Трилогия: Великие расы. Часть I. Лишь тьма. Глава 1.

Название: Трилогия: Великие расы. Часть I. Лишь тьма
Автор: Харуко
Жанр: ангст, дезфик, фэнтези, приключения
Персонажи: Саске, Сакура, Ино, Наруто, Хината и второстепенные
Рейтинг: G
Предупреждения: посменный POV
Мир: придуманный с элементами оригинального
Дисклеймеры: Масаси Кисимото
Содержание: Моя любовь — железный шар, привязанный к твоим лодыжкам. Я – тяжесть в твоих руках. ©
Статус: WIP
Размер: макси
От автора: В первой части не ищите пар, здесь идет акцент на сюжет и взаимоотношения в команде.

***

Наруто
По влажной стене камеры, поросшей мхом и белым грибком, медленно стекали янтарные отблески заходящего солнца, так и норовя задержаться еще хотя бы на пару секунд, оставив свой теплый след.
Я на мгновение задумался, буду ли вспоминать это унылое место, его вечную сырость и звучное бряканье цепей. А ведь месяц подошел к концу, по условию договора завтра меня обязаны отпустить на свободу, ту самую долгожданную, желанную свободу… Я увижу лица близких людей, мы снова продолжим свое путешествие с новой верой в лучшее, с новой надеждой, с новым упорством. Я уже и забыл, когда началась эта безумная погоня и уж точно не помню ни единого дня, когда бы мое сердце не кололо чувство вины. Это ведь я должен нести расплату, а не она…

Сакура
Дорожная пыль осела, лишь когда сгустились сумерки, и жители селения не так часто стали тревожить землю, проезжая на поскрипывающих телегах. Мы шли неспеша, каждый понимал, что у нас в запасе есть время, можно было бы даже зайти в ближайшую таверну и перекусить, но настроения не было совершенно. Язык не ворочался даже в приветливом слове, о какой же пище можно говорить…
Саске шел впереди, изредка останавливаясь, чтобы оглядеться и удостовериться, что мы не сбились с верного пути. Сегодня он особенно был скуп на разговоры, предпочитая оградиться от нас. Он переживал по-своему, обдумывал, наверняка, как будет себя вести при встрече с Наруто, что скажет ему, подбодрит или же, напротив, не станет тревожить друга подобным обращением.
Ино брела чуть поодаль от Учихи; я замечала краем глаза, как она бросает беспокойные взгляды в мою сторону. Верно, переживала за мое самочувствие и хотела предложить устроить привал, но, не находя одобрения Саске, грустно улыбалась мне и отворачивалась. Эта их жалость…
Я завершала нашу скромную колону, несколько отставая от ребят. Не сказать, что особо вымоталась за столь долгий путь, но в купе с болезнью усталость все же давала о себе знать. Да и климат здешних мест не добавлял радости резкими перепадами. Утром прошел ливень, а днем нещадно палило солнце, вынуждая нас скинуть темные плащи и какое-то время не скрывать лица под капюшонами. Зато после захода солнца температура стремительно падала, позволяя природе окутать местность холодной вуалью ночи.
- Сакура? – окликнула меня подруга, заметив, что я остановилась, вглядываясь в небольшой овраг, где шумела река. – Мы можем отдохнуть, если…
- Нет, все в порядке, - мягко улыбнулась я в ответ. – Задумалась просто.
Саске подождал, пока мы присоединимся к нему, кивнул, как бы уточняя, все ли хорошо, и мы снова продолжили путь, затянув потуже плащи и насупив на глаза капюшоны.
Не замечать время вошло в привычку, секунды, минуты, часы – все сливалось воедино, стирая установленные границы. Мы пересекали мост Надежды, когда вдалеке показались строгие очертания башен – пристанище заключенных. По спине прошелся холодок, отчего захотелось поежиться и укутаться в тяжелый балахон; мгновенно сознанием овладела глупая мысль о провале обмена. Когда мы сравнялись с Саске, он нервно откинул свой капюшон и обратился к нам, призывая замедлить шаг:
- Если что-то пойдет не так, не вздумайте качать права, здесь мы чужеземцы.
- Да, хватило и того, что мы устроили драку на территории их селения, за что и поплатились месяцем общественных работ… - грустно протянула подруга, пнув на ходу камень.
- Мы еще хорошо отделались, Наруто все это время провел в темнице, а нам оставалось только ждать! – мое негодование, засевшее колючим зверем в душе, вырвалось в подобие злобного рыка.
- Это некая гарантия с нашей стороны, что мы не сбежим из деревни, не отработав положенный срок, - неоднозначно хмыкнул Учиха, снова выходя вперед нашей небольшой процессии и показывая тем самым, что разговор окончен.
Удивительно, но до селе быстротечное и неуловимое время стало тянуться и поигрывать на наших расшалившихся, а в этом я уверена, нервах. Всякий раз, когда до наших ушей доносился внезапный шорох, распространяемый птицей или каким-нибудь зверем, Ино хваталась за застежку плаща, готовясь в любую секунду отбросить мешающий атрибут; я же напрягалась каждой мышцей уставшего тела, беспокойно озираясь по сторонам. И только нашему другу удавалось сохранять самообладание, от чего и нам становилось неловко: вели себя, как дети, не умеющие подавить эмоции и сосредоточиться на цели.
А тем не менее, пока дергались без повода, мы вплотную подошли к подобию средневекового замка, теперь можно было без труда разглядеть маленькие многочисленные окошки, затянутые прутьями, и оценить всю мощь холодных каменных стен, не говоря уже о пиковидных столбах забора, простирающихся ввысь на четыре метра. Нельзя отрицать, архитектура подобного места завораживала, но и хранила в себе жуткую ауру отчаянья, безысходности и смерти.
- Прохода нет, - строго отчеканил один из представителей охраны этого места. Осмотрев его боевую экипировку, я сделала предположение о его принадлежности к самураям, что само по себе вызвало восторг и уважение.
- Мы должны увидеться с председателем, чтобы произвести обмен, - не менее холодно пояснил Саске. На его лице не проскользнуло и тени сомнения, что нас могут не пропустить, глаза смотрели с вызовом, что так не вязалось со спокойным и в меру равнодушным выражением лица. Вот оно – немое воздействие на любого, кто хоть как-то мешался под ногами.
- Вас ожидают, - произнес самурай, освобождая нам проход. Видимо, охрану уже предупредили о нашем скором визите.
«Гостиный двор» мне показался довольно мрачным, пустынным даже; все, что окружало здание, - мощеные дорожки и площадки, никакой растительности, кроме зарослей дикого винограда здесь не наблюдалось.
- Это Наруто? – с сомнением поинтересовалась Ино, указывая на фигуру в черном одеянии, скрывающем лицо. И действительно, впереди о чем-то оживленно разговаривали люди, не сводя с нас глаз, а один из стражей порядка от скуки наматывал на кулак цепь, прикрепленную к кандалам нашего товарища.
- Полагаю, вы выполнили свою часть договора и пришли за своим сокомандником? – затараторил председатель, как только мы приблизились к группе его советников. Собеседник наш представлял из себя человека статного, но слишком уж напыщенного, его серые хитрые глаза буквально сканировали каждого из нас, что, по меньшей мере, раздражало. Сам же он был худощав и не имел при себе никакого оружия – мужчина, занимающийся исключительно бумажными делами; мне даже на какую-то долю секунды показалось, что от него исходит запах чернил.
- Весь этот месяц мы работали на благо вашего селения и сумели заработать указанную в договоре сумму, - Учиха достал из дорожной сумки увесистый мешок монет и бумажных купюр, не упустив из виду реакцию советников, что, словно страусы, вытянули шеи в попытке лучше рассмотреть багаж. – А теперь я бы хотел увидеть своего друга.
Председатель нервно закусил губу, он и не ожидал, что чужеземцы, вроде нас, смогут за столь короткий срок обрести нужную сумму, а теперь его седая голова наверняка прокручивает и сопоставляет факты. Но долго нам ждать не пришлось, мановением руки он отдал приказ страже, и увесистый тип с цепью в руке принялся аккуратно, насколько позволяла моторика его рук, снимать оковы с человека в балахоне. После того, как с кандалами было покончено, охранник сорвал с головы Наруто подобие мешка, и перед нами предстал наш приятель, прищурившийся от света.
- Ну, наконец-то! – воскликнула Ино и, не стесняясь публики, крепко обняла блондина, на что тот задорно усмехнулся.
- Я уж думал, вы меня здесь бросить решили! – я, следуя примеру подруги, ласково кивнула в знак приветствия и в тот же миг была заключена в крепкие объятия. – Сакура, ну, ты как себя чувствуешь?
- Неплохо, спасибо. А вот тебе следует отъесться, - посоветовала я, глядя на выступающие скулы Узумаки.
- Да уж, здесь лапшой не кормят, - в привычной манере отмахнулся он, а потом обернулся к Саске и благодарно улыбнулся. Даже я смогла различить в бездонной черноте глаз теплые искорки, а уж приподнятым уголком губ Учиха выдал свою радость с головой.
- Пойдем, - позвал брюнет, оставив деньги председателю. Настроение у нас троих взлетело до небес, будто нам вернули не человека, а ясное солнце, по лучам и теплу которого мы так соскучились.
Наруто и Саске непроизвольно отделились от нас, мы понимали, что им необходимо многое обсудить, да и мне с Ино не пришлось молчать.
А где-то над горизонтом занимался рассвет, переливаясь в серебряном бисере росы, щедро украсившем молодую траву и лепестки оживающих цветов. И хотелось верить, что это потрясающее чувство единства, когда твои друзья шагают в ногу с тобой, не покинет душу ни на секунду…

Наруто
Давно мы так не сидели у костра, покручивая над огнем кусочки мяса, нанизанные на прутья, и смеясь над очередным рассказом Ино об общественных работах и мелких миссиях. После того, как мы покинули ненавистное селение, остро стал вопрос о ночлеге и продовольственных запасах, но ребята поспешили меня утешить, поведав, что заработали денег и на дорогу. Однако тратить эту сумму на отели и закусочные было бы неразумно, поэтому пришли к выводу, что продукты купим на ближайшем рынке, а ночевать будем по старинке – на природе.
- Ино, доготовь мой ужин, мне нужно сделать инъекцию, - попросила Сакура, внедрив давящую тишину в наш тесный круг.
Она достала из сумки небольшой шприц и флакончик с фиолетовой жидкостью, что спустя минуту наполнила вену. Каждодневная процедура, к которой стоило бы уже привыкнуть, но каждый раз, когда я наблюдал за ней, мне становилось, мягко говоря, не по себе, я чувствовал, как утекает наше время, дозы лекарства становятся больше, а жизнь в зеленых глазах безвозвратно потухает.
- Ну, чего все замолчали? – улыбнулась девушка, будто вовсе и не было причин притихнуть и задуматься. Я переглянулся с Саске, немо задавая ему вопрос, на что друг лишь малозаметно покачал головой. – Да бросьте… - нахмурилась подруга, от нее не скрылся наш маленький контакт с Учихой. – Не нужно меня жалеть, я не для того согласилась на это долгое путешествие, чтобы видеть ваши сочувствующие лица и слышать по ночам взволнованные перешептывания по поводу моей болезни.
- Ты уж извини, подруга, но наше волнение оправдано, - фыркнула Яманака, отвернувшись. Блондинка боязливо оглядела насекомых, что неистово кружили высоко над костром, завлекаемые светом и теплом. – Ненавижу этих жуков…
- Это светлячки, Ино, - ухмыльнулся мой друг, его всегда забавляла ее брезгливость.
- Говорят, светлячки – это души умерших мифических существ, обитающих в лесу, они направляют путников, освещая им дорогу, предупреждают об опасности и…
- Наруто, что за чушь?! – хмуро выпалила Ино. – Жуки не спасают людей!
- Он ведет к тому, что теперь у нас снова есть цель, - Учиха взглянул на меня, а затем продолжил обращение к девушкам: - Один старик в темнице рассказал Наруто о целительных способностях лесных нимф, они способны вылечить человека, который находится при смерти.
- А старик, небось, шизофреник? – скептически хмыкнула Сакура, уставившись на меня. Да, сложно поверить, что мы будем тратить время на поиски существ, о которых знаем лишь из небылиц собственных бабушек и дедушек.
- Он говорил вполне серьезно, да я и сам не раз слышал подобные рассказы от путешественников. Нимфы теперь стали трофеем, как если бы они были дичью охотника, на сегодняшний день их осталось не так много, а те, что выжили, теперь обязаны прятаться в глубинах лесов, защищаясь, насколько это позволяют их силы, - пояснил я в надежде, что смогу убедить их в том, во что сам смутно верю.
- Ты понимаешь, сколько времени мы потеряем, если все это окажется мифом? – возмутилась блондинка, напрочь позабыв о своем и чужом ужине.
- А ты можешь предложить нечто лучшее? Может быть, ты знаешь, где можно найти медика, получше самой Харуно? – Саске разозлился не на шутку, и я его понимал – время для нас на вес золото, если мы будем отвергать даже самые невероятные методы, то велика вероятность прошляпить шанс на удачу, которой нам в последнее время так не хватало. – Мы проторчали месяц в чужой деревне, наши поиски не сдвинулись и на йоту, но зато Яманака готова сходу отмести, возможно, единственное спасение.
- Не нужно ругаться, - вмешалась Сакура, разгоняя нависшее угнетение и раздражение, она всегда пыталась привнести в нашу компанию некую гармонию и равновесие, - нам не из чего выбирать, отправимся за нимфами, но при одном условии…
Мы удивленно глянули на собеседницу; при свете желтого огня можно было разглядеть в ее глазах танцующую победный танец печаль.
- Если и в этот раз потерпим неудачу, то вы прекратите искать способ исцелить меня, - четко произнесла Сакура, осмотрев нас исподлобья. – Мы почти два года живем, как бродяги. Вы напрасно прожигаете свою жизнь, силясь помочь мне. Каждый из вас бросил любимую работу, родной дом, близких сердцу людей, но чем пожертвовала я? Чем я отблагодарила вас? Однажды защитила, поплатившись здоровьем? Никчемно. Я не позволю сгореть и вам, - она склонила голову, как бы извиняясь, и прошептала: - Я устала…
Огонь с новой яростью и запалом впивался в сухую древесину, что слегка похрустывала от горячих укусов; причудливые тени подрагивали на высушенной солнцем траве, словно радовались и веселились от того, что имеют возможность отделиться от хозяев.
Невероятными казались лица друзей, было видно, что каждый думал о чем-то своем, потаенном, о прошлом, о том, что и в каком количестве нас связывает, о привязанностях, о дружбе, возможно, о любви, о причинах, что накрепко связали нас, о личных выгодах и потерях, о безумстве и мечтах, о будущем…
- Был тяжелый день. Завтра выдвигаемся в Долину Рассвета, а сейчас давайте спать, - посоветовал я, закопошившись в рюкзаке, дабы никто не заметил мою секундную соленую слабость.
- Да, пожалуй, так и поступим, - незамедлительно поддержала Ино.

Кто-то сказал мне однажды: «Каждый человек преследует свои личные цели, ты можешь отвергать это, но выгоду ищут все. И ты тоже в глубине души желаешь для себя лучшего…» Только сейчас эта фраза красной лентой прилетела из закромов памяти и стала нещадно душить меня. Но ведь у меня есть железный аргумент – мы все здесь ради нее, мы спасаем жизнь нашей подруги. Или… Не железный вовсе? И я здесь не только поэтому, не только ради нее, но и своих чувств… Тогда Саске и Яманака тоже могут искать выгоды? Но в таком случае наша дружба не лишена тщеславия…

@темы: Сакура, Ино, фэнтези, философия, гет, Наруто, Саске, фанфики по "Naruto", приключения, ангст, драма

---

Obsession. Глава 4.

Название: Obsession.
Автор: Dina)
Бета: Milli Tsukiko.
Жанр: слеш, фэмслеш, эротика, ангст, философия, повседневность.
Персонажи: Саске/Наруто, Сасори/Дейдара, Ино, Карин, Суйгецу, Орочимару.
Дисклаймер: М. Кишимото.
Рейтинг: NC-17.
Предупреждения: кинк, гомосексуалы на каждом углу, фетишизм.
Размер: миди.
Рейтинг: NC-17.
Статус: в процессе.
Содержание: - Я не прошу тебя плевать со мной в потолок. Приходи ко мне и раскритикуй все мои работы. Прожги весь подоконник. Да делай что угодно, только не заставляй меня всю ночь сидеть в одиночестве.
От автора: Указаны не все пейринги в попытке сохранить интригу. Пинайте меня, чтобы я выкладывала по главе в неделю.

***

Глава 4.

Он стоял напротив 202 комнаты общежития. Наруто был небогатым, но снимал маленькую квартирку на другом конце города, было, конечно, не очень удобно добираться с утра на метро, но, во всяком случае, у него было чувство какой-то взрослости и самостоятельности, особенно когда в воскресенье с утра еды в холодильнике не оказывалось. Но он совершенно не понимал, почему Учиха Саске, во всем образе которого была видна материальная обеспеченность, оставался жить в общежитии.
Наруто помялся пару минут, раздумывая, стоит стучать или надо сейчас же разворачиваться и бежать, бежать к себе домой, где тихо и спокойно, а не связываться с Учихой.
Но ему всё-таки нравился этот парень, и это был единственный человек, с которым он хорошо общался в этом училище с белыми стенами.
Наруто вообще с самого начала увидел в словах Саске приглашение и искренне надеялся, что ему не показалось, что брюнет не против провести с ним вечер за просмотром какого-нибудь фильма или чем там обычно занимаются два только познакомившихся однокурсника…
В конце концов, Наруто постучал. В комнате явно кто-то был, это слышалось по тихому шороху.
- Кто? – послышалось из-за двери, когда Узумаки постучал во второй раз громче. Теперь он понимал, что это было действительно очень глупо – приходить в гости к Учихе.
- Это Наруто.
Дверь открылась через минуту, сопровождаясь шумом и звуками шагов.
Саске был в серой футболке и черного цвета домашних брюках, его кожа выглядела болезненно-бледной, а сероватый оттенок только подчеркивал это.
- О, Наруто.
Лицо Учихи тронула усмешка, она начиналась где-то в уголках рта и переходила на нижнюю губу. Все лицо выглядело непроницательным в этом выражении, а глаза, напротив, слишком заинтересованными. Странное сочетание.
- Проходи.
Пока Наруто делал неуверенные шаги по небольшой комнате, наверняка не больше, чем три на четыре метра с одним большим окном, за которым вовсю расцветала осень и её пасмурность сливалась с выбеленными стенами, Саске подошёл к ноутбуку, лежащему на диване.
Наушники в одно мгновение были выдернуты из разъёма, а сам ноутбук был повернут в сторону Наруто.
Комната наполнилась чужими стонами и смущением Узумаки. Усмешка Саске становилась шире.
Учиха сел на диван, поставив ноутбук себе на колени и указав на место рядом.
- Знаешь, порнография очень некрасива, но гениальна по своей сущности. Я забил себе память, скачав даже слишком много этих роликов, но, что поделать – искусство! И я уже второй вечер пытаюсь разобраться в этом хламе. Но ничего, совершенно ничего тут нет. Ни одной красивой женщины, ни одного красивого мужчины. Полный провал. Эстетика отсутствует напрочь, а ведь порнография создана в первую очередь для глаз.
Узумаки сглотнул комок, подошедший к горлу, и уже минут пытался понять, что, чёрт возьми, происходит. Его постоянно сбивали звуки, издаваемые двумя девушками с экрана. В конце концов, он понял, что надо сесть на предложенное Саске место, и как бы Наруто не пытался, но он всё-таки уставился в экран.
Там две женщины извивались, пытаясь друг друга съесть. Они кусали друг друга, лизали и трогали, пальцами то нежно, казалось, едва ощутимо, то до боли, из-за чего дряблая кожа женщин 30+, великолепно знающих своё дело, осыпалась морщинками.
- Раз уж ты пришёл сюда, то предлагаю продолжить моё полезное дело. Если я не ошибаюсь, некоторые друзья действительно смотрят порнографию вместе. Кажется, это считается нормально.
Голос Саске был металлическим, пропитанный разумностью. На «друзьях» он сделал некоторый акцент, то ли насмешливый, то ли просто редко произносил это слово. Последнее предложение вышло совершенно искусственным.
Все эти слова, всё это построение предложений, все эти интонации рисовало только одну сцену – Саске, который провёл полжизни в красивом, но мёртвом доме, видя людей лишь из окна и по слухом чужих узнавая, что же делают «друзья».
Но реальность подсказывала другое: Учиха был тем, кто «смотрел порнографию с друзьями» настолько давно, что уже не уверен, что это было его прошлое.
Пропасть внутреннего возраста между ним и Наруто была, очевидно, непомерна.
- Зачем тебе это, Саске? Что за работа?
Наруто смотрел на него в упор, с заинтересованностью и серьёзностью. То первое шоковое впечатление опало, и остался лишь безразличный взгляд, пробежавшийся по комнате и на несколько минут остановившейся на экране.
Саске смотрел на Наруто. Он видел в чертах этого мальчика неподдельную живость, он видел бессознательную игру эмоций, он наблюдал за немногословностью взгляда.
Насколько интересным было это лицо! Насколько интересными вообще были лица.
Здесь была жизнь, на экране – её не было. Вот в чём была разница.
Учихе резала глаза неестественность и придуманность, исходящая из любой снятой вещи. Эта мёртвость особенно ощущалась, когда перед тобой сидело воплощение жизни.
Можно проследить за его взглядом, можно догадаться о его мыслях, когда он останавливается на стоящих в углу холстах, можно было любоваться дрожащими ресницами и узором зрачков – всеми этими природными совершенствами, дарованными грешному человеку, словно чтобы окупить всю бессмысленность его существования.
- Мне интересно рисовать обнажённых людей. Но когда человек не прекрасней, если не в тот момент, когда ему хорошо? Поцелуй для Ино более осуществим, чем толпа людей, извивающихся в оргазмах, которая была бы моей натурой.
Наруто нахмурился. Он мало что понимал в сексе, но одно стало ему очевидным – ему надо начать понимать его, если он и дальше хочет продолжать здесь учиться.
Потому что за то недолгое время пребывания в академии, он видел уже двух людей, одержимых сценами откровенности.
- Эротика, тебе надо было искать эротику. Там всегда больше эстетики, чем в порнографии.
- И да, и нет. Там больше красоты, но ещё меньше естественности. Но всё тут, – Саске одним движение провёл по корпусу ноутбука. – Ты не торопишься домой?
Узумаки натянуто засмеялся и покачал головой.
Саске искал красоту и вдохновение, Наруто – понимание секса. И было неизвестно, что найти в порнографии реальней.
Комната была маленькой и заваленной – Учиха, кажется, жил только на диване и столике рядом. Всё остальное он использовал как склад для бесчисленных художественных принадлежностей.
Перед ними стояли две кружки чая и печенье. Весь диван был усыпан крошками. Ноутбук так же крутил порнографию, иногда они перематывали весь фильм, иногда нажимая на паузу, с надеждой, что там может появиться что-то хорошее. Папка с файлами уже не казалась такой большой. Блокнот, лежащий рядом, куда Саске записывал заинтересовавшие его сцены, был удостоен всего пары фраз.
Они действительно увлеклись. Саске не был возбуждён с самого начала – его отталкивало практически всё, что происходило на экране. Он видел в творящемся извращение эстетики. Красоту человеческого тела заменяли неудачными ракурсами, неухоженными женщинами… лишь иногда попадалась сцена особенно натуральная, когда Учиха видел в позах то, что сам практиковал с особым наслаждением.
Взгляд Наруто тут же изменился. С объявлением того, что порнография нужна как натура, а не как дешёвое средство эрекции, он спокойно сидел, чувствуя возбуждение, но контролируемое, почти неощутимое, которое пропадало, стоило Саске начать делать замечания буквально всему, что происходило. Узумаки внимательно следил за выражением лица Учихи, и тот интерес, тень которого иногда проявлялась, мгновенно говорил о причастности Саске к сценам секса.
На экране были мужчины и женщины, вдвоём, втроём, вчетвером.
Они говорили о том, что актёров каждый раз ставят в одни и те же позы.
Единственный момент, когда Наруто смущался – во время минета, который брался крупным планом. Заметив это, Саске усмехался, но так же внимательно смотрел на лицо Узумаки, пытаясь угадать, что ему в этом нравится больше всего.
Куда они больше смотрели: на экран или друг на друга?
На этот вопрос было сложно ответить.
Им нравилось угадывать предпочтения друг друга, будто эта была какая-то игра, правда, до ужаса личная.
- Ты девственник, Наруто?
Тёмные глаза Саске встретились с излишне спокойным взглядом блондина. Сейчас тот казался старше, гораздо старше того возраста, который в нём виделся раньше.
- Нет.
Учиха чуть удивился но постарался этого не показывать, лишь усмехнулся и протянул:
- Тогда вы с Ино вполне сможете разыграть для меня неплохую сцену.
Наруто поморщился, это было всего мгновение, но мгновение самое важное. Которое вскрывало всё личное отношение Узумаки, которое вскрывало все его чувства.
Учиха молчал, ждал ещё какой-нибудь реакции.
- Я ещё пока не слишком понимаю важность эротизма в искусстве.
С этими словами Наруто нажал кнопку пуска и уставился в экран, уже сам комментируя происходящее.
- Посмотри, у девушки неплохая растяжка. Можно поймать хороший кадр.
Учиха махнул рукой на экран, ему было уже не интересно. Его волновало другое: мнение Наруто об Ино.
Как-то раз эта девочка, на глазах Саске выросшая в величайшую соблазнительность, сказала ему: Спрашивай у людей, как они ко мне относятся, Учиха. И если я им нравлюсь – они плохие мальчики, а если нет – хорошие. Переводя на твой язык, те, кто положит на меня глаз – трахают тебя, а тех, кто испугается моих прикосновений, трахаешь ты.
Саске понравилась эта система, хоть сейчас и было абсолютно очевидно, что Наруто будет внизу.
Блондин удивлённо смотрел на Учиху, совершенно забыв об упоминании Ино или сделав вид, что забыл.
- Ино. Как ты к ней относишься? Она тебе не нравится?
Узумаки с минуту помолчал. Он судорожно подбирал слова, потому что не понимал толком, какие отношения связывают этих двоих.
- Она мне нравится, но я её не понимаю. Наверняка она хороший друг.
Учиху разочаровано вздохнул. Вышло слишком громко, из-за чего он мысленно чертыхнулся.
Узумаки совершенно не делил людей по полу. Он совершенно не понимал, что Ино – не девушка для дружбы. Ино девушка для чего угодно, но только не для дружбы. И не углубляясь в такие подробности, можно было просто подчеркнуть, что Ино – девушка.
Разочарованный, Саске открыл очередное видео. На экране появились два гея приятной наружности с бледноватой кожей и эрегированными членами. Губы Учихи растянулись в предательской усмешке, когда он увидел, как Наруто вздрогнул от увиденного.
Не только минеты могли смутить этого мальчишку.
Учиха нарочно не перематывал видео, наслаждаясь замешательством блондина и частично наслаждаясь происходящим на экране.
К концу видео, когда возбуждение и стыд Наруто переваливал через черту, Саске протянул:
- И всё-таки молодые мальчики прекрасны.
Блондина перекосило на секунду, и по его коже поползли мурашки. Учиху это слишком забавляло, чтобы останавливаться.
- Вот в этой позе – брюнет остановил просмотр на моменте, когда тот, что повыше, брал своего партнёра снизу. – Замечательно получается.
На лице Наруто проступила краска, он с беспомощной злостью смотрел на Учиху и молчал. Он понимал, что брюнет просто издевается над ним, но дела это не меняло.
- Да ладно, расслабься. Разве ты не слышал Ино? Меня привлекают лишь те люди, которые меня любят.
Узумаки на это ничего не ответил, лишь без слов переключил видео.
- Пожалуй, я ещё не готов узнавать откровенности о твоей жизни гомосексуалиста, Учиха.

