошедшего дождя и еле уловимая дымка от булочной, на первом этаже.
Осень уже около трёх недель поджигала деревья и оставляла в душе пепел толи нежной влюблённости, толи меланхолии, а, может, печали. Я искреннее обожал её, но порой осень заставляла меня коротать вечера лишь в мыслях, завлечённым настолько, что не хватало сил взять блокнот и черкнуть пару строк.
- Прекрасная пора, не перестану удивляться, - чуть снизив голос, произнёс я.
В общем-то, людям подобно Оливеру слова и не слишком были нужны, они всё чувствовали если не глазами, то кожей. В общем, слова им были абсолютно не нужны, ведь они думали, что весь мир, подобно им, внимает и замечает каждую каплю упавшую на пыльное стекло.
С минуту помолчав, мы наслаждались тишиной рушимой лишь нотами листвы и начинающегося дождя. Оливер не обращал на меня внимания, вглядываясь в раскинувшейся перед ним пейзаж. Я не сомневался, что из этого окна был чудесный вид, ведь он немало доплачивал за такую панораму… Кто знает, может я действительно погорячился, называя его продавшимся.
- Приготовлю чай, наверное, - вновь нарушил тишину я. Такой уж была моя работа. Человек – фраза, человек – слово. Что ещё делать поэтам, как не говорить? Узкий коридор и вот маленькая кухонька. Я поставил на плиту заполненный наполовину чайник и зажёг её. Синеватое пламя вспыхнуло, и я аккуратно сдвинул крышку, чтобы дать закипеть. Возвращаясь обратно в комнату, я видел, как Оливер старательно выводит тушью линии на покрытой сероватыми подтёками бумаге с ярко-рыжими и красными пятнами чуть правее центра. Это был его осенний этюд, который он наверняка даже не посмеет выставлять на продажу, ведь Оливер убеждён, что подобным никто не заинтересуется, и этот жалкий клочок бумаги будет убого выглядеть рядом с его знаменитыми пейзажами, натюрмортами и уж точно портретами. Оливер любил рисовать душой, но ему не оставалась ничего, кроме как рисовать натуру. Старательно выписывать реальность и не допускать ошибок. Меня всегда забавили этим люди – зачем смотреть на разбросанные по столу идентичные натуральным овощи и фрукты, когда можно было бы бесконечно рассматривать переливы акварели, то серые, то голубые с любовно прописанными узорами, закручивающимися в невероятные локоны какой-нибудь фантастической девушки? Но не нам было устанавливать что и когда рисовать и писать. Мы были не в силах продать то, что считали лучшим отчасти потому, что оно было нам слишком дорого, отчасти потому, что другие не видели в нём и половины глубины.
Оливер бросил беглый взгляд на часы и, изумившись, бросил свои порывы вдохновения и схватился на масло и толстые кисти, вновь возвращаясь к гроздям винограда. В комнате запахло растворителем, перебив весь шарм вечера. Мой друг уже выдавливал на палитру оттенки и бегло разбрасывал их по работе. Через пару секунд, успокоившись, он начал сосредоточенно прорисовывать каждую веточку и ягоду.
- В искусстве нет места деньгам, Оливер, - сказал я, вновь присаживаясь в своё кресло. Он лишь раздражённо кивнул. Всё было итак понятно – за виноградную лозу он получит гораздо больше денег, чем за все свои вместе взятые абстракции и сэкономит больше души. Сэкономит, чтобы позже, наверное, нарисовать что-то, наброски чего хранит под сердцем.
Я внимательно следил за каждым его движением и пытался понять, как же всё-таки можно было назвать вот такую вот жизнь – жизнь художника, который не мог рисовать то, что ему хотелось. Я даже в какой-то момент порадовался, что писательством нельзя заработать слишком большие деньги, а особенно – стихами. Так что я всегда буду работать где-то в офисе и лишь вечерами писать стихи, но это, наверное, лучше, чем я бы целыми днями писал стихи, которые мне чужды.
Почувствовав, что от растворителя начинает кружиться голова, я в который раз понял, настолько же приятной была эта лёгкая акварель, что так нравилась моему другу. Чуть поморщившись, я услышал кипение чайника на кухне. Такое тихое-тихое, но отдающее эхом в такой пространной тишине.