*

Сасори боялся трогать Дея весь вечер. Мир этого блондина делился на две части – на причастных и непричастных. В более крайнем варианте – на добрых и злых.
Дейдаре было двадцать, но это не значит, что с умением соблюдать пропорции к нему пришло взрослое мировоззрение.
Дейдара был ребёнком, и Сасори знал, что в этом есть виновные. Что это не сам блондин решил остаться в детстве на такой большой срок, что это не он сам придумал делить людей по такому принципу. Просто люди сами делились.
Были те, кто приносили ему боль, были те, чьих прикосновений он не боялся.
Были те, от кого он терял дар речи и способность двигаться, даже будучи двадцатилетним и достаточно мускулистым парнем. Были те, кому он изливал свою душу без остатка, в довесок отдавая и тело.
Мир Дейдары был поделён на крайности, на два цвета – чёрный и белый. То, что было серым, что никак на него не влияло, он просто не замечал. Спроси у него про человека, прошедшего мимо минуту назад – он не сможет назвать даже его пол.
Дейдара был эгоистичен к миру, но лишь оттого, что сам мир когда-то не захотел ему помочь.
Сасори знал это. Он читал всё это по движениям, взгляду, по брошенным в пустоту фразам – сам блондин никогда не говорил о своём прошлом.
Это была одна большая тайна, будто детский секрет, который ты дал клятву не рассказывать.
В такие моменты Дейдара всегда становился на несколько лет взрослее – когда тихо улыбался и говорил «Тебе совсем не обязательно знать это, Сасори. Это осталось в прошлом».
И сейчас, после той неаккуратной сцены, после этого нелепого сравнения с какой-то первокурсницей – Сасори не был уверен, что его Любовь разрешит к себе прикасаться. Нет-нет, возможно Дейдара будет умом понимать всю абсурдность положения, но боязнь прикосновений – вещь подсознательная.
В комнате повисло напряжение и висело весь вечер, и даже открытые окна не могли выветрить его.
Сасори уже тысячу раз проклял всех известных ему лесбиянок.
Дейдара молча лежал, иногда поднимаясь и черкая что-то в блокноте.
Мальчик, поделивший мир на чёрное и белое, мальчик, который боится прикосновений.
Любовь Сасори была не всепоглощающей, но достаточно сильной, чтобы не оборваться из-за психологических проблем Дейдары.
Жизнь так устроена: вначале ты сводишь свою жизнь к одному человеку, и лишь потом понимаешь, насколько этот человек необъятен. Но это всё равно. Это не важно.
Этот человек уже под твоей опекой, ты за него в ответе, ты уже часть его, а он уже часть тебя. Какая разница, какие болезни будут в вашем организме, если он, наконец-то, общий?
Дейдара посмотрел на Сасори. Его взгляд, вполне воодушевляющий и спокойный, как всегда пропитанный любовью и преданностью.
- Уже поздно. Будем ложиться спать?
Сасори поспешно кивнул. Они спали на одной кровати, и это – негласное разрешение к себе прикасаться.
Когда они завалились на постель, Дей уже смеялся над какой-то шуткой, а Сасори чувствовал явное облегчение.
Он – часть организма, такой же необходимый, как сердце или лёгкие. Его болезни, даже хронические – принимаются как данность в момент, когда их плоть срастается в первый раз.
Сасори аккуратно обнял своего мальчика сзади, стараясь быть не слишком близко, создавая только иллюзию своего присутствия.
Он просто давно уже забыл, что такое спать в одиночестве.
Он просто уже давно забыл, что такое спать без куска лёгких.

*

Переваливало за полночь, Наруто боязливо косился на часы, но вечер ему нравился. В конце концов, порнография обоим надоела, и они разбирали старые работы Учихи и курили. Точнее курил Саске, а Наруто изо всех сил сопротивлялся, вручаемым ему сигаретам.
- Суйгецу был неправ, называя тебя примерным мальчиком. В тебе есть немало тараканов, которые и меня сведут с ума. Но твои чертовы повадки выдают в тебе хорошее воспитание, - чертыхнулся Учиха, затягиваясь.
Наруто пожал плечами и лишь продолжил строить домик из спичек на подоконнике.
- Саске… мне бы домой надо.
Учиха удивлённо взглянул на мальчика с пронзительными глазами. Но тот казался далеко не мальчиком при приглушенном свете. В нем была жизнь, проступающая через каждую пору тела. В нём чувствовался мужчина.
- В два метро закрывается.
- Я вызову тебе такси.
Наруто кивнул, вспомнив, что он в гостях у Учихи Саске, который может заказывать такси даже для поездки в академию, которая находится через дорогу.
- Или можешь остаться у меня.
Узумаки беспомощно посмотрел вверх, на точеное лицо брюнета, лицо, которое притягивало к себе взгляд, но было слишком отрешенным и пропитанным насмешкой. Этому лицу, Наруто знал, нельзя было верить. И он весь вечер боялся, боялся именно этой фразы.
Саске увидел страх на радужных оболочках блондина. Страх пронизывал каждый штрих голубизны, страх переполнял зрачки. У Учихи стало на секунду тяжело на душе. Это давящее ощущение съедало его изнутри каждый раз, когда он натыкался на подобный взгляд.
Этот мальчик всё-таки слишком маленький, этот мальчик боится, что его изнасилуют. Этот мальчик боится чужих прикосновений. Этот мальчик не из его мира.
- Боже мой, не смотри на меня так. Не смотри, черт побери, на меня как на маньяка, который уже привязал тебя к кровати. Не смотри на меня так.
Учиха, раздражённый, соскочил с подоконника.
Ему не нравилось всё – заваленная комната, запах табака, который он ненавидел, когда выкурит достаточно сигарет, промозглость воздуха из-за открытого окна. Он ненавидел всё. Абсолютно всё. Но больше всего ему не нравился этот мальчишка, этот самый мальчишка, который не оценил, совершенно не оценил всей той откровенности и открытости, которой предался Саске из-за большой к нему симпатии.
Чертовы люди, чертовы мальчики, не умеющие смотреть на него. Не умеющие его видеть.
Он стоял спиной к Наруто и пытался успокоиться.
Срываться на Узумаки за вещи, которые он даже не понимает – последнее дело.
- Я мог бы постелить тебе на полу. Или себе на полу. Но если хочешь, то мы вызовем такси, и тебя довезут до твоей кровати.
Наруто чувствовал, что Саске напрягся, причем напрягся как никогда раньше.
Узумаки слишком мало его знал. Слишком много его было в голове, но так мало было каких-нибудь конкретных фактов. Проверенных.
Ино, девочка, которая его целовала, она наверняка изучила всего Учиху.
Она наверняка препарировала его душу и сердце несколько лет подряд.
- Прости, Саске. Я все испортил. Вечер был прекрасным, честное слово, я никогда не проводил время так.
Учиха повернулся к Наруто и готов был завыть от безысходности.
Каким открытым, живым и настоящим он был! Этот человек!
Саске сводила с ума эта непорочность, этот человек «извне», который ещё не погрузился в его мир и чей свет всё ещё был ярким.
- Вызови, пожалуйста, такси.
Учиха кивнул. Они выпили ещё по кружке чая, пока такси ехало.
Кажется, буря стихла, но её приметы всё ещё витали в воздухе.
Наруто, улыбаясь, закрыл дверь, и Саске из окна видел, как тот садиться в машину.
Сегодня ночью он не собирался спать. Он позвонил Ино. Девушка была сонной, но явно не спала.
- Ино. Приходи ко мне.
- Учиха, сейчас три часа ночи, у меня слишком много дел, чтобы плевать с тобой в потолок.
- Я не прошу тебя плевать со мной в потолок. Приходи ко мне и раскритикуй все мои работы. Прожги весь подоконник. Да делай что угодно, только не заставляй меня всю ночь сидеть в одиночестве.
- Саске… ты сошёл с ума. Честное слово, ты сошёл с ума.
Девушка засмеялась. Он уже слышал, как она шелестит одеждой.

*

Sui.

Она попалась мне на глаза случайно. В главном коридоре она сидела на одной из скамеек и опиралась спиной на стенку. Вся её поза была пропитана усталостью, невнимательностью. Каждое её движение было будто отдельным чувством, а тело – целым рассказом. Это сразу бросалось в глаза, возможно, именно поэтому я и заметил её.
- Ино-Ино-о-о, - протянул я, присаживаясь рядом. Её имя было слишком просто для неё. Ты успеешь произнести его несколько раз, пока она повернёт голову в твою сторону и вопросительно посмотрит.
- О, ты тот мальчик, которому нужна была абстракция.
Она почти натурально удивилась. Но там – в глубине зрачков отчётливо читается безразличие. Такое, что отпугивает и обижает людей.
- Я передавал тебе записку со своим именем и номером телефона.
Ино на секунду задумалась, припоминания. Безупречная игра безупречной девушки. Она отлично набивает себе цену.
- Возможно. Всего не упомнишь.
Она пожала плечами. Плечами, которые облегал молочный шёлк блузки, настолько тонкий, что казалось, кожа совсем близко.
Ты коснёшься и почувствуешь тепло. Настоящее. Живое. Человеческое тепло.
От этой девушки, выставляющей себя на показ, которая кажется вовсе не человеком, а какой-то выдумкой.
- Не важно. Через пару дней я тебе передам. Зрительная память меня ещё не подводила…
Не важно.
Ей всё не важно – она устала.
Девочка, как тебя терпит этот мир?
Девочка, как ты сама терпишь этот мир?
- От чего ты такая уставшая? – это что-то вроде банальной вежливости, но где-то внутри уже просыпается ревность.
- Бессонная ночь с Саске.
Кажется, по моему лицу явно проскользнуло недовольство, на что она лишь усмехнулась.
- Бессонная ночь с разбитым Саске.
Моё удивление было настолько очевидно, а её откровенность настолько неожиданной, что разговор сам собой стал до ужаса личным.
- Разбитый Учиха?
- У него такое бывает. Да и у всех такое бывает. Но не у всех есть я.
Я усмехаюсь и молчу. Мне нравится эта пауза и мне нравится эта девушка. Я бы с удовольствием просидел с ней ещё пару часов в этой благоговейной тишине, но мне не нравится быть настолько очевидным. Я еле заметно касаюсь её руки, поднимаюсь и, кинув на прощение «пока», ухожу от светловолосой девочки-лесбиянки.
Лесбиянки, чёрт возьми.

*

D.

Мы сидели в одном из «наших» кабинетов. Том самом, который находился в нерабочем состоянии, и в который мало кто заходил. Мы нашли его ещё в конце прошлого года и к сессии готовились именно здесь. Тишина, покой, неплохое освещение и много места. Если присмотреться, можно было заметить, что все полки были забиты нашими вещами.
Вряд ли кому-то ещё приходила такая удача.
У нас всюду были свои мирки – мы разбивали их везде, где проводили много времени. Общежитие, училище, даже в забегаловках у нас были излюбленные столики.
Кто-то скажет – замкнутый круг. Но это не то, это не так. Это – подобие дома. Места, которые нам нравятся, становятся кусками нашей души и за каждым закреплено что-то особенное, своё.
Мы поставили посреди класса бюст Аполлона, ещё пара скульптур стояла вдоль стены.
Это была скульптура бога, а истинный Бог сейчас смотрел на неё своим пронзительно-коньячным взглядом.
Истинный Бог был здесь – передо мной. И он был прекрасней любого другого бога, вырезанного в мраморе.
Сасори всматривался в скульптуру, в игру света-тени, пытался найти неуловимую грань, перейдя через которую плоть из камня уже не становится такой холодной. Его внимательный взгляд был обращен не на меня, и я почти ревновал.
Сасори любил две вещи – меня и искусство.
Иногда мне было немного страшно, ведь искусства было гораздо больше, чем меня.
Я совсем крошечный на фоне мировой культуры, я лишь жалкая пародия на творца, которые всего себя без остатка отдаёт в чужие руки. Если начинает доверять, то доверяет полностью.
Как ребёнок.
Я вкидываю голову вверх. На секунду все мысли перемешиваются, не в силах удержать ни одну из них, я прихожу в бездумие.
Смотрю вперёд, на Сасори. Он красивый и задумчивый, он глубоко в себе и в этом боге – судорожно вымеряет пропорции.
В одно движение отодвигается от мольберта: руки беспомощно опускаются, пренебрежение, сквозящее через каждый жест, глаза закрываются на секунду, голова чуть наклоняет вперёд.
Он как кукла на шарнирах, только движения его гораздо красивее. Они так же ломки и резки, но окутаны грацией, которой никогда не овладеть бездушному существу.
Я любуюсь Сасори, ведь он действительно красив. Как могут быть красивы только любимые люди, когда каждый их жест замечен тобой.
- Что-то у меня совершенно не получается вымерить соотношение, - задумчиво протянул Сасори. Я усмехнулся, развалился на стуле, вновь возвращаясь в реальность, замечая пыльный пол, заляпанные окна.
- Подойди поближе, рассмотри всё внимательно.
Сасори кивает и мягкой, почти кошачьей походкой приближается к скульптуре.
- Ты знаешь, что такое красота, Дей?
Он протягивает каждое слово с особой интонацией, так что мурашки бегут по коже, а дыхание замирает. Он пробует каждый звук на вкус, а ты будто видишь, как он аккуратно прикасается языком к слогам.
- Нет, стой! Не отвечай! Я тебе сейчас покажу…
Я внимательно слежу за каждым его движением. Сасори усмехается, улыбается широкой, слишком широкой для него улыбкой, потом лицо его приобретает болезненно-трогательное выражение, он склоняется над лицом античного бог. Мой Бог всего в паре сантиметров от того создания, которому поклонялись тысячи людей много веков назад.
Но, чёрт возьми, я не сомневаюсь, что Сасори занял бы пьедестал бога, родись он в ту эпоху, и пусть будет проклят тот человек, который посмел бы ему не поклоняться.
Сасори целовал античность. Сасори, чья бледность была сравнима с тем мрамором, которого касались его губы, предавался богу, изменял мне на моих глазах с этим кумиром прошлого.
Сасори был прекрасен.
Его алые губы, его коньячные глаза, его терракотовые волосы. Он пылал цветом, жизнью, молодостью, красотой… Жизнь, запечатленная в мраморе под рукой даже самого искусного мастера, не могла превзойти этой яркости, цветности, чувственности.
Сасори игрался, улыбался, усмехался и продолжал целовать мраморного бога. Пытался быть серьёзным, пытался возбуждать своими губами охладевшее существо.
Это выглядело потрясающе, он сам был потрясающим.
Сасори оторвал свои губы от мраморного изваянья и ожидающе на меня посмотрел.
Я захлопал, откидываясь на спинку стула, улыбаясь, всё ещё очарованный произошедшим.
- Ты самый красивый мальчик, которого я видел, - хотелось сказать мне.
Но с языка срывалось только:
- Раньше они ни черта не знали о том, как должен выглядеть настоящий Бог.

@темы: Ино, Дейдара, Сасори, фэмслеш, кинк, эротика, миди, психология, гет, Наруто, романтика, Саске, Карин, слеш, фанфики по "Naruto", Суйгецу, Орочимару, ангст

---

Иллюзия удалась. Город тебя забрал.

Название: Иллюзия удалась.
Автор: Dina)
Бета: Юринэ.
Фэндом: No 6.
Персонажи: Шион/Нэдзуми.
Жанры: романтика, драма.
Предупреждение: POV Шион.
Размер: драббл.
Статус: закончен.
Саммари: Очертя голову бежать на звук его голоса.

Название: Город тебя забрал.
Предупреждения: POV Нэдзуми.
Саммари: Безумный смех над руинами города, отобравшего у него самое важное.

Иллюзия удалась.

Иллюзия удалась.

За те три года бесконечных поисков, бессонных ночей, когда просыпаешься от тревожных снов, чувствуя в глазах слёзы, я перестал доверять себе.
Мои глаза в каждом силуэте видят твою фигуру. Мне кажется, будто меня преследует твой взгляд, следит за мной из-за угла в только-только отстроенном центре. Случайных мышей я принимаю за твоих любимцев – я бегаю за ними по всему городу, из раза в раз надеясь, что вот-вот появишься ты.
И не будешь объясняться, а просто обнимешь меня покрепче. Я тогда забуду про то, сколько времени прошло, я буду упиваться твоим до боли знакомым запахом и, всё ещё не веря собственным глазам, ощупывать твоё лицо.
Когда чувствуешь патологическую неспособность не думать о тебе, когда осознаешь собственное безрассудство, – перестаешь реагировать на мир.
Мир неинтересен без тебя, красота пейзажей кажется пустышкой, картины заката объединяют слишком много чувств.
Между этими двумя крайностями я предпочёл отрешенность. Сонную ненаблюдательность и бездумность, которую с виду можно принять за мечтательность.
Я запретил себе думать о тебе. О тебе помнит лишь моё подсознание.
Иногда оно подкидывает ночами твой удаляющийся силуэт, твои пропитанные прикосновениями ветра волосы.
Я выпиваю таблетку снотворного, когда проснусь, чтобы до утра не думать вообще ни о чем.
Мне надо строить город, строить мечту за нас двоих - я хочу, чтобы это было то место, куда ты хочешь вернуться.
Иногда меня бросает в дрожь от осознания, что для меня ты умер. Я вспоминаю тебя как невозвратимое прошлое, а иногда, вскинув голову к небу, говорю: «Смотри, Нэдзуми, этот город построен для тебя».
Будто Нэдзуми уже нет в этом мире и место ему – на небе, которое последнее время такое безоблачное…
Когда я срываюсь и всё же думаю о тебе, – всё доходит до депрессий. Я настолько глубоко ухожу в себя, зарываюсь всем разумом в воспоминания, что уже всё, кроме тебя, становится неважным.
Я вычёркиваю тебя из своей жизни, а когда не получается – горько плачу.
Как сейчас.
Я стою посреди улицы, и мне чудится, что ты поёшь. Где-то рядом. Кажется, стоит завернуть за угол – а там уже ты.
Я еле сдерживаю этот порыв, я еле сдерживаю слёзы.
Я чувствую ту тупую боль, что разливается по телу, когда за углом никого не оказывается.
Я замираю, я набираюсь смелости.
Долго ты будешь попадаться в ловушки собственной памяти?..
Долго ты ещё будешь предаваться воспоминаниям?..
Такие избитые фразы.
Я отчётливо слышу твою песню, и, если это не ты, а кто-то другой, какой-то скитающийся по пригородам музыкант, – я вытрясу весь кошелёк и попрошу петь для меня.
Я заворачиваю за угол, как сворачивал на разных улицах в переулки уже тысячу раз.
Я слышу, как сердце бьётся в ушах, и уже становится больно.
Как снова, чёрт побери, становится больно.
Но это не иллюзия – за углом действительно музыкант.
У него твои руки и твоё телосложение.
Я беспомощно замираю.
Я глотаю слёзы и комки собственной горечи.
Незнакомец поворачивается и оказывается тобой.
Если это галлюцинация – она чертовски правдоподобна.
Я срываюсь и подбегаю ближе – рассмотреть. Прикоснуться. Прочувствовать.
Кто это: ты или твоя жалкая пародия?..
Ты замираешь, смотришь на меня снисходительно-добродушно, а где-то в зрачках, возможно, трепещет любовь.
Такое глупое-глупое чувство…
Я разрываюсь от удивления, радости и непомерной горечи. Я бросаюсь тебе на шею и захлёбываюсь в обиде, безуспешно повторяя: «Где ты был? Почему ты ушёл? Почему ты бросил меня?!»
Ты крепко меня обнимаешь, как должны обнимать дорогого человека, который наконец-то рядом.
Ты пахнешь воспоминаниями, ты пахнешь тем самым Нэдзуми, который бросил меня три года назад…
Я люблю тебя. Боже, как я люблю тебя.