Чуть быстрее подойдя и схватив полотенцем пыхтящий чайник, я переставил его на гарнитур и принялся разливать по чашкам терпкий напиток. Возвращаясь, я заметил с каким старанием и одновременно ненавистью Оливер прорабатывал ту виноградную лозу. Мне даже на секунду показалось его выражение лица олицетворением самого страшного кошмара любого, кто когда-либо отдавал душу произведению.
Кажется, последний мазок лёг на потяжелевший от краски холст. Я поставил кружки на стол, и в тишине был слышен облегчённый вздох и свист чайника. Кажется, забыл выключить.
Оливер отставил работу, зарываясь пальцами в пряди волос и распахнул окно. В комнату ворвался желанный осенний воздух, вмиг наполняя всё странным очарованием.
Присаживаясь на балкон, мой друг достал сигарету, закуривая.
- Как там та девушка – твоя муза? – усмехнулся он, затягиваясь. Стряхнув пепел на недавнюю свою зарисовку, он вновь взглянул в окно. – Я бы тоже не отказался от вдохновения, есть тут у меня одна идейка…
Вздох.
Я всё ещё слышал, как надрывно свистит чайник, но этот звук, казалось, шёл из другой реальности и сейчас был попросту неважным. Я просто рассматривал умиротворенное лицо друга и панораму деревьев и мутного неба и будто видел всю красноречивость воздуха.
Наверное, в тот момент я сожалел, что не был художником, ведь словом нельзя было передать и секунды, такого полного забвения, спокойствия и будто зарождения новой жизни, зависшего тогда в комнате.
-
-
13.12.2011 в 12:46169 слов.
У Харухи нервно дёргалась бровь, она старательно обдумывала, что бы такое сказать…
Но слов, честно, не было.
Напротив неё стоял Кёя, держа в руках калькулятор и показывая девушке сумму, едва помещающуюся на экране аппарата.
- Ну что, Фудзиока? – парень взглядом указал на вешалку с элегантным розовым платьем. До ужаса девчачьим и до жути открытым.
Ей надо было надеть это. И ещё каблуки. И ещё пройтись перед Милордом.
Всего-то.
- Жу-уть, - прошептала она.
- Это выгодный союз, - подчеркнул Отори, вновь обратив внимание девушки на наряд.
- Но это платье я всё равно не надену! – застонала она, подражая вышеупомянутому Тамаки, закрывая лицо руками.
- Это день рождения Милорда, в конце концов, - Кёя тоже постепенно выходил из себя, но по его лицу это практически не просматривалось.
8 апреля. День рождение милорда. И они не придумали подарка лучше, чем Харухи в розовом.
Поэтому Кёя даже согласился «слегка» уменьшить сумму её долга.
- Праздничные скидки, что б вас, - шептала Фудзиока, вновь посматривая на платье и чувствуя полный удивления и непонимания взгляд Отори.
-
-
13.12.2011 в 12:46313 слов.
В Хост-клубе появилась новая, ещё не изученная вещь – так называемые шарики Ньютона. Это был подарок школьного комитета в номинации «Самый популярный клуб» и на подставке этот атрибут имел гравюру с пожеланиями успеха. В общем и целом очередная ненужная белиберда. Кёю, которого вообще сложно было удивить, подобный презент совершенно не вдохновил, но он оставил его на одном из столиков клуба, чтобы показать, так сказать, их маленькую победу.
Если это можно было так назвать.
Сначала до этой вещицы добрался Хикару, который не знал, чем себя занять. Позже к нему присоединился и Каору и они вместе начали со смехом и невероятной увлечённостью отрывать по два и по три шарика, с полными счастья глазами смотря, как другая часть с характерным стуком начинает качаться, и они ударяются между собой.
Кею уже начал порядком раздражать надоедливый стук, но он молчал, понимая, что забирать у этих двоих игрушку – бессмысленно.
Не успела Харухи зайти в клуб, как близнецы тут же притащили её к так называемой «невероятной вещи».
Полная негатива Фудзиока устроилась на стуле и покорно слушала невнятные инструкции Каору что и как работает.
- Ну и чушь, - сказала девушка и отпустилась шарик. Тот со стуком ударился о следующей, с другой стороны отскочил последний.
Тук. Тук. Тук.
Звук не желал останавливаться, а Харухи щенячьим взглядом начала следить за перемещающимися шариками.
Обменявшись своими фирменными жестами, Хикару и Каору начали увлечённо рассказывать девушке о том, какие ещё неведомые вещи способны исполнять эти шарики и так же оживлённо все втроём начали это обсуждать.
Кёя, понимая, насколько же всё печально вернулся к просмотру бумаг, но не прошло и секунды, как под фанфары и свои же комплименты в помещение ворвался цветущий Тамаки.
Застопорившись где-то посреди зала, он с удивлением рассматривал смеющуюся троицу, не отрывающуюся от поглощающих шариков.
- Мама, что это? – изумился Тамаки, с надеждой на объяснение, посмотрев на Кёю.
- Инкубатор, - констатировал факт Отори, возвращаясь к своим делам, от которых его так бездарно отвлекали.
-
-
13.12.2011 в 12:48Клуб свиданий старшей школы Оран всё ещё работал, хоть и оставалась всего пара собирающихся домой клиенток Тамаки, поэтому остальной клуб лишь зевающее расхаживал по огромному залу.
- Харухи! – позвал Хикару девушку, которая уже было собиралась уйти.
С разницей в пару мгновений рядом с ней появились близнецы, в своём стиле обнимая её за плечи с двух сторон.
- Как тебе день?
- Тебе понравились сладости?
- Ты когда-нибудь ела подобное?
Близнецы рассмеялись, наблюдая за тем, как Харухи пытается ответить сразу на три вопроса, и шутливо приложили пальцы к губам, призывая помолчать.
- Мы хотели пригласить тебя…
- Нашу любимую Харухи.
- …к себе на чай.
- Завтра.
- В восемь вечера, - хором закончили они.
Чуть потерявшись, девушка удивлённо переводила взгляд от одного парня к другому.
- Но мы ведь достаточно времени проводим вместе, разве нет?
- Разве тебе не интересно посмотреть, как мы живём? – изумился Каору, и спустя секунду они начали притворно рыдать, говоря, насколько Харуки к ним несправедлива.
Поняв, что выбора нет, Фудзиока кивнула на последнее предложение братьев, и они расплылись в идентично счастливой улыбке.
- Мы накормим тебя печеньем.
- И наша мама может подобрать тебе неплохую одежду.
- А ещё у нас большая двуспальная кровать!
- Ага! Ты знаешь, у нас там вся посуда на двоих, но если ты будешь приходить к нам почаще, мы и тебе прикупим пару кружек с клубникой!
- Клубникой? – Фудзиока внезапно проявила действительный интерес к происходящему.
- Именно! Харухи, ты ведь любишь клубнику? – хором спросили они, из-за чего девушка заметно смутилась и смогла лишь кивнуть.
- Харухи? К вам? Папочка этого не допустит! – вскричал подбежавший Тамаки, который только что проводил последнюю девушку.
- Милорд, будто вас кто-то будет спрашивать, - хором парировали близнецы, шутливо переплетаясь в единый «организм» и заключая в своих объятьях Харухи.
Удивлённый Тамаки хотел было что-то сказать, но всякая его фраза тут же прерывалась ,и не прошло и пары секунд, как он забился в угол, над которым тут же повисла чёрная аура.
-
-
13.12.2011 в 12:48Хани во все глаза смотрел на пришедшего к нему с пару часов назад Тамаки. Тот с упованием вливал в себя уже третью чашку чая, закусывая любимым Ханиным тортом. Он, конечно, был не против, но всё-таки… торт был очень вкусным, а проглатывая целые куски без пережёвывания, Тама уничтожал весь его шарм. Хани готов был заплакать, до того грустным казалось происходящее, но он мужественно держался, лишь аккуратно оттаскивая от Соу оставшиеся куски.
- Нет! – Тамаки со стуком поставил кружку на стол и серьёзно посмотрел на Хани. – Он же носит её на руках!..