- Шион?
Я открываю глаза, и по ним ударяет ослепительно яркий свет. Холодный и отчуждённый. Полный реальности.
Я вытираю со щёк слёзы и оборачиваюсь. Миловидная девочка, по имени Юкио, беспокойно на меня смотрит.
- Иллюзия удалась?
Я поспешно киваю, зажмурившись.
- Всё было действительно прекрасно. Хочу поздравить нас с успешной работой, - я аккуратно снимаю с головы тонкий ободок и слезаю с безукоризненно белой кушетки.
Вокруг был только белый – мы находились в лаборатории. Её розовые губы прямо-таки бросаются в глаза.
- Но вы уверены, что не стоит выводить иллюзию на экран? Так было бы гораздо удобней первое время… мы бы контролировали процесс полностью.
Я категорично мотнул головой, накидывая халат и подходя к приборной доске.
- Мечты людей – слишком личное, чтобы выводить это на экраны. Давайте будем гуманными.
Девочка посмотрела на меня с некоторым непониманием, но потом улыбнулась. Она была такой молодой…
Как мы когда-то.
Да-да, ты, Нэдзуми, наблюдающий за мной с неба.
Я был загнан в угол. Я был загнан в угол так же, как полгорода, оставшиеся без близких, без домов…
Мы не могли ничего поделать!
Моими руками создано средство для воплощения грез.
Прости меня, Нэдзуми…
Прости, что я предал все твои мечты о лучшем мире.
Прости мне всю мою эгоистичность…
- Шион?
Я чувствовал, как щёки обжигают слёзы.
Я всё ещё не научился сдерживать мою любовь к тебе.
- Шион, что с вами?
- Ничего, покажи мне настройки, я думаю, что стоит немного подправить органы чувств…
Девочка беспокойно смотрела на меня. Недоверчиво.
- Всё в порядке, просто мы создали… чудесную машину, - слёзы хлынули из глаз с ещё большей силой.
Ты простишь меня за это?..

Город тебя забрал.

Город тебя забрал.

Шестая зона, чёртов город, воплощение идеальности…
Добропорядочность, лаконичность в каждой постройке и вдолбленная жителям мысль: «лучше этого города места нет». На целой земле.
Которое я бы так сильно ненавидел и чьих жителей так отчаянно бы любил.
Жителя.
Твой профиль повторяют облака на небе, они словно нашёптывают мне: «только попробуй забыть».
А я и не пытался.
Шестая зона: есть ли что-то противоречивей?
В своей разрушенности теперь этот город – воплощение надежды. Символ того, что будет лучше. Когда-нибудь будет гораздо лучше.
Не создадут ли здесь очередную утопию?..
Плевать.
Твой силуэт на фоне заката, я ведь обещал не оглядываться…
Ночами мне снится, что я не ухожу, а возвращаюсь. Ты принимаешь меня в свои объятия, а я впервые чувствую, что кому-то нужен.
Среди этих развалин – где-то есть ты. Ты строишь новый город, ты смотришь на небо и искренне веришь, что я вернусь. Я надеюсь, что всё именно так.
Ты в окружении тех, кто желает лучшей жизни. Половина Западного района покинула свои лачуги в попытке воздвигнуть собственный город. Они сейчас преисполнены мечтаний, и здравый смысл окончательно выбит из головы.
Но я – не с ними. Я не хочу участвовать в этом цирке, я желал бы будущего с тобой, но это неисполнимо.
Сказки заканчиваются. Люди покидают друг друга, потому что так надо.
Потому что так лучше для каждого.
Наверное.
С тобой ко мне приходило спокойствие, а в твоё отсутствие я переполнялся страхом. Я боялся потерять тебя и чувствовал собственную уязвимость.
Сейчас всё проще: я всего лишь знаю, что с тобой всё хорошо.
Этого вполне достаточно.
Руины этого города, города, который отобрал у меня самое важное.
Они… так красивы в ломанности линей.
Почему ты не пошёл за мной, чёрт возьми, почему?!
Мы бы построили собственный мир.
У нас был этот мир – он был прекрасен в своей обособленности.
Почему ты не захотел остаться?..
Ты выбрал город. Ты предал меня. Город тебя забрал.
Я остался один с болезненным ощущением, что так всё и должно было быть.
Другого исхода не существует.
Счастливые концы – слишком противоестественно.
Господи, скажи, что ты всё ещё вспоминаешь меня.
Скажи, что среди ночи просыпаешься от мучительных воспоминаний и снов, смешанных с реальностью.
Пожалуйста, скажи, что любишь меня.
С губ срывается смешок.
Истеричный и хриплый.
Ты мог остановить меня словом. Ты мог пойти со мной. Мы могли стать картиной на фоне заходящего солнца, недвижные, и пусть на одном месте, но навечно остались бы вместе.
Ты – где-то неподалёку. Я – осторожно скрываюсь, боюсь каждого шороха. Смеюсь на развалинах города над собственной жизнью. Смеюсь на развалинах города, отобравшего у меня всё.

@темы: драббл, слеш, фанфики мультифэндом, ангст, драма

---

Самая дорогая тебе девочка.

Название: Самая дорогая тебе девочка.
Автор: Dina.
Бета: Юрине.
Фэндом: K project.
Персонажи: Красный Король/Анна, Тоцука.
Жанры: драма, ангст.
Предупреждение: POV, спойлеры.
Размер: драббл.
Статус: закончен.
Саммари: Эта девочка… Она никогда тебя не бросит. Она не позволит себе умереть, пока ты в ней нуждаешься.

***

Восхитительный красный цвет всегда выделит тебя из толпы. Он окутает тебя ярким оттенком, заберёт в свои объятия и поглотит. Ты пропитаешься им насквозь: начнётся всё с пальцев, а после и твоё сердце уже будет уже облизано красными языками.
Взгляды сверху внизу порой утомляют, а иногда доводят до паники, когда хочется куда-нибудь спрятаться и забыть о собственной беспомощности.
Я кидаю на стол четыре шарика. На столе – карта города. Шарики – твоего огненно-красного оттенка.
Я вижу каждый твой шаг, я знаю каждую твою мысль. Я хочу принадлежать тебе полностью и чтобы ты так же всецело принадлежал мне.
Пожалуйста, мой Король, будьте добры к своим подданным.
Тебя все так любят, но это не важно. Самое главное – я люблю тебя сильнее. Каждая моя мысль о тебе, и каждый мой вздох – за тебя.
Ты чувствуешь моё присутствие?
Ты сворачиваешь в переулок, там покупаешь мне шоколад. Потом ждёшь в чужом баре встречи со знакомым.
Ты весь день шляешься по городу и так редко берёшь меня с собой.
Почему? Ты не хочешь, чтобы я была к тебе ближе?
Мы выглядим восхитительно: маленькая девочка в красивом платье и Красный Король, пылающий цветом. Я прячусь за твоей спиной, ты держишь меня за руку, я сжимаю твои пальцы сильнее, когда чувствую вражеское присутствие.
Я – твоя правая рука. Я – твоя отдушина.
Я – любовь всей твоей жизни.
Когда я закрываю глаза, я слышу твоё дыхание. Оно неровно, слегка хрипло. Ты вечно раздражен или взволнован: эти эмоции для тебя мало различимы.
Ты причиняешь людям боль, но не выносишь, когда боль причиняют тебе.
- Принцесса?
Твой голос раздаётся в моей голове – он спокоен и чуть нежен. Ты в этот момент улыбаешься.
- Я только что видел красивое красное платье.
Я молчу, потому что я не Король – я не могу посылать свои мысли.
- Мы потом с тобой обязательно сходим и купим его.
Я чуть улыбаюсь. Скупость моих эмоций – от невыносимой к тебе любви. Всё прочее становится неважным, когда есть столь сильное чувство.
- Принцесса, скоро обещают снег.
- Ты ведь его не любишь, да?
Ты усмехаешься. Ты так приятно смеёшься.
Я люблю каждую твою эмоцию.

Вечером мы пьём чай в баре. Точнее, я пью чай, а ты пьёшь что-нибудь покрепче и никогда не даёшь мне пробовать. У нас весело: тут так много людей, которые тебя любят, и всем становится легко и радостно от одного твоего присутствия.
Я сижу рядом с тобой – это моё законное место.
В девять часов ты поднимаешься и берёшь меня за руку – в баре всё так же шумно, но ты говоришь, что мне пора спать.

Когда мы идём по улице ночью, я ужасно боюсь тёмных углов. Я впиваюсь тебе в пальцы своими маленькими ручками, а ты успокаивающе улыбаешься. Ты всегда тёплый.
Ты даруешь мне своё тепло лёгким прикосновением к носу. Ты аккуратно касаешься кончика, а с твоего пальца словно соскальзывает маленький огонёк, и по телу разливается теплота.

Я люблю лежать рядом с тобой – мы в такие моменты обычно молчим. Иногда ты нашёптываешь мне в мыслях какую-нибудь забавную историю. Но эти слова не нужны мне, чтобы понимать тебя.
Я становлюсь частью тебя, всепонимающей частью.
Ты ценишь меня за этот недетский взгляд.
Ты гордишься мной, когда я раскидываю камни твоего оттенка.
Ты любуешься мной, когда я смотрю на линию, где красный окрашивает небо.

Однажды ты пришёл домой поздно, задержавшись в баре.
Твое лицо стало пепельно-белым, а пальцы похолодели. Я помню, как я испугалась, увидев тебя.
Ты подошёл ближе, лёг, положив голову ко мне на колени, и по твоим щекам покатились слёзы.
Ты молчал, лишь иногда сглатывал комок в горле, пытался начать объяснение…
Я гладила тебя по голове.
Я всё прекрасно знала.
Сегодня была памятная дата – год с того вечера, как умер Тоцука.
Ты любил его иначе, чем меня. Ты любил его всей своей сущностью.
То была истинная скорбь, окутавшая твоё лицо.
То была бесконечная печаль по лучшему человеку.
Тоцука был мёртв. Иногда тебе снились кошмары, где он снова и снова умирал…
У тебя осталась только я.
Я, самая дорогая тебе девочка.
Девочка, на коленях которой ты, Красный Король, плакал.
Эта девочка… Она никогда тебя не бросит. Она не позволит себе умереть, пока ты в ней нуждаешься.
Она будет и дальше следить за каждым твоим шагам и греть в твоих ладонях свои руки.

@темы: драббл, гет, фанфики мультифэндом, ангст, драма

---

Obsession. Глава 3.

Название: Obsession.
Автор: Dina)
Бета: Milli Tsukiko.
Жанр: слеш, фэмслеш, эротика, ангст, философия, повседневность.
Персонажи: Саске/Наруто, Сасори/Дейдара, Ино, Карин, Суйгецу, Орочимару.
Дисклаймер: М. Кишимото.
Рейтинг: NC-17.
Предупреждения: кинк, гомосексуалы на каждом углу, фетишизм.
Размер: миди.
Рейтинг: NC-17.
Статус: в процессе.
Содержание: Это было поистине впечатляющее зрелище – их сплетающиеся языки, разомкнутые губы и вся эта откровенность, вся эта эротичность, которая должна оставаться за стенами одной комнаты.
От автора: Указаны не все пейринги в попытке сохранить интригу.

***

Глава 3.

- Наруто!
Я, услышав знакомый голос, обернулся, и с удивлением увидел у себя за спиной Саске с какой-то девушкой.
То была блондинка с пронзительно-голубыми глазами и губами, расплывшимися в усмешке, подобной учиховской.
Она помахала и поманила к себе. Саске стоял в ожидании.
Я пересёк коридор, переполненный народом из-за первого перерыва, и подошёл к ним.
- Привет, Наруто… у меня к тебе просьба…
Как всегда спокойную речь Учихи прервала девушка, якобы незаметно ткнув его в бок локтём.
Саске поморщился, закинув руку на плечо девушки и еле заметно придавив её шею.
- Это Ино Ямонако.
Мы с Учихой обменялись насмешливыми взглядами от осознания, что эта девушка уже мне знакома.
- Она моя старая подруга. А это Наруто…
- Узумаки, - тут же сказал я, не рассчитывая, что Учиха знает мою фамилию.
- С ним мы учимся в одной группе.
Девушка кивнула, протянув руку для рукопожатия. Я еле сжал её пальцы, чуть смущённый и растерянный и отчаянно желающий уже перейти к делу.
- Нам нужны некоторые фотографии. Я решил, что ты можешь нам помочь.
Я выжидающе смотрел на Саске.
- Один из кабинетов свободен. Там неплохое освещение. Съёмка займёт не больше перерыва.
- Я не прочь была прогулять пару и сделать всё в коридоре, но Учиха был против.
Голос девушки оказался каким-то слащаво-наигранным, из-за чего я невольно поморщился.
Я не мог понять, что и перед кем она пыталась разыграть.
- Так ты не занят на этом перерыве?
Я поспешно кивнул, а Учиха уже ушёл на пару шагов вперёд.
Ино догнала и вцепилась ему в руку своими тонкими пальцами.
Что-то меня в ней раздражало, но я не мог понять что.
Была она как будто соткана из одной большой и красивой выдумки.

*

- Де-е-ей, - протянул Сасори, валяясь на кровати.
Сегодня они твёрдо решили не идти на первую пару.
Блондин выглянул из-за дверцы шкафа, в котором копался последние пятнадцать минут, показав, что внимательно слушает.
- Ты помнишь, мы с тобой как-то опаздывали на пару, и там… две девушки целовались в коридоре?
Дейдара удивлённо вздёрнул брови, всем своим видом показывая, что ему не нравится этот разговор.
- Ну, помнишь?
- Да, я помню. Ближе к делу.
Сасори раздражённо усмехнулся и сбросил с себя одеяло.
- Одна из них была блондинкой. Кажется, первокурсница.
Дейдара закончил своё занятие и теперь внимательно смотрел на Сасори.
- И она ужасно похожа на тебя, - заключил красноволосый.
Повисла напряжённая тишина, въедавшаяся своим отвратительным звоном в самую глубь сознания.
- И что ты этим хотел сказать?
- Ничего. Просто… похожа.
- С каких это пор ты смотришь на девушек?
- А ты часто видишь, как они целуются посреди пары на скамейке напротив нашей аудитории?
Сасори засмеялся.
Дейдара сел на корточки возле кровати, наклонившись к самому лицу своей любви.
- Мне только что было больно.
-Что? – Сасори удивлённо уставился на блондина.
- Мне только что было больно это слышать.
- Что за чушь, Дей…
- Это ты у нас мастер до боли. А мне она не нравится. Точнее... в общем, мне было неприятно.
- Господи, да это же какая-то девчонка! Не морочь себе голову раньше времени!
Сасори чуть приподнялся, из-за чего расстояния между их лицами практически не осталось.
Вместо страсти появлялось напряжение. Вместо желания – страх.
Испепеляющий взгляд голубых глаз пробирался под кожу.
- Я просто сказал тебе о своём чувстве. Мне было неприятно в эту секунду.
Дейдара поднялся, первой попавшейся резинкой завязал волосы в пучок и начал стягивать с себя спальную одежду.
- Посмотри на меня, Сасори. Посмотри и скажи, что ты меня любишь.
Красноволосый встал. Раздражение пропитывало каждый его жест.
Раздражение и беспомощность.
- Я люблю тебя.
Между их телами опять остались считанные миллиметры.
Между душами – целые пропасти.
Сасори накинул куртку на плечи.
- Я прогуляться.
Дверь приоткрылась.
- Я, честно, не хотел делать тебе больно.
Замок щёлкнул, оповещая о том, что в комнате стало на одного человека меньше.

*

Пустая аудитория была явно заброшенной. Эхо отражалась от стен, но освещение было действительно хорошим. Огромные окна, из которых струилось утреннее солнце. Мягкий свет сверху.
- Почему в этой аудитории нет занятий?
- Здесь что-то с вентиляцией. Большими группами невозможно сидеть.
Голос Ино внезапно поменял оттенок – стал мягким, приятным и практически искренним.
Мне оставалось только удивляться этой странной девушке.
Учиха был молчалив и безэмоционален.
Лишь иногда я видел в нём проблески участия от её прикосновений.
- Для работы нам нужны фотографии. Точнее, мне.
Она подала зеркалку, которая всё это время висела на её шее, но я не замечал.
- Что-то вроде «открытый поцелуй». Достали эти соприкасающиеся губы. В конце концов, в поцелуе самое важное – язык. Я очень ярко представляю себе эту картину, но мне нужна натура. К сожалению, целовать Учиху и рисовать одновременно я не могу.
Ино засмеялась, а я, чуть напряжённый, выдавил из себя:
- А пыталась?
Ямонако продолжала смеяться, и ломанность в моём голосе, кажется, не заметил даже Учиха. Саске подошёл к Ино, и они встали у одной из стен.
- Твоя задача – фотографировать как можно больше. И, наверное, с разных ракурсов. Но я думаю, проблем не возникнет, в конце концов, чутьё на прекрасное у тебя должно быть развито.
Учиха смотрел на девушку с болезненным равнодушием. Слишком устало для начала дня.
- Ты понял, Наруто?
Я кивнул, и Ино подошла к Саске ближе.
Он держал её за талию, слегка нагибаясь, чтобы дотянуться до губ. Их языки сплетались в причудливые формы, иногда случайно касаясь губ, иногда с силой проникая в чужой рот.
Лишь с третьей секунды я понял, что надо снимать.
Звук снимков путал мой и так сбитый с толку рассудок. Внутри рождалось странное ощущение.
Это было поистине впечатляющее зрелище – их сплетающиеся языки, разомкнутые губы и вся эта откровенность, вся эта эротичность, которая должна оставаться за стенами одной комнаты.
Ино была спокойной и ловкой, лишь слегка её ресницы подрагивали от наслаждения, и она чуть ближе прижималась к Саске.
Учиха был возбуждён, но до той черты, до которой приемлемо возбуждаться при поцелуе. Его руки беспорядочно шарили по телу девушки, но лицо оставалось холодно-спокойным. Я был уверен, что его руки двигаются сами по себе, так же, как и язык.
В конце концов, я действительно залюбовался тем, как они пробуют друг друга на вкус, искусно вытягивают друг из друга всё желание и задыхаются в полуоргазмах и от недостатка воздуха.
Внутри меня разрывало странное ощущение того, что я не должен был этого видеть.
Просыпалось тугое, болезненное осознание, бьющееся где-то между лёгких сожаление.
Чёрт возьми, это, наверное, безумно приятно – вот так вот целоваться.
Я не переставал нажимать на кнопку съёмки, и наверняка лишь это отрывало меня от того, чтобы полностью сосредоточиться на своих чувствах.
Лучше про них вообще не думать.
Их страсть заразительна – вот в чём причина. Они делают это так, что хочется оторвать их друг от друга и начать целовать.
Но кого?
Обоих?
Одновременно?
Мои руки на секунду дрогнули от смешка.
Язвительно-иронического смешка.
Ино оторвалась от Саске первая, глубоко вдохнув, будто всё это время провела под водой.
- Это было классно, Учиха, это было чертовски классно,- протянула она, отступая от Саске на шаг. – Я даже немного пожалела, что я не твоя девушка.
Ино посмотрела на меня, и на секунду на её лице проскользнуло что-то мне непонятное. Это выражение появилось лишь на мгновение, поэтому, когда она сделала шаг, чтобы забрать фотоаппарат, Ино снова выглядела странной девочкой с меняющимся голосом и приятной улыбкой.
- Лучше бы порадовалась, что я откликаюсь на твои сумасшедшие просьбы.
- Мы будем повторять, если мне не понравятся фотографии, - не терпя никаких пререканий, сказала девушка, просматривая фотографии.
Я уже не помнил, что я пытался снять. И что снимал. И как снимал.
Всё было как в тумане, и я прятал дрожащие руки.
- А мне нравится. Кажется, неплохо получилось.
Ино посмотрела на меня и улыбнулась ещё шире. Я ответил ей улыбкой, но чувствовал какую-то собственную несостоятельность, ненужность, в конце концов, мне казалось, что я просто оказался не в то время не в том месте.
- Если на тебя произвело это впечатление, то я советую привыкать, в конце концов, нам скоро работать с натурщицами и не все они старые девы, - протянул Саске, по-дружески положив мне руку на плечо. Я вздрогнул от этого нежеланного прикосновения и оказался в полном замешательстве.
- Саске, мне кажется, ты перебарщиваешь. На нём же лица нет. Я не думала, что в твоём окружении есть хоть кто-то, на кого поцелуи производят такое впечатление…
- Да нет же, Ино! Просто… это было действительно очень круто, - сказал я, пытаясь разбить образ пай-мальчика, нещадно навязанный тем блондином.
Учиха довольно усмехнулся, принимая достойный комплимент.
- Саске, а поцелуй меня ещё раз, а? – слащаво протянула Ино, вновь призывая брюнета к объятиям.
- Отстань, грёбаная нимфоманка, - Учиха перехватил её руки, но и в этих прикосновениях было что-то из серии жестов «для особых людей». Казалось, каждое их слово, каждое их касание друг друга – всё было каким-то исключительным, необычным, невероятно притягательным.
- Можешь приходить, когда снова полюбишь меня, - Саске усмехнулся и отпустил руки. Теперь Ино сама от него отходила.
- Да-да, Наруто, бойся его. У него болезненное самолюбие и нарциссизм. Он просто тащится от людей, которые его любят.
Учиха устало вздохнул, но её было уже не остановить – протяжные и слащавые речи полились из уст блондинки, и нам оставалось только усмехаться.
Когда мы выходили из аудитории, я поймал себя на мысли, что мне начинает нравиться эта девушка, а о своих ощущениях от произошедшего я старался не думать.

*

Sui

Как я и надеялся – я смог найти Ямонако Ино и без расспросов каких-нибудь других первокурсников. В столовой сидела только одна натуральная блондинка с покусанными губами и хорошей фигурой. Конечно, существовал какой-то небольшой процент, что это не та девушка, но я был более чем уверен, что Учиха не стал бы говорить так мало, если бы она настолько явно не бросалась в глаза.
- О чём ты думаешь, принцесса? – спросил я, подсаживаясь к ней за стол. Напротив неё стояли только кружка с кофе и куча сложенных в разные фигурки салфеток.
- О грустном мальчике.
Она подняла на меня глаза. Её взгляд казался глубоким и потрясающе пронзительным. Брови сложились в выражение какого-то сожаления, а на всём лице на пару секунду появился отпечаток болезненной чувственности.
- Да? И что же это за грустный мальчик?
Мне нравилась эта девушка. Она была пропитана внутренней мягкостью и всепониманием, а сверху покрыта женственностью и эротизмом.
- Кажется, кто-то неудачно влюбился. Мне всегда грустно смотреть на такое… - протянула она. Потом усмехнулась какой-то своей мысли.
- На твоих глазах когда-нибудь целовался любимый человек с другим?
- Кажется, попахивает драмой. Мне, честно, очень жаль. Но я не проникаюсь, у меня не было любимых людей, которые тем более целовались бы на моих глазах с кем-то ещё.
Девушка кинула на меня насмешливый взгляд и снова вернулась к собственным мыслям. Видимо, подсаживающиеся незнакомцы давно уже вошли у неё в привычку, настолько естественную, что даже не стоило обращать на них внимание.
- М… как бы ты отнеслась к тому, что я тебя люблю?
Она удивлённо вскинула брови.
- Я бы вначале удивилась, что я и сделала, а потом бы сказала, что ты чёртов фанатик.
- Нет, нет, принцесса, я влюбился в тебя только что. Ровно в тот момент, когда ты так изящно изогнула бровки.
Она была непробиваема. Честное слово, она, видимо, слышала признания каждый день.
Она была испытана жизнью и пропитана бесчувственностью ко всему, что не считала важным.
- И как же тебя зовут?
Она с ещё большей насмешкой посмотрела на меня.
- Теперь модно признаваться в любви, а потом спрашивать имя? Чушь.
Теперь я не удержался от усмешки. Надоело держать лицо чувственно-влюблённое, заинтересованное и понимающее. Теперь я привычно ухмылялся, а глаза наверняка приобрели своё обыкновенное неудовлетворённо-ищущее выражение.
- Нет, на самом деле я знаю, что тебя зовут Ямонако Ино, правда, я не твой фанат, а всего лишь друг Саске, который сказал, что ты сможешь раздобыть мне неплохих галлюцинаций для прекрасных работ в стиле абстракционизма.
Теперь Ино откровенно рассмеялась. Мне даже на секунду стало приятно, что я избавил её от мысли о каком-то незнакомом мне человеке и занял их собой.
- Учиха в своём репертуаре. А я едва не поверила, что ты действительно меня любишь. Какая ирония.
Она откинулась на спинку стула, сделав глоток кофе и окончательно сбросив с себя любую задумчивость.
- Да, я могу достать неплохие вещи и, раз ты не знаешь, что именно тебе нужно, могу даже посоветовать.
- Только полегче, хорошо? Не хочу переусердствовать с учёбой.
- Учёбой? – она засмеялась мне в лицо. - Похоже, я просто-напросто не видела ещё преподавателя композиции, ибо ты далеко не первый, кто хочет за абстракцию высший балл…
Я, кажется, был даже немного расстроен этой новостью.
- У меня соперники? Какая жалость.
- Увы. Но я постараюсь достать тебе чего-нибудь получше. В конце концов, девушка ценит признания в любви, даже если слышит их в сотый раз. Даже когда они фальшивые.
Она улыбнулась, и я ответил ей тем же. Мы пару минут полюбовались друг другом. Действительно полюбовались. Она рассматривала меня, я рассматривал её. От разреза блузки до собранных в хвост волос, останавливаясь на губах и смотря на заляпанные тушью кончики пальцев.
Она мне нравилась, она определённо мне нравилась всем своим видом.
Ино спросила пару вещей насчёт оплаты, а потом ушла, не спросив ни телефона, ни имени. Я был несколько этим разочарован, поэтому тут же написал на салфетке и то, и другое и попросил одного из первокурсников подсунуть ей это при первой возможности – сам гоняться за ней я не собирался.

*

Sasori

- Только ты должен не двигаться, понимаешь? Это будет больно…
Мне плевать, ты ведь говорил, что я люблю боль.
Я ложусь на кровать, закидывая руки за голову, и закрываю глаза.
Ты изучаешь моё тело руками, ты осыпаешь его поцелуями, ты доводишь меня до того состояния, когда прикосновения становятся настолько привычными, что уже вовсе не обращаешь на них внимания, окутываясь дымкой возбуждения.
Ты кусаешь мой сосок, и я хмурюсь от боли. Ты прекрасно знаешь, что надо делать.
Сколько раз ты уже прокалывал чужую кожу иглами?
Я теряю тот момент, когда зубы заменяются иголкой и когда боль становится более терпкой, пробирающей насквозь.
- Чё-ёрт…
Ты насмешливо смотришь на меня, я жмурюсь от света. Я ухожу в себя, в боль, в абстракцию собственного разума. Глаза застилаются красным, тело изнывает под твоими прикосновениями. Я закусываю собственный язык.
Ты крутишь иглой внутри соска, я двигаю бёдрами, пытаясь скинуть тебя с себя, но почувствовав ещё большую боль от сопротивления, успокаиваюсь.
Я кусаю губы, я чуть дёргаю руками. Ты тяжело сел на бёдра из-за чего мой член скован, он напряжен и болью от перевозбуждения отдаёт в голову, пробегая по животу.
Ты проталкиваешь в сосок кольцо, и я чувствую холод железа и щипание спирта.
Чертовски неприятно.
Боль, принесённая твоими руками.
- Всё.
Ты вкладываешь в мою руку прохладную марлю и кладёшь её на сосок.
- Теперь я могу дергать за это колечко, когда мне что-нибудь не понравится.
- Если ты будешь слишком часто за него дёргать, то, в конце концов, я тебе сам что-нибудь проколю.
Ты морщишься, еле заметно по твоему лицу пробегает тень отвращения, ты инстинктивно хватаешься за своё тело.
Да, боже, как ты любишь собственное тело и как ты ненавидишь, когда его касаются странными предметами, как ты вздрагиваешь, а в твоих глазах появляется ужас, когда я в своих холодных пальцах держу резак и легонько провожу его лезвием по твоей бледной коже. Ты боишься прикосновений. Ты ненавидишь их. Ты привык только ко мне и никого другого к себе не подпустишь.
Шрамы на твоей спине, на твоих руках, на твоих стопах…
Я боюсь представить, откуда они.
- Дейдара.
Я медленно поворачиваю голову, всё ещё пребывая в смутном наслаждении и приятной дымке боли. Ты смотришь на меня вопросительно.
- Откуда эти шрамы на твоём теле?
Ты молчишь, на секунду отведя глаза. Потом с вызовом посмотрев на меня и улыбнувшись, говоришь:
- Тот человек так пытался доказать, что любит меня.
На секунду в моих глазах застывает ужас, я резко поднимаюсь с постели, отбрасывая марлю в сторону.
- Тот человек?..
Ты молча улыбаешься. Ты встаёшь и целуешь меня в уголок губ, словно извиняясь.
- Тебе совсем не обязательно знать, что это за человек. Он давно в прошлом.
Я вздрагиваю от этого мимолётного прикосновения, от мягкости его слов, невыносимой, успокаивающей мягкости.
- Нет, чёрт побери, я должен знать, кто сделал это с тобой!
И словно в доказательство этому я провожу пальцами по длинному выпуклому шраму на твоей руке.
На внутренней стороне плеча, так, что когда ты опускаешь руки, шрам находится в пугающей близости от сердца.
Твоего сердца, которое продолжает ускорять свой ход от моих прикосновений.
- Сейчас ты похож на жалкую псину, которая продолжает служить своему хозяину, даже когда тот избивает её.
Ты так же тепло улыбаешься, смирившись. Опустив глаза в пол.
Извиняясь всем своим видом.
- Возможно, так оно и есть.

@темы: Ино, Дейдара, Сасори, фэмслеш, кинк, эротика, миди, психология, гет, Наруто, романтика, Саске, Карин, слеш, фанфики по "Naruto", Суйгецу, Орочимару, ангст

---

Те, что взрывали здания. Глава 3. Ценою в жизнь.

Название: Те, что взрывали здания.
Автор: Dina)
Бета: Lin.
Персонажи/пары: Сасори/Ино/Дейдара.
Жанр: ангст, психология, романтика, эротика, экшн.
Предупреждения: нецензурная лексика, AU, возможен ООС.
Рейтинг: R.
Размер: миди.
Статус: закончен.
Саммари: — Кстати... Вы ведь не имеете права бросить нас, да, Сасори-сама?..
От автора: после долгого молчания я наконец могу представить вам что-то действительно стоящее.

***

Глава 3.
Ценою в жизнь.

Sol lucet omnibus/Солнце светит для всех.

— Слишком туманно, — констатировал факт Сасори.
Они направлялись к своему новому, только полученному объекту. Тишина угнетала и, подкрепленная прелостью воздуха, лишь раздражала утро, которое и так не сдалось.
Положительные кивки, и они шли дальше. Ино ежилась, закутанная в ярко-синее пальто, а Дейдара, словно боясь, что она может потеряться, крепко держал ее за руку.
Небо было матово-серым настолько, что всё окрашивалось в темные оттенки, а воздух был настолько густым, что тяжелой ношей наваливался на плечи. Они старались обходить лужи, хотя Дейдара, кажется, окончательно потеряв терпение, шел напролом, оставляя на штанинах грязные брызги.
Тот путь, что сначала показался им парой остановок, теперь был нестерпимо длинным. Еще пара улиц, и должна была появиться очередная устаревшая многоэтажка, лишняя среди этого зеркально-голубого, а сейчас такого серого и призрачного города.
Ино почти бежала, не поспевая за Сасори на каблуках, а Дейдара уже давным-давно обогнал обоих. Девушку бил озноб от дождя, который парадоксально начался, стоило кончиться ее ночному кошмару. Было в этом дожде что-то символичное, из-за чего она заламывала себе пальцы. Сасори был не в настроении с самого утра, потому что почти так же ненавидел дождь, как и Ино, если такое, конечно, вообще возможно. А Дейдару это уныние раздражало. Он уже представлял, как будет холодно и мерзко бродить по пустующему дому, размещая взрывчатку, и что что-нибудь может пойти не так из-за сырости.
Вся эта общая потерянность приводила к тому, что пропасти, разделяющие их мировоззрения, сейчас были еще более глубокими, нежели обычно, и, с пару неудачных шагов подойдя к ее краю, можно было сорваться.
— Сасори... — чуть сорванным голосом произнесла девушка.
Это слово срывалось с ее губ каждый раз, когда она чувствовала себя странно, что было по-своему забавно. Сасори хоть и был ее спасителем, но совершенно не хотел быть тем, от кого она ждет постоянной помощи.
Скорее он был тем, который оказывает эту помощь с почти эгоистичной пренебрежительностью.
В этот раз он окинул ее вопрошающим взглядом, на несколько секунд останавливаясь.
Девушка мертвой хваткой вцепилась в красноволосого и показала вперед.
Там уже Дейдара замер в оцепенении.
Нечувствительность иногда отзывалась Сасори странными вещами. Он был не просто менее эмоциональным, он многое не замечал, хотя и отличался наблюдательностью. Просто его тело не способно было реагировать на еле различимые импульсы, которые так тонко чувствовали и Ино, и Дейдара как истинные творцы. Можно было сказать, что Сасори был явно лишним в этом мире, созданном из цвета и формы, ибо он сам с той чувственностью мог любить лишь человеческое тело.
Руки Ино дрожали, но хватка не ослабевала, и Сасори чувствовал острую боль от ее ногтей, не в силах сосредоточиться на здании, которое она показывала.
Небоскреб с неизменностью в виде матовых, из-за недостатка солнца, фасадов.
Пара секунд, и оглушающий взрыв разорвал суматоху города.
Здание вспыхнуло оранжевыми, алыми и терракотовыми оттенками, а ослепляющий желтый, казалось, обдал жаром их лица. Ошметки здания разлетались в разные стороны на машины и людей, бегущих в панике. Пыль и пепел зависли в воздухе и преобразили и так серое небо до пугающей черноты. Ино вскрикнула, когда за первой взрывной волной посыпались небольшие взрывы по всей длине здания, яркими цветами расцветая на фасаде. За пару мгновений постройка утеряла свою голубизну и превратилась в черное обгоревшее марево из выбитых окон и горящих внутренностей. Здание накренилось и начало медленно падать вбок, пока горожане в панике бежали врассыпную как можно дальше от центра апокалипсиса.
— Что, черт возьми... — вскрикнул Дейдара, когда здание рухнуло на землю, зацепив ближайшие дома и отбив от них значительные куски.
Земля под ногами вздрогнула, и вспыхнувшая, словно спичка, постройка уже померкла, оставляя лишь пробирающее сквозь черноту зыбкое пламя.
Настала тишина. Та тишина, которая способна напугать. Тишина посреди города, когда все замерли, ожидая, что же будет дальше. Прохожие, успевшие отбежать, успокаивали детей, которые через секунды разразились громким плачем, а возле здания валялись обгоревшие трупы. Им уже ничего не осталось, кроме молчания.
Троица в потрясении смотрела на фатальность разрушения и обломки зданий, которые завалили целую улицу. До них доходил запах гари и нежеланного тепла. Ино дрожала, а Сасори почти рефлексивно прижимал ее к себе, зарываясь в светлые волосы, словно желая в них найти реальность. Дейдара, потрясенный, сел на бордюр, разглядывая разрушения и не найдя в себе силы ступить и шага.
— Обычный человек не сможет организовать такой взрыв, — сказал он, разрывая общую панику.
Бегущих людей, стремившихся спасти умерших, скорую и полицию, которая ехала со всех концов города, плачущих детей...
— В смысле? — сбивчиво спрашивал Сасори.
Люди приближались к ним. Ранее пустая улица теперь заполнилась народом, который стремительно выбегал из своих домов и пытался оказать помощь пострадавшим. Ино откинула руки Сасори, делая несколько шагов вперед и прося Дейдару встать.
За пару секунд изменив своим чувствам, Ино, такая стойкая и спокойная, шла в марево из трупов и спасателей, в то время как удивленный Сасори и разбитый Дейдара не могли собраться с мыслями.
— Это был очень красивый взрыв. Очень красивый...
— Ты с ума сошел?! — крикнула девушка, обернувшись.
В общей панике ее голос затонул. И никто, кроме Дейдары, который знал ее настолько, что мог прочитать по губам, не понял блондинку.
— Люди пострадали. Много людей. Ни один взрыв не может иметь столь высокую цену!
Дейдара рассмеялся, смотря на яростное лицо девушки. Закинув руки за голову, он вновь вернулся к разговору с Сасори.
— Первая взрывная волна была бездарной, чтобы привлечь внимание. Потом здание вспыхнуло бутонами цветов... и все потеряли дар речи. Взрыв был настолько поражающим и страшным, что панику будет успокоить в несколько раз тяжелее. Тот, кто спланировал этот взрыв, явно хорошо постарался над планом и, очевидно, бросал вызов.
— Забавный нам попался человек...
— Еще бы, Сасори-сама, я бы мечтал когда-нибудь устроить такое шоу. Но еще более забавно то, что здание, которое должны были подорвать мы, находится через дорогу, — засмеявшись, Дейдара указал на стоящую рядом старую многоэтажку, часть которой была разрушена взрывной волной.
— Да и рядом стоят совсем новые дома. В них еще никто не живет. Идеальное место. Подорвать офисный центр и новые «шедевры» архитектуры... недвусмысленно.
— Дейдара, Ино... Пора домой. Делать тут больше нечего, да и привлекать к себе внимание тоже не стоит...
— А люди, Сасори? Мы должны им помочь, — встревоженный голос девушки вызывал у красноволосого усмешку.
— Люди? Ино, с каких это пор люди вызывают у тебя сочувствие?
Она прикусила губу. Постояв с пару мгновений, девушка бросилась за удаляющимися парнями сквозь толпу людей, которым было совершенно плевать, Девочка Без Цвета была то или красноволосый парень.

*

— Ха-ха, Сасори, я навел справки и узнал, что же это был за офис. Зданию лет десять, не больше, взрывать его никто не имел права, ибо там проплачена аренда на годы вперед, людей в момент взрыва было всего человек десять. Мы упустили, что это было воскресенье. Как ни крути, но сделано всё было грамотно.
— Сколько раненых и погибших?
— Да откуда мне знать?.. Мне интересней сам феномен, а не статистика. Радио сделай громче, там, должно быть, только это и обсуждается. Мне обещали прислать список всех известных подрывателей. Говорят, что «ты опытен и узнаешь по „почерку“». Но это смешно. Не думаю, что человек с таким талантом его где-то афишировал перед тем, как совершить такой взрыв. Тогда бы долго искать не пришлось...
— Включи радио, Ино, — Сасори кинул на девушку выжидающий взгляд.
Та не менее холодно ему ответила и продолжила чтение книги, которое увлекало ее весь вечер.
— Отстань ты от нее. Она обиделась.
— Я не терплю излишнюю капризность. Это похоже на забастовку маленького ребенка. Где моя Ино, я понятия не имею, но эта истеричная особа, ее заменяющая, меня порядком раздражает, — монотонно протянул красноволосый, прибавляя звук неизменного радио.
— Ты мне безразличен, Сасори. Просто твои слова и действия настолько выводят меня из себя, что я лучше промолчу и займусь чтением, — протянула девушка, растягиваясь на диване, вынуждая тем самым парня вновь сесть за стол.
— Я тебе безразличен? Может, еще скажешь, что и прожить без меня сможешь? Даже не хочу слушать этот бред. Избавь меня.
Девушка хмыкнула, с хлопком закрывая книгу.
— Иногда ты становишься невыносимым.
— Иногда? Крыши всегда свободны для пары-тройки самоубийц.
— Ну-ну, ребята, давайте же послушаем последние новости, — расплываясь в столь неуместной улыбке, пролепетал Дейдара.
Поймав на себе два убийственных взгляда, он, довольный, расположился на краю стола.
— Событие, произошедшее сегодня в 9:17 по местному времени, поразило всех. Предполагается, что данный взрыв был примером террористического акта, которые происходили ранее на юге страны. Однако это был демонстративный взрыв, так как пострадало минимальное количество людей. Из тринадцати человек, находившихся в то время в здании офисного центра, все погибли, также взрывной волной были задеты тридцать девять человек, пять из которых в тяжелом состоянии, информация об остальных неизвестна. По мнению экспертов, произойди этот взрыв в будний день, пострадало бы около двух тысяч человек. Взрыв был умышленным и заранее спланированным, некоторые данные с камер слежения были сохранены, в ближайшее время идет расследование о заминировании офисного центра. Напоминаю, что это пятый подрыв за последние две недели.
— Пятый?.. — изумился Сасори, встречаясь с насмешливым взглядом блондина.
— Надо чаще слушать радио, иначе зачем еще этот раздражающий звук?.. И, похоже, мы имеем дело с целой серией спланированных разрушений...
— Представляю, как разочарован подрывник тем, что его послание совершенно бездарно проигнорировали. Уверена, что взрывы будут продолжаться, пока до правительства, наконец, не дойдет то, что преступник хочет нам сказать.
— О, ты подала голос, принцесса... — с сарказмом начал Сасори, но был бесцеремонно прерван возбужденным Дейдарой.
— Преступник? Ты уверена? Держу пари, у этого человека намерения благородней, чем у всего нашего правительства вместе взятого.
— Смерть, Дей, никакие благие намерения не должны стоить человеческих жизней.
Дейдара засмеялся. Грациозно пройдя по комнате и делая тише дребезжащее радио, он опустился на колени около девушки.
— Правда? А тебе не кажется, что жертвы есть главная составляющая мира? Хочешь добиться внимания — убей пару человек. Так и только так ты сможешь доказать свою решительность.
Ино, возмущенная, пыталась сказать хоть слово, но Дейдара приложил палец к губам и повернулся к Сасори:
— Кстати... Вы ведь не имеете права бросить нас, да, Сасори-сама?..
С секунду помолчав, красноволосый смог выдавить из себя лишь саркастическую усмешку.

*

— Я знал, что Сасори-сама необычный человек, но то, что вы храните женское платье у себя в шкафу, всегда меня пугало.
— Ты ведь не в первый раз его видишь, да?.. — усмехался Сасори, рассматривая кружевные узоры, которые начинались с плеча и окутывали всю правую сторону наряда, своими оттенками граничащего с сумасшествием.
Казалось, каждый цвет был по-своему красив и невероятен, а главное — единственен в своем роде.
— Это платье Ино? Мне иногда приходилось брать у вас рубашки, вот я и заметил эту странную вещь. Но не думаю, что Ино когда-либо сюда заглядывала.
— Это и к лучшему.
— С ней что-то не то в последнее время, — Дейдара говорил полушепотом.
За стенкой спала Ино, а они находились в комнате, которая представляла собой то ли гардеробную, то ли кладовую. Блондин разместился на единственном стуле, а Сасори с неким любовным трепетом ощупывал тонкую материю почти полупрозрачного платья.
— Ты ведь не помнишь того, что происходило семь лет назад, правда? Твой шок стер память о происходящем. Тебе повезло, а Ино — нет. Она настолько ярко всё это помнит, что ее мучают кошмары. Ино почти идеальная женщина, которая совмещает в себе самые разнообразные вещи, но у любой идеальности есть обратная сторона. Сумасшествие. Ее страхи гораздо сильнее из-за того, что их у нее не так много.
— Сасори-сама, вы расскажете мне историю нашей принцессы? — Дейдара вальяжно раскинул руки в стороны.
— Не боишься? В тот момент ты стоял лишь в нескольких шагах от нее. Память — странная штука, и нечаянное прикосновение к ней может разрушить иллюзию, которую ты так успешно создавал...
— Даже если то были самые страшные моменты в моей жизни, не думаю, что сейчас они будут меня волновать. Сасори-сама, вы ведь и так рассказывали основные моменты.
— Ино любит тебя за безумие. И этим же ты ее заражаешь. Будь в ней хоть толика таящегося в тебе хаоса, она бы не вспоминала и секунды из того дня.
— Если бы я помнил, кто посеял во мне столько безумия: вы или кто-то другой? Я бы обязательно сделал то же с Ино.
— Нет. Характер не тот... Впрочем, неважно. Ино любит оттенки, она живет цветом. В этом ее главное преимущество и слабость одновременно. Любое событие, любого человека она представляет в самых различных красках, и ее глаза очень тонко всё это воспринимают. Это дар от природы. Ино называли «Девочкой Без Цвета» и еще тысячей оскорблений, которые могли дать прозрачному человеку. У нее бледная кожа и полупрозрачные волосы. И если ты обращал внимание когда-нибудь, ее глаза также меняют оттенок в зависимости от обстановки. Дети — это самые жестокие существа, что уж говорить, насколько они колки в чём-то вроде Художественной Академии. Детям рассказывают о цветах, а среди них есть полупрозрачная девчонка. Ее непохожесть сыграла злую шутку.
— Но она же красавица... — еле слышно прошептал Дейдара, не сводя удивленного взгляда с красноволосого.
— Она очень сильно отличалась от остальных. От этого ей и было дано столько прозвищ. В конце концов это едва не свело ее с ума — она забралась на крышу. В этом самом платье. Оно было белым, но Ино раскрасила его сотней непохожих оттенков. Я не знаю точно, что именно происходило в стенах академии, но в итоге Ино пыталась сброситься с крыши. Она была на первом курсе, мы — на третьем. Чистая случайность, что мы встретились на крыше...
— И так ты стал ответственным за ее жизнь, — продолжил предложение Дейдара, устало опуская отяжелевшую голову.
— Да. Чуть ли не на одной неделе я спас две жизни. И по старым обычаям вы остались моими должниками.
— Немного обидно, что я стоял в нескольких метрах и не спас ее.
Сасори ничего не ответил, только махнул рукой и закрыл шкаф с самым прекрасным платьем, в котором Ино наверняка мечтала бы расхаживать по дому, но слишком боялась воспоминаний.