Глаза президента наполнились слезами и, заталкивая очередной кусок неспасённого торта в рот, он в истерике восклицал:
- Буквально!
Продолжая бубнить про несправедливость мирозданья и превратности судьбы, Тама ещё громче заревел.
- Она ведь не должна оставлять папочку…
Увидев, навернувшиеся на глазах у Хани слёзы Тамаки тут же пришёл в себя и начал говорить что-то о том, что «они справятся и должны держаться вместе. И не стоит плакать, ведь это не их вина!». Но Хани его не слушал, он просто смотрел на пустую тарелку из-под торта, который Тамаки всё-таки доел и не мог сдержать слёз.
-
-
30.06.2012 в 10:40Незуми|Шион. "Видимо, кроме нас больше пейрингов не осталось." H!
- Видимо, кроме нас больше пейрингов не осталось… - протянул Шион, переходя на следующую страницу фан-сайта.
- Наверное, это потому что мы главные герои, - огрызнулся Недзуми, который, в отличие от блондина, боялся даже одним глазком взглянуть на творчество фанатов.
- Нет, Нэдзуми, посмотри… тут меня спейринговали с Инукаси, - глаза парня наполнились почти детским удивлением.
- Слушай, Шион… выйди оттуда, - устало произнёс Нэдзуми, боязливо нажимая крестик в углу экрана.
-
-
30.06.2012 в 10:41Незуми|Шион|остальные. Обвинение парней в гомосексуальности. Незуми: "Да нет между нами ничего! СОВСЕМ ничего!" - "Конечно - вы ведь так крепко обнимаетесь, что ничего между вами и не пролезет!" Н+
- Да они гомики чёртовы! – усмехнулся Киба, показав на двух парней сидящих рядом.
- Нихрена подобного! Да между нами ничего нет! СОВСЕМ ничего! – возмутился Нэдзуми, но проступающий на его щеках румянец говорил об обратном. Сидящий рядом блондин лишь недоумённо смотрел на друзей и совершенно не понимал взбешённости Нэдзуми.
- Ага, коне-е-ечно. Видел я вас. Вы так крепко обнимаетесь, что ничего между вами и не пролезет! – продолжал смеяться парень. Было весело, и в воздухе витала непринуждённость, один лишь Шион ломал голову: «Что же так разозлило Нэдзуми?».
А в это время как брюнет бросал на друзей всё более и более тяжёлые взгляды.
-
-
30.06.2012 в 10:42Недзуми/Шион. Как-то раз, выбравшись из бункера, Шион видит, как Недзуми курит, сидя к входа. "Научи, а?" Поцелуй с привкусом никотина. A-
Прогулка Нэдзуми затянулась, и Шион уже начал волноваться.
Какого чёрта так долго?
Западный район пробуждал в душе страх, и любая задержка друга вызывала в Шионе тревожное чувство.
Он бросил взгляд, на беспокойных мышей, бегающих по столу и перебирающихся с книги на книгу.
Одна из мышек, будто почуяв что-то в воздухе, подняла свои глазки-пуговки на Шиона.
Тот, улыбаясь, пожал плечами.
- Пойду встречу его, что ли.
Мышка проводила его непонимающим взглядом и продолжила мельтешить по столу в поисках способа безболезненно с него слезть.
Выходя Шион жмурился от слепящего заката и лишь через пару секунд смог разглядеть окрестности с сидящим неподалёку Нэдзуми.
Тот разместился на старом ящике, покуривая сигарету и бродя взглядом по линии горизонта.
Попытка Шиона подобраться незамеченным была провалена и дополнена красноречивым и тяжёлым взглядом Нэдзуми.
Шион, почти смирившись, что этого парня ему не обдурить, устроился рядом, чувствуя как вместе с прелым вечерним воздухом, в голову ударяет запах табака.
Всматриваясь в спокойное лицо Нэдзуми, он внимательно следил за каждым его движением: напряжёнными губами, плавными движениями пальцев и исходящим изо рта дымом. В конце концов, наткнувшись на недовольный взгляд, Шион вздрогнул и отвернулся.