@темы: Ино, Дейдара, Сасори, философия, эротика, миди, психология, гет, романтика, экшн, фанфики по "Naruto", ангст, драма

---

Obsession. Глава 2

Название: Obsession.
Автор: Dina)
Бета: Юрине.
Жанр: слеш, фэмслеш, эротика, ангст, философия, повседневность.
Персонажи: Саске/Наруто, Сасори/Дейдара, Ино, Карин, Суйгецу, Орочимару.
Дисклаймер: М. Кишимото.
Рейтинг: NC-17.
Предупреждения: кинк, гомосексуалы на каждом углу, фетишизм.
Размер: миди.
Рейтинг: NC-17.
Статус: в процессе.
Содержание: Он сказал, если я буду двигаться, как он приказывает, то он создаст серию зарисовок «сломанная игрушка».
От автора: Указаны не все пейринги в попытке сохранить интригу.

***

Глава 2.

I

Мы сидели в её комнате. Надо было заниматься набросками по композиции, которую я нещадно пропустила, целуя эту девочку в шею посреди коридора. Ей тоже наверняка надо было что-то доделывать, потому что нет художника с полностью законченными работами, но ей было всё равно. На втором курсе она окончательно распустилась, и это было видно по комнате: слишком много незаконченных картин, явно написанных не по советам учителя. То была фантазия, соскользнувшая с кончика кисти и выпущенная в свободный полёт по влажной бумаге. Акварель. Явно сформированная годами техника.
Она училась здесь, но на самом деле сама уже могла учить.
Эта странная особенность художников – непомерность гениальности. Всеобъятность. Бесцельность.
Ты можешь сколько угодно гнаться за идеалом, которого попросту нет.
- Карин.
Я звала её. Мне нравилось её имя. С какой звонкостью, грацией и несомненной яркостью оно звучит. Я вытягивала каждую гласную, нещадно меняла ударения, выбирая, как же сделать её имя ещё приятней.
Она кинула на меня выжидающий взгляд из-под всклоченных моими же руками красных волос.
- Ка-а-арин.
Она всё ещё смотрели на меня.
- Кари-и-ин.
Её терпению, казалось, не было предела.
А мне было забавно. Мне нравилась эта атмосфера незаконченного секса, повисшая в воздухе. Мне нравились спущенные лямки её майки, из-под которой просвечивали вздёрнутые соски.
- Ты знаешь, что женская мастурбация – одна из красивейших вещей в этом мире?
Её брови взметнулись вверх от столь дерзкого замечания.
Она продолжала на меня смотреть с пару секунд, а после этого встала с незаправленной кровати, собирая непослушные волосы в хвост.
Она бросила на пол одну из простыней, ловким движением направила лампу на воображаемую постановку и села прямо у моих ног.
Я видела прекраснейшую игру света и тени на её губах, глазах и изогнутой шее.
Она удерживала взгляд на моём лице, хотя вся её сущность была обращена внутрь себя.
Она проводила руками по своим плечам, шее, медленно переходя на живот и вновь возвращаясь к груди.
Я видела, как краснота разливается у неё на лице от жара, разгоравшегося внутри.
Я села на колени так, чтобы пятки упирались в промежность, и, приняв самый непринуждённый вид, продолжила наблюдать за разворачивающейся сценой.
Сценой безупречного стриптиза, безупречного соблазнения, намного прекраснее, чем все известные мне порно-сюжеты.
Намного более возбуждающе.
Карин гладила всю себя, аккуратно приподнимая майку, и, казалось, делала всё, чтобы я видела как можно меньше её и так почти обнажённого тела.
Она дразнилась, и это читалось во всём: от мимолётных прикосновений к соскам до пронзительно-ироничного взгляда.
Я следила за каждым её движением. Смотрела на неё сверху вниз, словно была её Хозяйкой. Но чёрт знает, кто из нас был сейчас больше зависим от другой.
Я чувствовала, как внутри уже давно разгорелось возбуждение, а теперь оно становилось только острее от терпкости сцены.
Карин лёгким движением сняла майку и незаметно стянула трусики.
Передо мной сидела идеальная скульптура светотени, идеальное женское тело, идеальная грация движения и самое прекрасное Возбуждение.
Она стояла на четвереньках, закидывая голову назад, изучая одной рукой собственной тело, давно ей известное, а другой пыталась удержать смутное равновесие. Иногда она подавалась чуть вперёд, иногда садилась, потом вновь приподнималась, и так, казалось, длилось целую вечность.
Её тело, разделённое на полутона, искрилось энергией и удовольствием. Прогибаясь в спине, дрожа бёдрами и обессиленными ногами, пытаясь опираться на уходящий куда-то в абстракцию пол.
Она сжимала губы, а я сжимала ягодицы, сокращала мышцы, чувствуя, как возбуждение становится невыносимо-приятным.
Она извивалась, чуть слышно стонала и очень громко дышала. Казалось, будто её сорванно-обжигающее дыхание касается моих обнажённых коленей.
Я молча сглатывала подступивший к горлу ком.
- Карин…
Чуть слышно сорвалось с моих губ.
Я, не выдержав, встала. В одно движение оказавшись рядом, я впилась в губы этой невероятной девушки с единственным желанием – ощущать это исходящее от неё возбуждение каждой клеткой своего тела.
Чувствовать каждоё её прикосновение на себе.
Ласкать это разделённое на грани светом тело.

*

N

Мы встречались везде, где только можно было.
Это стало самой настоящей навязчивой идеей, когда ты видишь человека в каждом прохожем, но проблема была в другом – каждый прохожий и так был Саске.
Учихой Саске, который, казалось, и сам изнемогал от череды случайностей, свалившихся нам на голову.
Я видел его на парах, я видел его в коридорах, я встречал его, заходя на минуту в общежитие, спрашивая у преподавателя о заданиях.
Немые сцены, когда каждый из нас уже уставал поражаться постоянному присутствию другого.
Мой взгляд запинался об Учиху по несколько раз на дню.
Когда мы заходили в аудиторию, ту, в которой впервые заговорили, казалось, будто мы знаем друг друга уже целую вечность.
У Саске был опустошённый взгляд, у меня – чуть уставший.
Какие-то новые люди, наконец пришедшие на занятие, уже мало волновали нас.
Я смею говорить о нас, употребляю местоимение «мы», потому что подсознательно чувствую скрытое удивление этого парня в каждый из разов, когда мы случайно сталкивались в огромном комплексе академии.
Или, может, не случайно?
Чёрт его знает.
Он кивнул мне в знак приветствия, а я принялся точить поломанные карандаши, поспешно улыбнувшись ему в ответ.

*

I

- Со скольки лет ты мастурбируешь, Карин?
Она усмехнулась, накидывая на своё обнажённое тело шёлковый халат.
- Мне было лет восемь, когда я случайно забралась себе в трусы, и мне это жутко понравилось. Это случилось бы и раньше, но отец, когда жил с нами и мыл меня, постоянно так больно трогал меня там, что я боялась к себе прикасаться. Я до сих пор не понимаю, то ли он домогался меня, то ли действительно мыл.
Я была не в силах сдержать улыбку, завернувшись в простынь.
- Твоя мастурбация - едва ли не самое прекрасное, что я видела за всю свою жизнь.
- Ты видела так много женских мастурбаций? – Карин слащаво засмеялась, закидывая ногу на ногу. В ней была львиная доля стервозности, но стервозности скорее пародийной, чем настоящей. Я не копалась в душе у этой девочки, но мы были уверены в огромном духовном опыте друг друга.
Карин была старше меня на три года, но едва ли это хоть немного чувствовалось.
Либо мы обе были непоправимо неповзрослевшими, либо слишком переросли свой возраст.
Я повернулась к окну. За ним начиналась осень с промозглым ветром и пожелтевшими листьями. Едва ли можно было назвать это время года прекрасным, но нельзя было отрицать его грацию и меланхоличность.
- Ты не возражаешь, если я останусь у тебя до завтра? Не хочу выходить на улицу.
Карин кивнула и начала ставить чайник.
Я скинула с себя простынь и пожелала ходить по комнате обнажённой.

*

Sui

В классе стоял удручающий гул. Этот день был едва ли не самым раздражающим за последнее время, и, если бы не урок композиции, я бы и не вздумал досиживать до конца.
Но композиция была сильнее меня, и любовь к ней была сильнее любой другой любви к какому-либо искусству. А виновником этой любви был длинноволосый учитель, своим шепчущим голосом сводящий меня с ума.
Любому творцу нужна Муза. Моя муза ходила в выглаженных рубашках и испепеляла взглядом любого, кто не мог продумать композицию до конца и показывал ему незавершённые эскизы.
На доске корявым почерком было выведено «Абстракционизм», а после - куча маленьких квадратов, в которых на скорую руку были закомпонованы круги и линии.
Я всегда испытывал паническую нелюбовь к простым фигурам и насыщенному цвету.
Какая ирония.

*

N

Мы остались в пустой аудитории, и где-то в подсознании у меня появилась мысль, что это вошло уже в какую-то странную привычку.
Саске относился ко мне с молчаливым смирением, иногда роняя ничего не значащие фразы и прося что-нибудь рассказать, когда становилось непомерно скучно.
В его взгляде я порой читал что-то вроде: «Ты настолько наивный мальчишка, что у меня даже не хватает слов для твоего описания» и что с это мыслью он смотрит на меня каждый раз, издавая удрученный вздох. Я видел мастерство его рук и внимательность глаз, из-за чего уже не оставалась никаких сомнений насчёт его гениальности.
И я видел его неразговорчивость, замкнутость и небрежность, из-за чего нетрудно было догадаться о его характере.
Казалось, каждое его движение говорило: «Не прикасайся ко мне лишний раз», и, неосторожно подойдя к нему, можно было получить самый холодный и въедающийся в душу взгляд.
Его отношение ко мне представляло собой какое-то одолжение, которое я каким-то странным образом заслужил. Он смотрел на меня и, кажется, был настолько разочарован, что даже не пытался высказывать этого своего раздражения.
- Ты из богатой семьи, ведь так?
Я постоянно спрашивал о правильности любой пришедшей мне в голову насчёт него мысли.
Он холодно на меня посмотрел.
- Да, и я учился в одной из лучших школ. Но это не значит, что я обязан своими умениям тамошним учителям.
Я отрицательно замотал головой, подбирая слова в свою защиту, но не успел я начать предложение, как дверь в аудиторию с грохотом открылась.
- Учиха, давно не виделись!
В проходе стоял беловолосый юноша, весь вид которого указывал на расточительство и эффектность, начиная от дорогого накрахмаленного пиджака и заканчивая ярко-фиолетовыми линзами.
Саске выдавил из себя подобие ухмылки.
Пришедший окинул меня оценивающим взглядом.
Я пялился то на одного, то на другого.
- Прошу прощения, творцы! Дополнительные занятия – это очень даже неплохо. Но, Саске…
Беловолосый с нарочитым шумом пододвинул стул к мольберту Учихи.
- Мне нужна твоя помощь.
Учиха с молчанием ожидал продолжения, которое, несомненно, последовало через несколько секунд.
- Абстракция не дает мне покоя третью ночь своей невыполнимостью и длинноволосостью.
Учиха удивленно приподнял брови.
Я непонимающе глядел на разворачивающуюся сцену.
- Если мне не изменяет память, твоя «длинноволосая абстракция» пожирала меня взглядом несколько пар подряд с таким рвением, которое я встречал только в гей-клубах 35+.
- Ты был в таких клубах? Учиха, я знал, что ты побывал во всех дырах нашего города, но не до такой же степени!
Суйгецу засмеялся, раскачиваясь на стуле, на который он сел спинкой вперёд.
- Но твои успехи в области похождений по рукам старых извращенцев меня мало интересуют, лучше скажи, где мне раздобыть нечто настолько фееричное, что в голове появятся прекрасные композиции с упором на цвет.
Суйгецу улыбался, пока его взгляд не встретился с моим. Тут его лицо на секунду изменилось, и не заставила себя ждать наглая фраза:
- Кстати, этот мальчишка разве не относится к разряду тех пай-мальчиков, которые вечно подставляют нас, да ещё и бездарно пишут?
Я уже было открыл рот, чтобы послать к чёрту этого размалёванного идиота, но на помощь внезапно пришёл Саске:
- Этот мальчик неплохо занимает эфирное время, и его смазливость окупает взгляды этих стариков-извращенцев, близости с которыми ты так жаждешь.
Суйгецу пожал плечами. Я попытался скрыть удивление и недоумение.
Если я всё правильно понимал, Саске был геем. Чёртов Учиха Саске был геем.
С ума сойти.
- Плевать. К кому мне стоит обращаться для познания великих тайн нашего мозга?
- Пытаешь скрыть свою бездарность галлюциногенами? Какая гадость.
- То, что моя душа не лежит к чёртовой композиции, не значит, что я бездарность, ровно как и то, что моё тело не захочет одного из рьяных представителей этого направления.
- О господи, Суйгецу, что за бред… он не трахнет тебя, если ты подсунешь ему работу под наркотой…
Я как-то совершенно не к месту подавился, из-за чего тут же поймал насмешливый взгляд пришедшего парня.
- Хорошо. Ино. Яманако Ино. Моя старая знакомая.
Суйгецу выжидающе смотрел, но Саске, кажется, не собирался продолжать.
- Ну и? Учиха, откуда я знаю, как выглядит твоя знакомая?
Саске испепеляюще посмотрел на обладателя отглаженного пиджака и, фыркнув, откинулся на стуле.
- Лесбиянка с первого курса. Блондинка. Ты её сразу узнаешь, если увидишь.
- Чудесно, Учиха, чудесно! Ты так красноречив! Впрочем, и на том спасибо. А теперь пока-пока, мои юные творцы.
Блондин с шумом отодвинул стул и направился к двери.
- Слишком тихий этот твой «нормальный мальчик», как бы ты не свихнулся, Учиха, от такого «заполнения эфира», - сказал Суйгецу, кинув на меня прощальный взгляд.
- Твоя рожа кого угодно выведет из душевного равновесия, - огрызнулся Учиха ему вслед и, повертев в руках карандаш, снова положил его на место. – Что-то не рисуется мне сегодня.
По моим ушам проехалось, словно пластмассой по стеклу, слово «рисуется», но я лишь внимательно смотрел на Учиху.
- Вечно он врывается со своим недотрахом и сбивает. Совершенно сбивает.
Саске уставился в потолок, монотонно выбивая пальцами мелодию по краю планшета.
- Саске, ты – гей?
Учиха глянул на меня почти презрительно, устало и по-кошачьи властно.
- Мне кажется, что тебе нравится задавать вопросы, ответы на которые очевидны.
- Саске Учиха – гей. С ума сойти.
Повторил я бьющую у меня в голове фразу.
- Я бисексуален. Кажется, это нормально для художественного училища. Эстетика мужчины меня привлекает... ты удивлён?
Я кивнул.
- Чтобы ты не боялся, я скажу, что меня мало привлекают блондины. Не моё.
- Я даже не думал об этом.
Я подошёл к раковине и выплеснул туда помутневшую воду. С учебой на сегодня можно заканчивать.
- Но я неплохо отношусь к соблазнению невинных мальчиков-натуралов. Вот тут можешь начинать бояться.
Учиха окинул меня медленно-оценивающим взглядом, а потом с напущенной жадностью посмотрел мне в глаза.
- А если я скажу тебе, что я асексуален?
Учиха нахмурился, скептично протянув:
- О господи, бедный ребёнок. Тебе насиловали какие-то идиоты и не смогли довести до оргазма. Какая жалость.
- Идиотки в моём случае, - поправил я.
Саске окинул меня недоверчивым взглядом и начал собирать вещи.
- Знаешь, ты действительно производишь впечатление пай-мальчика. Но ты связался со мной. Прости, я, кажется, испортил твой образ?
Я кинул на Учиху ненавидящий взгляд, из-за чего он лишь усмехнулся.
- Возвращаясь к старому разговору... Я живу в общаге на третьем этаже. 307 комната. Так что заходи, если будет время.
Удивление на моём лице видимо было настолько очевидным, что Саске поспешил пояснить:
- Я натыкался на тебя целую неделю. Большая часть пар у нас проходит вместе. Даже у моего игнорирования есть свои пределы. Уж лучше дать посмотреть тебе хорошие фильмы и иметь хоть какого-то, но собеседника, чем смотреть, как кучки недоумков перебрасываются оценивающими взглядами и корчат из себя глыбы льда и презрения.
Я поспешно кивнул головой, вспоминая тягучесть атмосферы, когда аудитория забита первокурсниками.
Учиха в это время собрал вещи, и не прошло и минуты, как он вышел из кабинета.

*

Sasori

Наш закрытый мирок был превосходен.
Дейдара – мой неизменный слуга в своей нескончаемой любви.
И я в его руках – постоянно зависящий от собственного возбуждения.
Комната в общаге была переполнена нами: наши портреты по углам, разбросанные вещи, поломанные кисти и украшения. Железные колечки, вытащенные его языком из моих сосков, его подвески на толстых цепочках.
Наш маленький, закрытый и прекрасный мирок. Тут даже воздух был пропитан нами.
Моим одеколоном и его гель для душа. Подушки пропитались нашим потом, пролитым во время нескончаемого секса.
- Замри, чёрт бы тебя побрал!
Дейдара был раздражительным, когда принимался за кисти. Я в такие моменты впадал в особенный сарказм, который доводил его ещё больше.
Я согласился позировать ему в течение часа, сидя обнажённым на полу.
Он говорил, что я похож на куклу. Он сказал, если я буду двигаться, как он приказывает, то он создаст серию зарисовок «сломанная игрушка».
Мне было слегка обидно, что зарисовки мне никогда не показывают.
- Теперь брось руку на пол.
Я изумлённо на него уставился.
- Сделай неряшливое движение так, будто тебя не слушается рука.
Я посмотрел на деревянный пол и на свои побелевшие костяшки.
- Мне будет больно, если я буду делать это, не пытаясь избежать удара.
Дейдара засмеялся. Его золотые волосы рассыпались по плечам.
- Будто я не знаю, как ты относишься к боли.
Я усмехнулся и поднял руку верх, а потом, расслабив, почувствовал, как рука до приятного жжения стукнулась о пол.
- Вот так. Ты прекрасен, Сасори, я тебе это говорил?

@темы: Ино, Дейдара, Сасори, фэмслеш, философия, повседневность, кинк, эротика, миди, гет, Наруто, романтика, Саске, Карин, слеш, фанфики по "Naruto", ангст

---

Obsession. Глава 1.

Название: Obsession.
Автор: Dina)
Бета: Юрине.
Жанр: слеш, фэмслеш, эротика, ангст, философия, повседневность.
Персонажи: Саске/Наруто, Сасори/Дейдара, Ино, Карин, Суйгецу, Орочимару.
Дисклаймер: М. Кишимото.
Рейтинг: NC-17.
Предупреждения: кинк, гомосексуалы на каждом углу, фетишизм.
Размер: миди.
Рейтинг: NC-17.
Статус: в процессе.
Содержание: Гомосексуализм – вот что примечательно. Вот то, без чего не обойдётся ни одно художественное училище даже в самой далёкой глуши.
Две девушки разыгрывали притягательно-эротическую сцену посреди коридора.
От автора: Указаны не все пейринги в попытке сохранить интригу.

***

Глава 1.

You´re my obsession,
My fetish, my religion,
My confusion, my confession,
The one I want tonight!
You´re my obsession,
The question and conclusion!
You are, you are, you are,
My fetish you are...

Этаж был пустынным и тихим: редкие люди, редкие реплики. Лишь из одной из комнат доносился протяжно-сексуальный, утробный звук.
Музыка была настолько громкой, что всё общежитие вынуждено было слушать неясный гул.
Они лежали на кровати.
Дейдара завис над хрупкими бёдрами Сасори и, упиваясь собственным возбуждением и мыслью, что его Любви очень хорошо, проводил языком по бархатной головке. Он наслаждался музыкой, растягивая каждую секунду и превращая сам процесс в какую-то сладостную пытку. Ему было просто хорошо. А вот Сасори приходилось не очень – его разрывало от ощущений и в душе, и в теле, в частности внизу живота. Болезненное желание сковало всю его сущность в трепете и драгоценном ожидании, а блондин всё не собирался доводить дело до конца.
Дейдара всем телом двигался в такт музыке, а языком дразняще проводил по возбужденному половому органу партнёра.
Когда Сасори, обычно держащий себя в руках, начал елозить бёдрами по смятым простыням и слишком глубоко дышать, Дейдара понял, что пора заканчивать.
Он проводил руками по выпирающим костям таза, поглаживал нежную бледную кожу, еле касался внутренней стороны бедра, всё ближе и ближе подбираясь к члену. Усмехнувшись, блондин захватил губами головку полностью и поцеловал. Долго. Ни на секунду не прекратив впиваться языком в нежную кожу. Сжимая губами.
Сасори шёпотом выплевывал маты, а его тело беспокойно двигалось, не в силах сдержать удовольствия.
Дейдара почувствовал, как семя с напором вторгается ему в глотку, и, расплываясь в улыбке, задержал во рту солоноватую жидкость.
Он подбирался к лицу Сасори, рассматривая подтянутый живот, любуясь постоянно двигающимися ключицами, когда их обладатель весь содрогается в удовольствии, и глядя на лицо, по-детски нежное, аристократично красивое, мраморно-белым.
Дейдара, улыбаясь, коснулся губ красноволосого и, властно разомкнув их, впустил теплую жидкость в чужую глотку.
Сасори отрывисто вдохнул. Проглатывал сперму и так же яростно и страстно отвечал на поцелуй.
Дейдара отпрянул, желая рассмотреть Сасори ещё больше. Всего. Полностью.
Он нежно слизывал остатки спермы с тонких губ слишком безэмоционального мальчика. Прикусив нижнюю губу, блондин рассмеялся.
Парень вздрогнул; чуть раздражённый, он сбросил с себя блондина.
- Хватит издеваться.
Сасори едва способен был снова впиваться в партнера своими губами, с наслаждением посасывая язык и спускаясь ниже, оставлять на шее своей Любви красные отметины.
- Тебе нравится собственная сперма? – Дейдара послушно лёг на спину, переполняясь от каждого чужого прикосновения.
- Мне просто нравится, когда ты так делаешь. Дело не в моей сперме.
- А мне нравится она на вкус. Доводить тебя до оргазма – замечательно. Ты такой хрупкий в эти моменты.
Сасори хмыкнул, лишь сильнее укусив обладателя пронзительного взгляда.
- Ты тоже не преисполнен мужественности, извиваясь подо мной. Длинноволосая девчонка.
Дейдара засмеялся. Едва ли кто-то ещё мог сохранять небывалое возбуждение с таким чувством юмора.
- Сасори…
Красноволосый вскинул голову, ожидая продолжения фразы.
- Я не хочу, чтобы ты делал мне минет. Я хочу только отдавать.
Сасори усмехнулся, дразняще касаясь губами соска.
- Не желаю лишать себя одного из способов получения удовольствия. Смотреть на чужие оргазмы - пока единственное, что не надоедает мне.
Дейдара вымученно улыбнулся и откинулся на подушки, чувствуя, как каждая клетка тела переполняется трепетом от чужих прикосновений. И как он весь разжигается внутренним пламенем, от притягательности которого остается только задерживать дыхание.

*

N.

Год только-только начинался, а всё казалось ужасно замыленным, пройденным и неинтересным.
Поступить в институт искусств после одиннадцати лет художественной школы - значит толком и не понять: а что, собственно, изменилось?
Те же белые коридоры, увешанные картинами. Это место зовётся приютом музы, но здесь сэкономили даже на стульях. Освещение - одна из самых главных вещей в живописи – и то кое-как дотягивает до нормы.
Единственное, что действительно спасало, то, что говорило о том, что ты попал в правильное заведение, – люди. Взгляд каждого был пропитан ироничностью, глубокомысленностью и насмешкой. Такая игра чувств в зрачках могла принадлежать лишь творческим людям.
Здесь все художники, здесь каждый сам за себя. Атмосфера напряжённости зависла в воздухе, и учитель, слишком красивый для своей профессии, лишь добавлял происходящему остроту. Шепотки новоприбывших подружек казались неуместными и в итоге сходили на нет. По разные стороны постановки сидели парни, надменно смотрящие вокруг, и девушки, с пренебрежением делающие штришки.
Тут никто не хотел иметь ничего общего с кучей бесталанных оболтусов, которые попали сюда по ошибке и в которых нет и грамма индивидуализма.
Каждый думал это про себя, и едва ли хоть один из учащихся заинтересовался сидящим рядом, а не насмехался над его прической, сомкнутыми губами и пирсингом в странном месте.
И было совершенно непонятно, насколько затянется этот момент привыкания, освоения.
Учитель – мужчина лет тридцати, с тонкой мимикой и насмешливым взглядом - мог лишь наблюдать и мысленно усмехаться. Он каждый год видел одно и то же: все приходят излишне разодетыми, развязными и болезненно-отрешёнными. Для кого-то это - единственно верная сущность, но в большинстве своём – бездарно сделанная маска, пара шаблонов, выдаваемых за индивидуальность.
Та художественная школа, из которой я пришёл, была довольно слабой, и я уже получил пару нахальных взглядов в свою сторону от особенно ярких личностей академии. Величайшее заблуждение, что гений есть красивая выдумка, а лучшим художником будет прилежный воспитанник одного из самых элитных заведений, есть мысль, приходящая в голову бездарям.
В моей бывшей школе единственным гением был мальчик с болезненно бледным лицом в белых одеждах. Никто поначалу не отдавал себе отчёта в том, что этот неприметный ходит исключительно в светлых тонах, да и не отдавал бы, если бы позже его работы не давались всем в качестве примера или ему не предлагали вести лекции. После этого парня, имени которого я так и не узнал из-за его патологической неприметности, я понял, что истинной гениальности совсем не обязательно выкрашивать волосы в мутно-зелёный и учиться в лучшей школе.
Здесь едва ли кто-то извинялся за опоздания. Стояла какая-то исключительная атмосфера цинизма.

Занятие шло уже двадцать три минуты. С самого его начала в аудитории сидело всего два человека: я и парень в чёрной толстовке. Даже учитель опаздывал.
Мы со странным однокурсником обменялись недоброжелательными взглядами и сели за планшеты. Мальчик был угольно-чёрным от корней волос до кольца на указательном пальце. Болезненная бледность давала какое-то ирреальное сочетание, и на пару секунд мне в голову пришла мысль, что он – подобие гения из моей старой школы, отличающееся лишь цветом.

*

Гомосексуализм – вот что примечательно. Вот то, без чего не обойдётся ни одно художественное училище даже в самой далёкой глуши.
Две девушки разыгрывали притягательно-эротическую сцену посреди коридора. Жаль, видело это красивейшее представление так мало ценителей, но ведь оно и без того было поистине шедевральным.
Светловолосая девочка, по фамилии Яманако, с пронзительно-голубым взглядом была ребёнком, ангелом во плоти, если бы не вздёрнутые брови и губы, растянутые в обольстительной улыбке. Она могла бы быть наивной девочкой, тёплым солнцем, отдавшимся в руки лишь одного человека, единственного в своём роде. Но это была Яманако Ино, ей было это не по нраву. Её раздражало всё, что сводилось к нормальности и единственности, она никогда не уставала говорить о человеческой непостоянности и истиной свободе, которая проявляется, только когда ты имеешь право засыпать в разных постелях каждую ночь. Её можно бы назвать и шлюхой, но она совершенно не производила впечатления этой падшей женщины, напротив, когда ты смотрел на нее, с губ едва ли не срывались слова поклонения.
Она обладала тем самым запахом, который нельзя было однозначно назвать, но который беспрестанно будоражил воображение, стоило его почувствовать.
Она улыбалась и рвала колготки на сидящей рядом девушке. Та не в силах была сопротивляться вальяжно-властным прикосновениям к своим коленям и, скидывая туфли, забрасывала ноги на Ино и лепетала что-то несвязное. Яманако изрывала тонкий капрон до паутинных узоров и убирала волосы Карин в высокий хвост, чтобы целовать в шею, когда коридоры опустеют. Вместо набросков скульптуры, вместо построения натюрмортов, вместо этюдов на цвет первокурсница забавлялась посреди училища с едва ли не доходящей до оргазмов второгодкой. Это зрелище было поистине потрясающим и, что самое главное, – совершенно против иерархии этого учебного заведения. Первые и вторые года редко когда находились в столь близких отношениях на первых же днях занятий. Да и не сказать, что Ино, пахнущая женщиной, со своими умелыми и точными прикосновениями была слишком близка с красноволосой Карин, но это было совершенно не важно.
Коридор опустел, и Яманако целовала свою девочку в шею, от чего та смущалась и издавала нервные смешки. Надо было быть тише, и Ино закрывала ей рот, приказывая посасывать пальцы. Было немного обидно, что сама Яманако не могла дойти до такого возбуждения, в котором сейчас пребывала Карин, но зрелище чужих полуоргазмов всегда нравилось блондинке. Она не вполне отдавала себе отчёт, когда её пальцы стали столь искусно пробираться под чужие одежды, но зато она прекрасно понимала, как мало людей умеет делать это с такой остротой ощущений.
Едва ли девушки могли услышать шаги очередных опаздывающих, не в силах оторваться от излюбленного занятия. Зато сами опаздывающие обратили достаточно внимания на эту искусную сцену.
Сасори с интересом наблюдал за происходящим те две минуты, что потребовались, чтобы пройти по коридору, а Дейдара смотрел на Сасори, потому что едва ли какие-то лесбиянки могли заинтересовать его больше, чем собственная любовь.

*

Сасори дремал, во сне он выглядел слишком хрупко для мужчины и этим сводил с ума Дейдару уже второй год. Два года - достаточно малый срок для большой любви, но порой и мгновения достаточно, чтобы привести себя на край пропасти. А потом нужно ещё мгновение, чтобы что-то внутри сказало: «прыгай», и жизнь заканчивается. Жизнь заканчивается, и начинается её другая сторона – желание отдать себя в чужие руки, желание распять себя за грехи другого, желание кидаться в ноги за его прощение.
Любовь жалка, а порой и откровенно отвратительна в своих проявлениях, но человек бывает слишком слаб, чтобы собственную гордость ставить выше чувства.
Дейдара первый раз любил, Дейдара первый раз связал свое существование с кем-то, и он ещё очень много чего не понимал в происходящем. Будь это его третий любовник, он, возможно, и не раздумывал бы, что переживает, что творится в его голове, а что изливается чернилами на бумагу. Но Дейдара впервые испытывал это сильное чувство, и он терялся в бесконечных вариантах того, «что нужно делать».
Сасори дремал, а Дей обнимал его сзади и осторожно перебирал чужие пальцы. Дейдара очень любил руки, ему нравились ломаные линии пальцев и неровность костяшек, он любил те ощущения, которые порой появляются, когда тебя неожиданно берут за руку или когда так же неожиданно начинают касаться каждой косточки с небывалым трепетом. Его руки так же, как и руки Сасори, были болезненно чувствительными из-за постоянной работы с мелкими деталями. Руки художника, наверное, прекрасны уже по своему определению. И Дейдара воистину мог проводить часы, обнимая свою любовь и сплетаясь с ней руками. В этом было спокойствие тела, но никак не спокойствие души. Внутри в такие моменты всё переворачивалось, возрождалось и будто обновлялось. И, несмотря на два года подобных объятий, они странным образом не утратили своей чувственности.
Дейдара вдыхал запах Сасори, состоящий из одеколона, качественных сигарет и привкуса шампуня для волос. Едва ли что-то ещё в целом мире обладало таким запахом, а если и обладало, Дей испытывал искреннюю ревность к этой несчастной пародии.
Сасори сквозь сон смотрел на сплетённые руки, и каждая его мысль таяла, не сумев воплотиться в фразу. Ему, может, и хотелось что-то рассказать о новом проекте, о первогодках или предстоящем дне, но ничего не срывалось с его губ, кроме спокойного дыхания.
Он перевернулся лицом к Дейдаре и смотрел на каждую излюбленную за это время черту лица. Он всматривался в голубой оттенок глаз Дея тысячу раз и каждый раз находил в этом какое-то новое настроение. Однажды Сасори хотел изобразить бесконечность в цвете его радужки, показать, насколько оттенок бескраен, а смысл, наполняющий зрачки, разграничен. Эскизы до сих пор валялись неоконченными, ибо Сасори никак не мог составить достойную композицию.
Дейдара был переполнен любовью, переполнен настолько, что её хватало на двоих.
Сасори не мог отдать и десятой доли той страсти и жертвенности, что была дарована ему. Он был в бесконечном долгу чувств перед Дейдарой, и, как бы он ни пытался восполнить это неравенство, доказать собственную любовь, у него это никогда не получалось. Он не умел с тем же остервенением выворачивать свою душу и падать на колени, так явно наслаждаться каждым взглядом и любить за каждое слово, как любил его Дейдара.

*

Аудитория была полупустой, тихой и замершей где-то во времени. Сам воздух здесь двигался с некоторой протяжностью, несвойственной ему монотонностью и напряжённостью.
Беловолосый парень смотрел на собственные наброски, краем глаза наблюдая за перемещающейся по помещению фигурой.
Взгляд этого мальчишки был слишком вызывающим даже для творца. В этих фиолетовых зрачках читалось едва ли не желание, смешанное с терпким вкусом ожидания.
- Вы не собираетесь уходить? – голос поверг парня в приятную дрожь от неожиданности. Это был сорванный шёпот, шипение.
- Нет. Я хочу доработать эскизы.
Учитель был поразительно спокойным, можно даже сказать, непозволительно спокойным для своего дела, и его взгляд, казалось, выражал непомерную скуку, которую едва ли что-то могло развеять.
Ученик еле сдерживал порывы собственного возбуждения, еле удерживал в пальцах карандаш от той дрожи, что порождал своим присутствием наставник.
С выбеленной шеей. С побледневшими губами от дефицита прикосновений. Или наоборот, бесчувственных из-за тысячи изящных прикусываний и посасываний?..
В голове мальчишки одна фантазия перекрывала другую, с каждым разом становясь всё изощрённей и ярче.
Что делают эти пальцы с собственным телом? На что способны эти руки под властью желания?
Как эти по-женски длинные волосы метаются по подушке, когда их обладатель извивается от чужих прикосновений?
Чертовски привлекательно.
- Ничего не стоящая пылкость. Всё ваше усердие скоро сдуется.
Мальчишка усмехнулся так привычно для себя и жутко для окружающих.
- Разве вы не должны поощрять старательность учеников?
Учитель кинул на ученика презрительный взгляд, но всего на секунду, пытаясь скрыть собственное непомерное раздражение.
В конце концов, он учитель.
- Я не собираюсь оставаться тут ни на одну лишнюю минуту дольше, кроме выделенных на занятие. Прошу освободить аудиторию, мне нужно закрыть все двери.
Прошу освободить моё сердце от всякой ненужной ереси.
Светловолосый мальчишка понял всю безнадёжность ситуации и, скинув вещи в сумку, поспешно вышел из кабинета, кинув нахальное «до свидания».
Мне нужно место для любви к вам.

*

S.

- И… опять?
Я не удержал эти слова на языке и тупо уставился на сидящего в конце класса блондина.
Снова пустая аудитория. Снова эти белые стены, ужасное освещение, заляпанные мольберты и этот парень, который никогда не скрывает, что разглядывает тебя.
Вместо ответа мальчишка как-то скованно улыбнулся и начал, видимо, по привычке взъерошивать волосы на затылке.
- Я пришёл на пятнадцать минут позже, - констатирование факта в пустоту.
Я сел напротив парнишки, чувствуя, что вступил в нежелательную близость с этим человеком, и желал отгородиться доской мольберта, да побыстрей.
- Видимо, ничего более творческого, кроме как опаздывать на пары, никто не придумал.
Его фраза повисла в воздухе.
Провал.
Теперь разговора было не избежать. Я видел, как этому светловолосому жутко хочется обсудить происходящее, я видел пустой лист перед собой и абсолютное бездумье.
Есть такие моменты, когда общение становится вынужденным, но необходимым.
Всё из-за этой случайной фразы, всё из-за секундной потери собственной недоступности.
Разговор был натянутым, он убивал время и нашу способность нормально мыслить. Это продолжалось те двадцать минут, пока не пришёл учитель и не дополнил и так убивающую атмосферу своим абсолютно неуместным надзором.
Я думал о том, что всё это – ошибка с самого начала.
Ещё одни бездарно проведённые девяносто минут моей жизни.
Во взгляде этого мальчишки читались чистота и непорочность – он весь был пропитан правильностью и абсолютной нравственностью.
В нём ещё была вера в жизнь.
Всего лишь очередной Светлый Мальчик.
- Саске… правильно, да? Если тебе понадобится помощь, то всегда можешь обращаться ко мне.
Блондин растянул губы в слишком широкой улыбке, от которой меня перекосило и стало как-то не по себе от той доброты и тепла, что он дарил этим выражением эмоций.
- Почему тебе пришло в голову сказать именно это?
Мы заканчивали работу, собирали рассыпанные по полу кнопки и упавшие карандаши.
- Ты производишь впечатление человека, который не любит сам обращаться за помощью, даже когда она ему необходима.
Я на секунду замер и усмехнулся. Выпрямился и, накинув на плечо сумку, посмотрел на мальчика ещё раз.
- А ты производишь впечатление одинокого человека. Не правда ли?
В его глазах на секунду появилось удивление, потом капля горечи, но всего на мгновение, быстро сменившись каким-то странным, исходящим изнутри пламенем.
- Но я возьму на заметку твои слова.
Я вышел из класса, не дав договорить ему последней фразы.

@темы: Ино, Дейдара, Сасори, фэмслеш, философия, повседневность, эротика, миди, гет, Наруто, романтика, Саске, слеш, фанфики по "Naruto", Суйгецу, ангст

---

Те, что взрывали здания. Глава 2. Девочка без цвета.

Название: Те, что взрывали здания.
Автор: Dina)
Бета: Lin.
Персонажи/пары: Сасори/Ино/Дейдара.
Тип: гет.
Жанр: ангст, психология, романтика, эротика, экшн.
Предупреждения: нецензурная лексика, возможен ООС.
Рейтинг: R.
Размер: миди.
Статус: закончен.
Саммари: — Сон?
— Там ты меня не спас.
— Ошибаешься. Ты тут. С нами.
От автора: После долго молчания я, наконец, могу представить вам что-то действительно стоящее.

***

Глава 2.
Девочка без цвета.

— Мне интересно, как это всё выглядит со стороны? — спросила Ино, виртуозно изгибая бровь. — Ну, в смысле обычные люди... Как они к этому относятся?
Троица сидела в ресторанчике на самом последнем этаже небоскреба в маленькой кофейне и, попивая карамельный мокко, всматривалась в совсем новые развалины с высоты птичьего полета.
— Да никак. Максимум — нечто странное, не совсем похожее на нормальность. Они могут удивляться, когда видят эти здания, но не более того, — протянул Дейдара, почти с любовью рассматривая свой шедевр.
Странный холод пробирался по плечам всех троих от той высоты, на которой они находились. Просыпались давно уже забытые страхи, из-за чего руки чуть дрожали, прикасаясь к белоснежным кружкам.
Те чувства, в которых никто не мог признаться.
Отредактированная память, восстановление, игра...
Иллюзия, которая заменила самое главное событие их жизни.
— Я бы хотел увидеть гибель этого мира. Ее скорейшее пришествие витает в воздухе. Чувствуете?..
Сасори усмехался. Его ядовитая усмешка пробирала насквозь, и нечто зловещее читалось в коньячных глазах.
— Если бы гибель этого мира была взрывом... это было бы величайшее творение самого великого Гения-подрывателя... Но, знаете, мне кажется, хаос, пробирающийся в умы людей сейчас, настолько повседневен, что человечество и не замечает, как катится в бездну...
— Бездну? — Ино изумленно уставилась на красноволосого.
Тот никогда не считал себя высшим, но как-то негласно или по ошибке они всегда смотрели на Сасори снизу вверх.
— Ну да. Когда этот мир наконец прогниет насквозь, никто и не заметит, что настал конец... Не будет красочных спецэффектов, просто всё потонет в хаосе, который всем покажется нормой поведения.
— Наша откровенность... такая относительная, — засмеялся Дейдара, опрокидываясь на спинку стула. — Почему ты так ненавидишь людей, Сасори? Мне часто кажется, что мы вовсе друг друга и не знаем.
— Обязательство? — усмехнулась Ино, не сводя внимательного взгляда с Сасори.
— Не без этого.
— Я бы хотел увидеть хаос, но не хотел бы быть его частью. Именно поэтому мы здесь. Я не ненавижу людей... Я ведь просто наблюдаю. Они забавны. Они веселят меня, — попытался сформулировать красноволосый. — А гибель этого мира скорее факт, нежели мое желание. Да и...
Он оборвался, припоминая сон. Он не знал, способен ли передать кому-то другому те ощущения, что испытывал, возможно, единожды в своей жизни.
Под столом Ино сплетала стопы с ногами Дейдары, сидящего рядом. Придуманная схожесть, дополненная изящной игрой. Ино любила Дейдару за то пылкое сумасшествие, которое можно было рассмотреть на роговицах его глаз. Ей нравилось сплетать с ним пальцы, как будто они были частью единого механизма.
— Твой мирок, Сасори, тебе нравятся его декорации? — протянул Дейдара, проводя бледными пальцами по запястьям Ино. — Ты доволен?
— Вполне, — кивнул красноволосый, переводя взгляд на раскинувшиеся внизу развалины.
Длинная скатерть была их самым главным прикрытием — Дейдара и Ино, переглядываясь, могли творить, что хотели. Воздух наполнял привкус окончания, закатные лучи вновь прорезали небо, из-за чего их новый шедевр выглядел еще более поразительным. Казалось, всё в нём было сделано для того, чтобы, пронизанный слепящими лучами, он мог распространять их, будто второе солнце. Всё это маленькое разрушение, оставленное ими в центре города, было настолько странным и насыщенным... скорее пересыщенным оттенком и формой, что в голове не укладывалось, что когда-то это было обычной многоэтажкой. Каждый из них бросал оценивающие взгляды на шедевр-абстракцию. Там не было конкретной формы, не было так полюбившейся симметрии... был только цвет и какая-то смутная мысль, просвечивающаяся сквозь трещины.
Звон ложек о кружки и приглушенные разговоры уходящего дня. Странным было видеть этот мир при свете почти заснувшим. В безмолвии троица сидела и кожей ощущала чертовы шестьдесят метров до земли.