- Научишь, а? – спросил он, в этот раз уже затылком чувствуя прожигающий взгляд.
Не услышав ответа, Шион повернулся с улыбкой на губах.
- Маленький ещё, - отрезал Нэдзуми, вновь недовольно хмурясь.
Блондин пытался ещё что-то возразить, но Нэдзуми так же вкрадчиво повторил фразу.
Не желая сдаваться, Шион аккуратным движением руки вытащил пачку из незастёгнутого кармана куртки.
Быстро засунув сигарету в рот, он принялся возиться с зажигалкой, в то время как Нэдзуми внимательно следил за каждым его движением.
С охами Шион поднёс источник огня к сигарете, но тут Нэдзуми выдохнул точно на пламя.
Смех брюнета разнёся по округе с недовольным пыхтением Шиона. Вдоволь насмеявшись над сосредоточенным выражением блондина, Нэдзуми выхватил у него зажигалку и поднёс пламя к сигарете.
- Ну, вдыхай. Раскуривай её, - чуть ленивая усмешка тронула губы Нэдзуми, когда он с еле видным трепетом рассматривал смутившегося Шиона. – Я посмотрю, как ты сейчас с приступом кашля будешь справляться.
- Нэ?.. – только и произнёс Шион, убирая сигарету изо рта. Нэдзуми лишь снова залился смехом, в то время как Шион рассматривал меркнущий кончик сигареты.
- Лицо у тебя смешное, когда ты злишься, - будто пытаясь оправдаться начал Нэдузми, не в силах сдерживать улыбку. – Да и не надо тебе курить. Глупо выглядишь с сигаретой.
- А может надо. Или хочу. Да кто меня знает, - шёпотом произнёс Шион, почти обидчиво смотря на Нэдзуми. – Да и ты мне не сильно нужен чтобы научиться.
- Ага, - якобы искреннее кивнул Нэдзуми.
Он снова усмехнулся, смотря на обиженное, а позже удивлённое лицо Шиона, когда он провёл пальцами по его губам.
Шион кажется, увлёкшийся своими мыслями о несправедливости Нэдзуми не успел опомниться, когда тот коснулся его губ своими. Во рту появился горький вкус табака, когда Нэдзуми языком провёл его губам и, наконец, коснулся его языка. Что-то в этом вкусе было смутно знакомым, но Шион не мог понять, что именно, в спешке закрывая глаза, чтобы не смутиться ещё больше.
-
-
30.06.2012 в 10:48Недзуми/Шион. "Сам разденешься или тебе помочь?" H+
Шион, абсолютно смущённый и, кажется, полностью загнанный в угол, не мог оторвать взгляда от Нэдзуми, который без капли стыда скидывал с себя одежду. Его свободные и смелые движения поражали блондина, который раньше даже не воображал себе, что значит переодеваться при другом человеке.
- Сам разденешься или тебе помочь? – спросил Нэдзуми, выдержано посмотрев на Шиона и, скидывая с себя бежевые брюки, остался только в трусах.
- Сам, да, сам, - чуть заторможено отвечал совсем недавно прибывший в Западный район Шион, чьи движения даже не пытались направиться на раздевание.
- Эх… слушай, если ты сейчас же не снимешь свой тулуп, то не только простудишься, чёрт с тобой, но ещё и промочишь ковёр, - утомлённо сказал Нэдзуми, доставая из шкафа сменную одежду.
- А, точно… - опомнился блондин, увидев как по вымокшей во время проливного дождя куртке, стекают капли точно на ковёр.
Нэдзуми смотрел на удивлённую мышь, которая с явным непониманием уставилась на смущённого Шиона. Брюнету не оставалось ничего кроме как пожать плечами - он сам толком не понимал, чем вызвана эта стеснительность.
- Нэдзуми, а это нормально, что я в твоей одежде?..
Брюнет устало взглянул на слишком наивного паренька, но не смог выдавить из себя и слова, увидев, как Шион закутался в его свитер и, поджав под себя ноги, разместился на кровати.
- Как детё малое, ей богу… - вздохнул Нэдзуми, понимая, что в этот вечер Шион не сдвинется с кровати.