*

— Я родилась не в той эпохе! Я чувствую, что моя душа желает бала! — восклицала Ино, расхаживая по дому в пышном платье.
Дейдара заражал ее безумием, но этот хаос высвобождался только дома, в их небольшой, почти заброшенной квартире на окраине. Дома Ино каждый раз сбрасывала с себя повседневную одежду и начинала рыться в шкафу. Во всех этих рюшечках и бантах, лентах для волос и пышных юбках. Она умоляла затянуть Дейдару корсет потуже, но тот наотрез отказывался от этой фанатичной идеи.
Поэтому Ино расхаживала по дому каждый вечер, придумывая новый наряд и сочетая самые разные оттенки, чтобы потом встать напротив большого антикварного зеркала и сказать:
— Я не должна здесь жить.
— Но тем не менее ты тут, — констатировал факт Сасори, располагаясь на диване.
Ино по своему обыкновению садилась ему на колени и начинала аккуратно, почти по-детски стягивать запястья обоих лентой, вытянутой из своих волос. Извечным звуком квартиры был тихий шум радио, передававшего новости, которые никто не слушал, а извечным состоянием — бардак. Хаос, на фоне которого Ино выглядела королевой.
Дейдара обычно устраивался в ногах и о чём-то пытался поговорить с Сасори, перебивая напевы Ино. А она всё так же безуспешно шелковыми лентами пыталась связать их с Сасори запястья.
— Еще три заказа на этой неделе. И мне пришлось отказать очередной паре клиентов. Мне кажется, что город просто помешался на этом.
— Мир, Дей, мир помешался на этом, — кивнул Сасори, высвобождая свои руки из лент и забирая у Ино шелковую ткань.
— Цвет, Ино, цвет... Ты же любишь оттенки? Мне нужно, чтобы ты помогла мне с цветом. Ты его чувствуешь... кожей. Если брать слишком много желтого и белого, всё становится слишком счастливым, синий создает иллюзию отдаления... Какова реальность цвета? Есть ли что-то нейтральное? Допустим, что я ничего не хочу вкладывать в работу... Вообще ничего. Что тогда?..
— Сасори — терракотовый.
— Что?.. — переспросил Дей, вскинув голову вверх.
Только тут он увидел, что Сасори завязывал на шее у Ино ленту, аккуратно касаясь тонкими пальцами кожи. Ино смотрела на него с любовью, такой любовью, которую возможно испытывать только к хозяину, который привязывает тебя, чтобы ты не убегал далеко. И с усмешкой. У Ино во взгляде всегда читалась усмешка, Сасори то был или Дей... или любой другой прохожий.
— А ты, Дей, — янтарный. Нейтральных цветов не бывает. Помимо психологического воздействия цвета, есть еще личное. Каждый человек ассоциируется с цветом у другого человека. Поэтому, если ты выберешь нейтральным — серый, то ты будешь смотреть на здание с абсолютным непричастием, а кто-то не сможет без дрожи мимо него пройти. Нейтральных цветов нет.
Сасори усмехался, туго затягивая бант на шее, блондину оставалось только зачарованно смотреть на этот полный власти жест. На это фамильярное отношение.
— А... прозрачность? Стекло? Это ведь есть нейтральность, разве нет? — с минуту помолчав, спросил Дейдара.
Он отчетливо увидел, как расширились глаза Ино и как она, словно маленькая девочка, прижалась к груди своего хозяина. Дейдара кожей чувствовал ее дрожь и полный презрения взгляд Сасори, которым он был так щедро одарен. Через минуту атмосфера в комнате стала почти обременительной. И через помехи радио Дейдара не мог ничего понять.
Кроме того, что Ино уже точно не ответит.
Девушка прерывисто дышала, а Сасори крепче прижимал ее к себе. Он был покровителем обоих — и Ино, и Дейдары. Ему нельзя было перечить, но и без его прикосновений они не протянули бы и дня. Своими чуткими пальцами Сасори даровал им жизнь. И этими же пальцами он возрождал их день за днем, пробуждая поутру.
В тягучем молчании они просидели до тех пор, пока ослабевшая Ино не уснула. Сасори гладил ее по спине, перебирая сборки платья, высвобождая ее из корсета и старательно собирая в хвост волосы.
— Раскладывай диван, — тихо произнес он, взяв девушку на руки.
Платье сползало с ее хрупких плеч непосильным грузом. Дейдара суматошно заправлял постель и будоражил лежащую на полу пыль. Наконец Сасори стянул с Ино платье и аккуратно положил девушку на постель, укрывая одеялом. Платье пышным цветком лежало на стуле.
— Она не запутается в лентах? — приглушенно спросил Дейдара, показывая на стянутые лентами запястья, шею и волосы.
— Нет. Если ей будет неудобно — она проснется.
Блондин кивнул, стягивая с себя пиджак и небрежно бросая его в сторону стула. Оставшись в трусах, он оставил от надоедливого звука радио лишь мелкое дребезжание и лег рядом с Ино.
— Из-за чего она так? Что такого в нейтральности?.. — спрашивал он, разглядывая потолок.
Сасори что-то писал, читал и перекладывал на своем столе — единственной убранной вещи в доме.
— А зачем тебе нужна была эта нейтральность? Не ты ли всегда выбираешь закаты, чтобы подарить цвет творению? — насмешливо спросил красноволосый, всё так же занимаясь своими делами.
В повисшей тишине и полумраке всё-таки пришло спокойствие.
— Я просто думал о цвете. Он столь же важен, как и сама форма, и, может быть, столь же красноречив. А вопрос о нейтральности всего лишь следствие...
— В любом случае не говори с Ино об этом.
Дейдара изумленно вздернул бровь.
— Почему это?
— Скажем так... она не любит нейтральность, — протянул Сасори, и через пару секунд тишина окончательно повисла в воздухе.

*

— Прозрачная, прозрачная!
Казалось, голос шел из ниоткуда.
— Да она же почти просвечивает! Девочка Без Цвета!
Пустая крыша и не менее прозрачный дождь.
— Без цвета! Безликая!
Тело бьет озноб, и холод касается щек, с поразительной колкостью раня, будто ветер и был тысячью голосами, разрывающими голову.
— Девочка Без Цвета!
Снова голоса врываются в мысли. Бежать.
Бежать и не останавливаться.
Девочка в ярком платье бросается к краю крыши. В полуметре она замирает, увидев чудовищную высоту. Прижимаясь губами к кованой огородке, смотрит вниз. Ей не выбраться отсюда.
Голоса продолжают разрывать голову, ноги — дрожать от холода, а голос — предательски срываться.
— Пожалуйста, пожалуйста...
Дайте мне освободиться...
Защитная реакция. Она слаба и не может сделать и шага. Она защищает свою жизнь, подсознательно защищает, поэтому не может даже зацепиться за одну из реек.
Не может даже спокойно смотреть вниз, потому что голова начинает кружиться.
Дурацкое тело не желает ее слушаться, а чувства лишь обостряются, усиливая проклятый шепот в голове.
— Прозрачная!..
Она плачет. Дождь бьет по лицу и своими безликими каплями причиняет лишь большую боль. Она кричит в голос, чтобы хоть кто-нибудь ее услышал. Но шум, шум капель заглушает ее. Она мечется по краю крыши, ограду в два метра которой ей не перелезть. Мечется в платье из тысячи оттенков, но даже так не становится ни на каплю ярче. Она бледна и растеряна с голосами в голове. Она хочет окраситься в красный — самый глубокий и насыщенный цвет.
Она снова и снова видит их насмешливые взгляды и колкие усмешки.
— Сасори-Сасори...
Как будто это имя ей чем-то поможет.
— Сасори-Сасори...
Она снова хватается за холодные прутья.
— Сасори-Сасори...
— Если постараться...

— Ино.
Его шепот разрывает сознание девушки. Поймав знакомую фигуру в темноте, она делает глубокий вдох.
Ее дыхание сбито, руки запутались в лентах, а на ногах она чувствует чужие прикосновения.
— Сасори, — будто пытаясь доказать реальность самой себе, произносит Ино.
— Сон?
— Там ты меня не спас.
— Ошибаешься. Ты тут. С нами.
Всматриваясь в темноту, она видит, как Дейдара бережно обнимает ее ноги, расположившись поперек кровати. Как Сасори склонился над ней и как его губы практически касаются ее волос. Она видит старые картины их зала и устаревшие изразцы, которыми обит потолок.
Айвазовский, Левитан, Дали.
Чертов дождь больше не холодит кожу.
То был сон, действительно сон...
— Всё хорошо, вроде... — приглушенный голос, чтобы не разбудить спящего Дея.
Она утыкается в грудь Сасори и чувствует спасительное тепло.
Ощущает защиту — его странную способность. С ним она никогда не оказывается на крыше.
Без платья Ино становилась тем, кем она должна была быть. В пределах глупости с переодеваниями она могла позволить себе быть по-детски наивной и капризной, в ярких одеяниях она теряла свой образ и становилась олицетворением того цвета, который был на нее надет.
В этих нарядах Ино была похожа на королеву и бесспорно ей становилась.
Это было странным явлением. Их равенство было противоестественным. Во время взрывов, когда Дейдара чувствовал странный трепет в груди, только он был единственно важным в этой троице. Дома, разгуливая в пышных платьях и связывая лентами чужие запястья, Ино была королевой. А Сасори и так имел над ними полную власть. Они подчинялись ему, хотели того или нет... Ино нуждалась в Сасори, Дейдара нуждался в Ино, а Сасори находил их присутствие имитацией собственного мира, в котором только он мог диктовать правила. Мира, в котором, несмотря на внешний хаос, всё усмирялось с одним его словом.
Слабость, которую имел каждый. Слабость, которая всех одинаково касалась. Обязательство, которое никто из них не мог нарушить.

@темы: Ино, Дейдара, Сасори, философия, эротика, миди, психология, гет, романтика, экшн, фанфики по "Naruto", ангст, драма

---

Ответ.

Название: Ответ. Продолжение «Прощайся с будущим» и «На расстоянии».
Авторы: Dina & MidNight.
Бета: MidNight.
Фэндом: Наруто.
Жанры: слеш, ангст, романтика.
Персонажи: Наруто/Саске.
Размер: мини.
Статус: закончен.
Дисклаймер: Отказываемся от прав.
Размещение: Только с нашего разрешения.
Содержание: Почему люди не могут развлекаться не причиняя друг другу боли? Я не знаю ответ. © Карл Остин.
От автора: Приятного прочтения для тех, кто ещё помнит.

Здесь всё казалось куда сложнее, чем во внешнем мире. Я не знал, как это объяснить.
«От голубого к чёрному»

Oomph! – «Nichts»

Мы всегда были тем типом людей, которые не любят свои чувства. Признаваться в слабостях даже самому себе – странный и иссушающий процесс. И поэтому хоть я и жил у Саске, мне всегда казалось, будто бы я зашёл в гости и остался чуть дольше обычного. Мы не могли позволить себе смириться с тем, что жили вместе. Я не мог привыкнуть к его квартире, он - к моему присутствию. Я иногда, удивляясь, замирал посреди комнаты и с пару секунд пытался осознать, что да – это квартира Саске. Да, я тут живу. Да, мы делим один диван на двоих.
А Саске однажды проснулся и, кажется, не на шутку испугался, почувствовав мою руку у себя на плече.
Всем было непривычно.
Жизнь Саске была пропитана музыкой; чувствительные колонки из кухни замолкали лишь в ещё более странные минуты его вдохновения. Я наспех скидывал одежду, чувствуя, как липкий дождь склеивает волосы. Комната была безбожно прокурена: так бывало каждый раз, когда я уходил из дома, и Саске был предан сам себе. Квартира будто замерла в каком-то оцепенении, и только через пару мгновений я понял, в чём была причина.
Музыка. Она была другой.
Глубокий, утробный звук, пробирающий насквозь, заставлял стены дребезжать. У Саске был специфичный музыкальный вкус: он любил красивые и странные вещи. Но чем больше появлялось звуков, начиная от барабанного ритма и заканчивая грубым, прокуренным и сорванным голосом солиста, тем я всё больше понимал, что эта музыка отличается от всего, что я слышал раньше. Грязный гитарный звук придавал ярости всей композиции, но вместе с этим делал его глубже и угрюмей.
Саске курил, тупо уставившись в окно и лишь отбивая пальцами такт по столу.
Когда звук отходил на второй план из-за хриплых немецких слов, произносимых с какой-то странной ненавистью, Учиха как-то приторно улыбнулся и откинулся на спинку стула. Напряжение, созданное первыми аккордами, испарилось, и оставались только слова, бешеные рваные звуки и грубо тянущиеся гласные.
О чём он пел?
Я искренне не мог представить, о чем можно петь под такие мотивы.
Разнобойный ураган звуков смешался и оставил лишь тихое позвякивание струн и голос, о чем-то воющий. Я пытался представить исполнителя этой песни, как он прильнул к микрофону, обхватив рукой гитару, как он напрягает свои голосовые связки и оттого жмурится, однако смог спроектировать у себя в воображении этого музыканта только частично, но так старательно, что, кажется, знал какой фирмы медиатор он зажимает меж пальцами.
Саске перекладывал пластинки, вытаскивал из холодильника вчерашний ужин, внезапно замирая, чтобы окончательно прочувствовать звучание и вновь возвращаясь к своим делам. Учиха был тем человеком, который готов кинуть самое важное дело, если слышит интересное ему звучание. Его эгоизм к окружающему миру поражал ещё больше, чем любовь к музыке.
- Нет ничего холоднее твоей любви, нет ничего холоднее твоих рук, - сказал он, как только голос в колонках последний раз утробно протянул что-то по-немецки с таким глубоким отчаяньем, что я вздрогнул.
Мне потребовалось пару минут, чтобы осознать – то были слова песни. Самой странной песни, которую слушал Саске.
- Где же ты нашёл такое точное описание себя, Учиха? – я широко улыбнулся, начиная возиться с едой. У меня дрожали руки, и я надеялся, что этой реакции Саске не видел.
- Да-да, Наруто, очень смешно, - протянул он. Что угодно лишь бы не признавать, что да-да, его любовь действительно очень холодная.
Саске повёл лопатками, потом вытянул шею и, наконец, окончательно откинулся на стул, внимательно за мной наблюдая. В каждом его движении я видел усталость, и мне оставалось только чуть натянуто улыбаться – я ничем не мог ему помочь. Иногда у меня возникало стойкое ощущение, что я просто задержался, что я просто мешаюсь, а ему хочется заняться своими делами. Что я слишком отвлекал и производил много шума. Днём Саске был уставшим, а ночью странно-душевным. Только на репетициях он будто менялся, и в нём откуда-то появлялась энергия. По утрам он был невыносим, поэтому постоянно сменял места работы, лишь бы находиться в свободном графике.
В конце концов, я, задетый за что-то живое, слишком чувственный и нуждающийся в нём, опустился рядом на корточки, по-детски обнимая. Позже я плюхнулся на пол и смотрел куда-то в пустоту.
Мы были обезвожены.
Будто вытягивали друг из друга последние силы, хотя пытались, напротив, дарить их. Слишком растрачивались друг на друга, и по его сухим прикосновениям я чувствовал странный трепет, который медленно переходил в истерику.
Когда Саске прикасался ко мне, иногда я впадал в панику, пугаясь о том, что эти прикосновения фальшивы.
Что-то на психологическом уровне. Или инстинктивно. Я нуждался в его прикосновениях, но сходил с ума, стоило мне их получить. Саске крепко обнимал меня за плечи, пытаясь успокоить дрожь.
Он был моей главной слабостью.
В конце концов, я уткнулся лбом в его колено, и тут звуки были совершенно лишними. Музыка походила на дребезжание, а мне просто хотелось почувствовать смутное спокойствие.
Я уже и забыл про душ, про склеенные волосы. Оставалась только тягучая усталость.
В конце концов, мы оставляли недоразогретую еду, забирались на диван и тупо пялились в потолок. Саске иногда вставал, что-то записывал, перекладывал, иногда ему звонили.
Я в полудрёме чувствовал изнеможение.
Я просыпался на закате с тяжелой головой и постанывал о том, что легче мне не становилось даже от сна.
Учиха усмехался и готовил ужин.
Я не знал нормально ли это, я не мог разобраться в нужности и важности. Мне не у кого было спросить совета, поговорить о том, что со мной сейчас происходит, правильно ли я вообще живу, в конце концов. То есть... я отдавал себе отчет в том, что это все ненормально, но мне нужен был понимающий человек, который сказал бы что все в порядке, что мы не одни такие, что люди влюбляются в душу, а не чертово тело. Наверное, Саске было еще тяжелее это воспринимать и осознавать. Мы парни. И мы, черт подери, в отношениях... Очень странных отношениях.
Помню только что потом, на одной из репетиций, очередной раз видел Саске живым, настоящим и улыбающимся. С яростным и красивым, чувственным голосом и самокритичностью. Они исполняли новую песню перед концертом. Ради шутки Учиха наигрывал слишком быстро, кротко рассмеялся и, кинув на меня какой-то странный взгляд, сказал «ладно-ладно, давайте теперь новую…»
И начал нашёптывать что-то микрофону так, что дрожь пошла по моему телу, и я чувствовал, как песня становится не набором звуков, а целой историей, которая будоражит сознание и своими образами сколько пугает меня, столько и поражает. Я никогда не мог насмотреться на поющего на сцене Саске. Тогда он был самым лучшим. Самым красивым и спокойным. Мне казалось, я становился для него бременем. Или жизнь и была для него какой-то страшной пыткой? Он мог жить только на сцене.
Я ловил те короткие минуты его вдохновения.
Текст был мне незнаком и слишком насыщен, как, в общем-то, и всегда. Саске любил писать длинные песни и был без ума, когда слова и музыка моментами отделялись друг от друга и создавали два параллельных мира.
Я слушал с фанатичным восторгом и феерией ощущений. Из множества слов, я помню как точно и лаконично легла на музыку фраза «я знаю, ты простишь мне холодность этой любви». Я вздрогнул. Резко вздёрнул голову вверх, желая встретиться с понимающим взглядом Саске, но он закрыл глаза, с усмешкой вытягивая новые слоги.

*

Metallica – «Only Happy When It Rains»

Он говорил, что «Only Happy When It Rains» - лучшая песня для секса.
Саске даже не смотрел на меня, когда включал эту композицию. Только когда комната наполнилась пульсирующими волнами гитары, он касался моих плеч, а позже стягивал футболку.
Его, кажется, действительно возбуждала эта песня. Каждое его движение было пропитано какой-то дрожью предвкушение, мимолётной нерешительности и явной несдержанностью. Мне эта песня казалась слишком дешёвой, слишком медленной и сентиментальной, чтобы заниматься под неё сексом. Я хмурился, но не пытался сопротивляться, скорее напротив, пытался понять, что же вызывает в Саске эту нестерпимую страсть. Музыка даже не пыталась наращивать темп, в то время как мы уже лежали на кровати, абсолютно не романтично, но жутко возбуждающе сбрасывая с себя последнюю одежду, торопливо натягивая презерватив на член Саске, когда я уже еле сдерживался.
Музыка меня раздражала. Я хотел Саске, но видел, что для него здесь решающим являюсь не только я, но и звуковое сопровождение.
Я чуть ли не рычал, когда Учиха, наконец, резким движением притянул меня к себе за поясницу и наклонил к подушке.
Дальше я чувствовал, как он выливает на меня полбанки смазки и один за другим пальцы с легкостью входят в меня.
Я ощущаю необычную наполненность, я ощущаю то, что испытывал уже тысячу раз, но так и не смог полностью привыкнуть.
Пульсирующий член опускается с каждым новым осторожным, но явно нетерпеливым движением пальцев Саске. Вся чувствительность уходит к простате и через несколько секунд тело начинает наполнять болезненно-сладкое чувство.
Саске резко вытаскивает пальцы, из-за чего я порядком теряюсь, и тут же с моих губ срывается неоднозначные звуки то ли наслаждения, то ли недовольства.
Он входит не менее резко, и в этот момент я переполняюсь жаром изнутри и, утыкаясь лицом в подушку, начинаю в голос рычать. Учиха старается сдерживать свои порывы, но всё его напряжение и перевозбуждения эхом отзывается в моём теле. Песня уже идёт по второму кругу. Я начинаю понимать, почему Саске называл её «лучшей песней для секса». Протяжность и монотонность заставляют меня желать медленности. Такой тягучей и гораздо более болезненной, но приятной медлительности, когда Учиха, соблюдая ритм, дольше задерживается во мне. Я чувствую, как всё больше напрягаю ягодицы, и как Саске больно впивается мне в поясницу, призывая расслабиться.
Его начинает бить дрожь, движения становятся резче и ненасытней, я чувствую подступающий к нему оргазм, в то время как сам ощущаю лишь сладко-приторное наслаждение во всём теле. Минуту, другую… третью. Анальный оргазм крайне отличается от обычного. И Учиха это понимает, пытаясь продержаться как можно дольше.
В конце концов, полустоны Саске, протяжные аккорды и грубоватый голос Металлики смешались в один единый, едва различимый ритм, с громкими и болезненными стуками моего сердца. Странные, тягучие ощущения внутри, дрожь и хриплое рычание. Саске уже был на пределе, а я только начинал ощущать этот пробирающий насквозь трепет. Эйфорией в голове разлились тысячи ощущений, слегка притупленные, но всё же приятные. Саске сделал ещё пару толчков, перед тем как навалиться на меня и переполнить изнутри обжигающем теплом.
От зашкаливающей близости и остроты ощущений я чувствовал насколько громко и прерывисто стучит его сердце. После нескольких минут молчания Учиха ушёл в душ, а я перевернулся на спину, бесцельно уставившись в потолок.
- You can keep me company/As long as you don't care, - доносилось из динамиков с кухни.
Какая ироничная, но жутко правильная фраза.
Я пытался перебрать в голове то, сколько раз я уже оставался голым на этом диване, уставившись в потолок и отдыхая, ожидания, когда Саске освободит ванну. И как потом мы садимся выпить чего-нибудь покрепче, а Учиха уже из ванны выходит с зажженной сигаретой.
Я не мог остановиться, припоминая одну за другой сцены и всё новые и новые ощущения, что он мне дарил в каждый из подобных вечеров. То сколько раз я наслаждался им и переполнялся его чувственностью, столь редкой, но не забываемой.
Я чертовски любил Учиху и даже эти какие-то пустые и одинокие минуты не могли помешать этой любви.
Я был оглушён и вздрогнул, когда Учиха мокрыми холодными руками коснулся моих бёдер и через пару мгновений коснулся языком головки члена. Я, чуть испуганный и удивлённый, вскочил, но Саске лишь крепче вцепился в бедра, начерчивая холодными пальцами неровные круги и с каждой секундой наполняя моё тело новым возбуждением. Я запустил руки в волосы Учихи и откинул голову назад. Мне не оставалось ничего другого, кроме как принимать то наслаждение, что он хотел мне подарить. Я всё ещё не остыл до конца, поэтому возбуждение приходило стремительно, покрывая тело мурашками и заставляя жмуриться от приятных агоний внутри. Я чувствовал язык Саске и как тот постоянно касается моего члена то с одной, то с другой стороны. Я, не сдерживаясь, начинал хрипеть или рычать, вновь откидывался на кровать и цеплялся за смятое одеяло.
Саске резко отпрянул, и его губ едва коснулась белёсая сперма. Я чуть подал бёдра вперёд и на несколько секунд выпал из времени, принимая наслаждение, что приятной волной разливалось по телу.
У меня сбилось дыхание, я едва улавливал помутившимся взглядом нависшего надо мной Учиху. Тот снова был возбуждён и целовал меня в губы, не давая опомниться. Солоноватый вкус спермы на его губах возвращал к реальности.
Он, усмехнувшись, лёг рядом. Мокрый и холодный, остывший после душа и невероятно притягательный. Я сел, пытаясь совладать с дрожью в ногах.
Двух минут достаточно, чтобы оправиться от оргазма.
- You can keep me company, as long as you don't care, - повторил я услышанные строки. Я смотрел на Саске, а Саске смотрел на меня. Такие моменты можно назвать абсолютным пониманием.
Понимание и Учиха. Разве не парадоксально?
Новая песня «Треугольника», написанная Саске через пару дней начиналась с его сорванного шёпота
«Ты можешь быть со мной/пока тебе не надоест».

*

Этот страх подворотен, где ты идёшь прочь.
Ночные Снайперы – «Корабли»

Бары, пабы, полупустые клубы со скудными и однообразными, пытающимися выделиться, посетителями.
Неизменная разруха и даже некоторая романтичность этих мест вдохновляла Саске, а я по старой, уже въевшейся в самую глубь сознания, привычке не мог отойти от него и на шаг. Мы шатались по окраинам пешком. От студии до его квартиры, заходя в полуразорившиеся магазины, в которых всё ещё продавались пластинки. Проходя не по аллеям, по землистым тротуарам, усеянными пожухлой листвой. В молчании или странных разговорах, содержания которых я не мог вспомнить позже. В воздухе витало оцепенение, я был слишком восхищён Саске, его подрагивающими плечами и задумчивым лицом. Я боялся спугнуть пришедшее будто из окружавших нас полуразрушенных зданий вдохновение, которое изливалось в небольшом блокноте. В этих прогулках было что-то поражающее и пробирающее насквозь.
Мне иногда казалось это в корне неправильным – вот так жить. Что я его собака, несущая тапочки в зубах, стоит хозяину вытащить ключи от квартиры. Что я исполнял каждую его просьбу, что ему порой, даже не приходилось меня просить.
Я сидел у его ног, ожидая, когда же он посмотрит на меня. Я сидел у его ног, и ему не требовалось слов, чтобы я исполнил любой его молчаливый приказ.
Всё, что было моим за последние полгода, моим уже быть перестало. Всё осталось у Саске, и я, кажется, с удовольствием швырял ему под ноги собственные чувства.
Когда мне было грустно, я, почти извиняясь, просил у Учихи внимания.
Я любил Саске. Я был благодарен Саске. Я искренне поражался Саске.
Когда он, усмехнувшись, крепко обнимал меня, освобождал половину дивана и накрывал одеялом, готовил завтрак или набирал ванну после моего тяжелого трудового дня.
Саске был удивительно хорошим хозяином.
Мы шли, и в этой тишине я не мог найти спокойствия. Казалось, всё идёт как-то неправильно, не по сценарию. Казалось, что сейчас я должен что-то сделать, и я судорожно соображал, что именно.
- Саске…
От этих слов он вздрогнул, словно до этого и вовсе позабыл о моём присутствии.
Удивлённый взгляд, немного уставший, иссушенный, - взгляд человека, которого только что выдернули из запутанных туннелей собственного внутреннего мира.
- А, Наруто… - Он долго приходит в себя, выискивает подходящие слова и догоняет собственные мысли. – Я хочу прогуляться.
Я выжидающе на него смотрю. Изнутри на меня накатывает какое-то гадкое ощущение, чувство собственной ничтожности в его глазах.
- Один.
Я улыбаюсь и киваю в ответ. Разворачиваюсь в одно движение и иду обратно – в самое начало парка, где стоят лавочки, и фонари отбрасывают свой матовый свет на стоящие рядом деревья.
Сейчас я снова исполняю его просьбу. Мне становится нестерпимо больно от того, что я в который раз не могу ничем помочь Саске. Что я ухожу, ухожу, а не остаюсь рядом с ним, что если бы я остался я бы наверняка сошёл с ума от одного единственного вопроса: «что с тобой, Саске?! Чёрт возьми, что с тобой?..»
Понимание. Я слишком долго его знаю, чтобы не понимать, что настроение Саске только в его собственных руках.
Я, угрюмый, плюхаюсь на мокрую после дождя скамью.
Я бездарен, Саске. Я всё ещё не научился тебя спасать.
Внутри что-то обрывается от вида твоей удаляющейся фигуры.
Я уже видел это. Тогда, на вокзале. Ты повернулся ко мне спиной и ушёл. Ушёл, чёрт возьми, бросив меня там.
Я боялся побежать за тобой. В тот момент я боялся, что это было неправильным – не слушаться тебя.
Что за ирония. Я до сих пор боюсь перечить тебе.
Кажется, ничего не изменилось.
Я вдыхаю холодный, тяжёлый воздух осени после дождя. Я закидываю голову вверх, пытаясь увидеть звёзды. На мутном небе ничего толком нет.
Я думаю о том, насколько тебе наверняка сейчас сложно.

*

Твои мечты рассыпаны по дороге,
бензин с дождем смешался –
лишь стоит спичку поднести.
«Дорога в огонь», Треугольник.

Осенью группа закончила работу над дебютным альбомом и больше мы на студии не появлялись – ребята арендовали помещение для репетиций и планировали поработать над последними музыкальными зарисовками Саске, а также придать старым песням новое звучание.
По возможности я старался быть с ними на каждой репетиции, однако постоянно чувствовал уколы обиды - этот идиот продолжал как ни в чем ни бывало строить из себя свободного от отношений человека, поэтому частенько он оставался в гостиницах, у друзей или каких-нибудь любовниц, о которых я ничего не знал, но предполагал их наличие. Про репетиции Саске почти никогда не говорил, и я едва успевал во время узнавать, что вечером будет устроен «концерт для одного зрителя» после которого мы пойдем к нему. И у нас будет секс; возможно, я даже буду сверху, а Учиха стыдливо будет избегать моего взгляда, словно ненароком отводя глаза чуть ниже, на мои бьющиеся в рваном ритме ключицы.
И вот, сейчас мы находились на этой самой базе, в сыроватом замкнутом пространстве с тусклым люминесцентным светом вместо привычных для Саске прожекторов, воображаемой шаткой сценой вместо подмостков рок-клубов; с усталым и потрёпанным мной вместо толпы разукрашенных кричащих фанаток.
Саске обернулся к барабанной установке и тихо проговорил название песни. Я не услышал, что он сказал, но был абсолютно уверен в том, что узнаю любую из их композиций с первых секунд. Однако засмотревшись на плавно покачивающееся тело лидера группы, к середине песни я осознал, что отвлекся и не прислушивался ни к ударным битам, ни к виртуозной партии бас-гитары, а лишь тонул в глубинах отрешенного вокала, приглушенного в тумане глухих ритмов. Его голос звучал столь тихо холодно, будто он пел мне из темных глубин озера. Эта жутковатая песня томно тянулась как нуга в каком-нибудь шоколадном батончике, и монотонная мелодия могла посоперничать с самим блюзом в своем плавном звучании. Но вдруг сила звука начала гудяще нарастать, и басист выдал низкий гитарный рифф, который еще какое-то время выл в воздухе, пока Саске пел. Впрочем, я не мог сказать, что последний являлся полноценным вокалистом – скорее его голос был таким же бездушным инструментом как гитара, чьи плавные изгибы Учиха неосознанно обнимал словно человека. Часто так бывает, что тексты просто тянутся параллельно музыке, существуя независимо от нее, и при прослушивании не получается воспринимать композицию как одно целое: приходится переключать внимание от вокала к инструменталу. Здесь такое чувство возникало из-за отчужденного монотонного голоса Саске, перекликавшимся с мелодией лишь иногда, отдаваясь гулким эхом. Но у меня всегда создавалось ощущение, что так и должно быть. Наверное, в то время я просто плохо разбирался в музыке. Впрочем, именно их творчество, казалось, они и сами не до конца понимали.
И было еще кое-что: песня все-таки оказалась мне незнакомой.
Возможно, обрывки фраз я встречал в каких-нибудь черновиках Учихи, потому что чувство дежавю меня не отпускало, и, когда барабан глухо отыграл завершение своей партии, я решился спросить, что это за песня.
- «Дорога в огонь», - ответил он так, словно это должно было о чем-то мне сказать, и, переведя дыхание, спешно добавил, будто оправдываясь, - я написал ее еще там, но мы нигде ее не исполняли - меня волнует звучание.
Что он хотел сказать этой песней? Я не стал представлять себя в мыслях и текстах Саске, но мне хотелось бы верить, что там снова про нас. Про девушку, подарившую ему «На расстоянии» я старался не думать. С одной стороны меня утешало то, что больше между ними связи не было, но с другой моя фантазия выдавала весьма реалистичные вариации развития событий: допустим, если группа станет популярной, эта самая Ино увидит успешного Саске и захочет вернуться к нему. И что тогда? Кого он предпочтет?
Замешательство мучило меня несколько дней, пока Учиха не предложил мне взять у него пару уроков гитары. Вернее, это звучало как случайно пророненная в беседе фраза, но я вцепился зубами в этот шанс сблизиться с ним настолько, насколько это вообще было возможным, учитывая замкнутый характер этого зануды. Вот так сильно я хотел ощутить маленькую негласную победу над его прошлым.
Занятия наши тянулись долгими зимними вечерами, однако ничего дельного из этого не получилось – моим неуклюжим аккордам было далеко до тех финтов, что вытворяли тонкие пальцы Саске. Я в сотый раз убедился, что страсть к музыке должна быть въевшейся в плоть и кровь. Единственной радостью были те ночи триумфа, когда Учиха задерживался у меня и по природной лени ему приходилось оставаться. У меня была куча кассет в тумбочке под телевизором, и когда спать не хотелось, я приносил с кухни колу (крепче ничего не было, хотя зануда считал этот напиток вредным и требовал «самого полезного в мире пива») и чипсы, пока он настраивал видик. Так мы пересмотрели все что было – от малобюджетных пошлых комедий до довольно качественных фильмов ужасов. Я словно ненароком жался к его татуированному плечу и иногда даже засыпал посреди фильма, чувствуя себя в тепло и уютно в атмосфере маленьких бытовых откровений.
Когда он утром покидал мою квартиру, я смотрел вслед и думал, как же он чертовски красив – не важно на сцене или с утра пораньше. Следующая случайная мысль заставляла улыбаться: он еще и мой. Ну, скорее всего.
А с кухни неизменно доносился наш любимый New Order.

***

Весной группа вновь собралась записывать альбом – об этом я узнал, случайно услышав разговор Саске с менеджером группы. Что-то внутри тоскливо заныло, и перед глазами пролетели те месяцы слепого дождя и одиночества. На миг появилось непреодолимое желание запереть ублюдка в клетку и держать его там, лишь бы только он был со мной круглосуточно, но подумав об его трепетной любви к музыке, мне пришлось отступить. Когда он сжимал микрофон двумя руками, с неизменно поблескивающим медиатором в правой, когда он прижимал к себе гитару, когда отрывисто считал до четырех и затем томно тянул гласные в словах - тогда и только тогда в его глазах просыпалась искра жизни. Жизни, а не серого существования в закулисье. Чтобы узреть ее вновь, я был готов пожертвовать нами и вновь кинуться в бумажный плен из моих писем и его не_ответов.
Переминаясь с ноги на ногу, я осмелился спросить, правда ли это. Стоя ко мне спиной и не отвлекаясь от сбора немногочисленных вещей, он замер на секунду и кивнул. Я, кажется, на миг перестал дышать.
- Эй, - позвал я, прислонившись к дверному косяку. – Ты тогда это… пой там эту песню почаще, хорошо? Так я буду знать, что ты все-таки обо мне помнишь.
- Тогда не пиши мне письма, твои нюни и давление на жалость мне портят настроение. Я не хочу знать, насколько тебе там больно или что-то в этом роде.
- И что же ты предлагаешь делать? – я, обиженный, взглянул на Учиху настолько резко насколько вообще мог на него смотреть.
- Поехать со мной.

@темы: повседневность, кинк, эротика, мини, психология, Наруто, романтика, Саске, слеш, фанфики по "Naruto", ангст, драма

---

Те, что взрывали здания. Глава 1. Феерия.

Название: Те, что взрывали здания.
Автор: Dina)
Бета: Lin.
Персонажи/пары: Сасори/Ино/Дейдара.
Тип: гет.
Жанр: ангст, психология, романтика, эротика, экшн.
Предупреждения: нецензурная лексика, возможен ООС.
Рейтинг: R.
Размер: миди.
Статус: закончен.
Саммари: Есть ли грань между искусством и Хаосом?
От автора: После долго молчания я, наконец, могу представить вам что-то действительно стоящее.

***

Музыка: Funeral For A Friend - "History".

Глава 1.
Феерия.

Я не хочу переделать этот мир, я просто хочу, чтобы он погиб вместе со мной. © "Изысканный труп"

— Эй, Ино-о! — девушка обернулась, встречаясь взглядом с глазами неимоверно красивого оттенка. — Скоро закат, мы ведь хотели устроить феерию!
Парень подбежал к ней, забрасывая руки за голову и с сумасшедшей улыбкой принимаясь рассказывать подробности взрыва.
— Оно влево свалится. Как только солнце опустится наполовину, подорвем к чертовой бабушке! — Дейдара начал жестами показывать, как именно упадет здание. — Будет большой бум!
Ино засмеялась, предвкушая шоу. Их работа — подрывать здания. Они — Ино, Дейдара и Сасори — занимаются этим уже шесть лет. Шесть лет они ездят по всему миру и взрывают шедевры архитектуры, чтобы от них остались не менее шедевральные развалины.
— Вот бы кто-нибудь проходил мимо. Драма — неплохое дополнение к столь кровавому закату, — сказал Сасори и, отбивая свернутым в трубочку проектом взрыва какой-то странный ритм, подошел ближе.
— С чего вы взяли, что закат кровавый будет, а, Сасори-сама? — Дей отобрал у мужчины проект и пробежался взглядом профессионала по всем красным отметинам на бумаге.
— Вот если кого-то завалит, то он точно станет кровавым... наскучили мне эти взрывы. Надо придумать что-то поинтересней.
— Только дай тебе лицензию на пару трупов, и уже о «кровавом» заговорили, — девушка усмехнулась в подобном Дейдаре жесте, закидывая руки за голову. — Эй, у тебя там точно всё правильно?
Парень поспешно кивнул, и они втроем отправились на возвышенность.
Рядом с ними — пульт управления взрывчаткой и пакеты с продуктами. У подножия холма валяются лучшие фасады здания, которые потом они будут разбрасывать по всем правилам композиции и эстетики.
Солнце касалось горизонта, будто боясь обжечься и совершенно не подозревая, что само его обжигает. Они открывали одну за другой пачки с чипсами и упаковки еды быстрого приготовления. Разливая по приготовленным заранее бокалам апельсиновый сок, они встали вокруг пульта управления.
— Народа не будет, да? — чуть сокрушенно протянул Сасори. — Всё же без зрителей не так интересно.
Ино пожала плечами, пока Дей проверял все провода.
— Это пустырь, как-никак... Вспомни, когда мы в последний раз взрывали для себя... Да, славное было время. Жутко бесят эти мельтешащие дамочки, которые кричат, как резаные, стоит взорваться только первому этажу.
— В панике есть определенная грация, Ино, ни черта ты не понимаешь, — парни обменялись понимающими взглядами. — Всё готово.
На устах всех троих заиграли усмешки, и со звоном бокалов они одновременно нажали на одну из кнопок.
Взрыв разорвал тишину заката.
Пятиэтажный дом с уж давно изжившим себя барокко покосился в правую сторону. Первый этаж.
Сквозь образовавшиеся щели закат слепил глаза, здание будто подсвечивалось изнутри. И резные балконы, красивейшие фасады, раскрашенные в пурпурный полумрак, становились самыми обычными и непримечательными на фоне озарявшего округу солнца.
Ино засмеялась и захлопала в ладоши. На фоне оглушительного взрыва ее смех был почти не слышен. Продолжая, она нажала вторую кнопку, и внезапно, не спрашивая разрешения, Сасори коснулся третьей.
Все удивленно взглянули на Творца, расплывающегося в странной ухмылке. Пара секунд, и воздух разразил неповторимый шум двух взрывов, волна пыли от которых настигла стоявших на холме. Половина здания, словно отрезанная по диагонали чьей-то умелой рукой, отлетела в сторону и обрушилась с пылью и грохотом на пожухлую траву.
Теперь смеялся только Сасори, в то время как Дейдара то ли завороженно, то ли потрясенно смотрел на свое творение.
— Идиот! Ты чуть всё не испортил! — первой подала голос Ино и хлопнула Сасори по аристократически длинным пальцам.
— Всё прошло нормально, — протянул красноволосый.
— Слушай, нахрена мы, по-твоему, столько готовимся к подрыву, если ты одновременно две кнопки жмешь? Да Дейдару чуть кондратий не хватил — это была его лучшая работа!
Ино скептично смотрела на человека, которому явно наскучили все жизненные ценности. До такой степени наскучили, что ничего более интересного и притягательного, чем легальное разрушение, он не видел.
Девушка взглянула на руки, покрытые пылью, и с кислой миной выплеснула содержимое бокала на землю.
— И сок испортил. Черт бы тебя побрал, Сасори...
— Да ладно, Ино, всё вышло не так плохо, — Дей пожал плечами, подходя к уцелевшим продуктам и подавая каждому по закуске.
— Довольно неплохо, — протянули они чуть ли не в унисон.
Возвышенность. На ее пожелтевшей траве расселась троица, не замолкая обсуждая только что появившуюся развилину и черкаясь на за пару минут составленный план о том, как раскидать оставшиеся фасады, как последними умелыми мазками дополнить шедевр.
У подножия холма — разрушенная пятиэтажка, срезанная по диагонали, чьи окна расползлись в загадочных узорах, через которые сочился свет закатного, по-настоящему кровавого солнца. Здание имело треугольную форму, и его разлетевшаяся на части крыша держалась лишь с помощью пары уцелевших балок. Отчаянно балансируя, творение будто стояло на грани между мельтешащим изяществом барокко и поражающим своей абстракцией чем-то альтернативным, почти заброшенным.
Пустырь, истоптанная трава, троица, размещающая на главном фасаде искусный изразец, выбивая нетронутые взрывом окна и оттаскивая излишки в сторону.
— Первый этаж уцелел?
— Да, там еще часть второго. Надеюсь, лестница не повредилась. Мы вроде нормально всё укрепили...
— Отлично, тогда пора домой, — Ино развернулась по направлению к устаревшей машине, которая нравилась своим хозяевам как раз потому, что была устаревшей.
Парни удивленно посмотрели ей вслед.
— Эй, я думал, мы тут еще на ночь останемся. Давно уже так красиво не выходило...
— Нет-нет, Де-е-ей, он испортил всю романтику своими выходками, во мне почти пропало мое эстетическое начало, — сетовала Ино, хватая друзей за руки и таща к машине. — Сердце истинного творца...
— Не сможет выдержать столь страшной потери, как раннее нажатие кнопочки, — парировал Сасори, обнимая девушку за шею, касаясь волос.
Было в этом жесте что-то настолько фамильярное, что любой другой возмутился бы на ее месте.
— Именно.
— Мне просто было скучно. Твое лицо в тот момент стоило всего последующего бубнежа.
Ино пожала плечами, высвобождаясь из цепких пальцев, и запрыгнула в машину, включая музыку.
— Страшные же вещи с людьми творит скука, — присвистнул Дей, забираясь в автомобиль и бросая последний взгляд на произведение, подарившее ему пару секунд абсолютной феерии разрушения в своем самом красивом и изысканном свете — свете заката.

*

Что-то сжималось в груди, трепетало, дыхание замирало и учащалось. Всё тело было и вовсе не своим собственным, а будто подмененным на другое — чужое. То тело, что могло испытывать небывалые ощущения, феерию чувств и всю полноту красок. Сасори разрывался в этих доселе неизвестных ему эмоциях, когда стоял и смотрел. Всего лишь смотрел на горящий под его ногами мир. Взрывы, бесконечное пламя, грохот и паника. Полный хаос, но настолько красивый, настолько чарующий и необыкновенный, что Сасори не мог сдержать восхищения. Проявления человеческой сущности, все эти крики и плач, непрекращающиеся слезы и страх. Он имел честь видеть это!
Всё слишком фантастично и почти фанатично. На подкорке сознания теплится мысль, что это сон. Такая тягучая и неоднозначная мысль.
Другая реальность.
Реальность, которая дарит ему непревзойденные ощущения.
Жаль, что тело его не слушалось. Надо благодарить за то, что хотя бы мысли оставались при нём.
Разрушение, испепеление города дотла — всё это... возвышало. И он, стоящий над развалинами того, что когда-то осматривал скептичным взглядом, сейчас чувствовал себя почти богом. Чем-то приближенным к небесному созданию, потому что он имел право наблюдать.
Кто еще мог позволить себе такую роскошь на этом пиру Хаоса?
И он смотрел на происходящее под его ногами, на разбивающиеся вдребезги здания и крики людей, которые теперь казались самой приятной музыкой.
Он никогда не видел ничего подобного. Никогда душа Сасори не разрывалась столькими чувствами, и он был рад, несомненно рад тому, что может что-то испытывать.
Что он имеет полное право чувствовать.
И пусть его удовольствие было изощреннее, и пусть это была лишь краткая фантазия.
Он, черт возьми, мог ощущать.
Та роскошь, которую многие бездумно себе позволяли, и то, что он так редко испытывал.
Чувственность.
Нет-нет, правильнее сказать, ощутимость.
Он смеялся, хотя, по сути, надо плакать. Ну хоть немного сокрушиться по поводу гибели мира.
Не сейчас, потом, позже... На данный момент Сасори мог только смеяться и наслаждаться дарованной ему на секунды эмоциональностью.

*

Он просыпался. С нежеланием и каким-то почти горьким ощущением. Слышал потрескивающее, изжившее себя радио и чувствовал, как его обнимают чьи-то теплые руки. Он пытался освободить свои пальцы из плена чужих волос, но боялся... боялся привлечь к себе излишнее внимание.
Разглядывая потертые обои и потрескавшийся, давным-давно затопленный потолок, Сасори размышлял, что же еще может подарить ему ощущения.
Вопросы, почему он был таким лишенным, будто чем-то обделенный, но вместе с этим выглядящий полноценным, он давно уже не задавал.

*

— Да там же дофига народу! — крикнул Дей, выглядывая из окна очередного здания, которое они приготовились взрывать.
Сасори стоял неподалеку, почти пораженный количеством людей и явно задумчивый. Он не знал, виноваты ли взрывы в его снах, или проблема была в нём самом... в его отношении к этому миру?
Он не был уверен в нормальности этих эмоций — в желании разрушения.
Хотя что в нашем мире нормально?
Из-за Сасори над зданием повисла обреченность. Только Дейдара, всем известный неизменностью своего безумия, был увлечен новым проектом. Ино с женским трепетом, заразившаяся от своего Хозяина меланхолией, аккуратно протягивала провода из разных концов здания к одной единственной коробке, с виду маленькой, но на самом деле чрезвычайно важной.
Сасори во время взрывов становился бесполезной фигурой в этой странной троице. Дейдара, увлеченный и трепетный к собственным творениям, испытывал во время взрыва столько ощущений, сколько Сасори мог познать разве что за целую жизнь. Не могли его тело и мысли полноценно откликаться на внешний мир, и в этом была своя ирония.
Ино не могла двинуться из-за окутавших ее проводов, а Дейдара рассматривал мятые листы с чертежами и его авторскими дополнениями. Сасори с интересом вертел пульт управления, прикидывая в голове, какая часть зданий от какой кнопки зависит и что надо нажать, чтобы всё взлетело на воздух с пугающей быстротой.
Девушка буквально пилила красноволосого взглядом, припоминая недавно произошедший инцидент, повтор которого они никак не могли допустить.
— А ну-ка, отда-ай, — протянул Дейдара, грациозно забирая у Сасори пульт.
Тот смог лишь хмыкнуть и пойти к выходу.
Лет десять назад совсем обезумевшие деятели искусства решили, что зданий слишком много, чтобы строить еще, но продвигать архитектуру в какое-то направление надо. Все до сих пор гадают, каким таким образом, но министерство пришло к выводу, что подрыв зданий по всем эстетическим правилам будет наилучшим решением для украшения любого города.
Всё это заинтересовало особенно чокнутых мэров, и среди деятелей искусства научиться «взрывать» стало одним из самых престижных умений. Но, увы и ах, престижным оно было не только из-за своей исключительной модности этого времени, но еще и потому, что это получалось далеко не у каждого. Точнее, вообще мало у кого получалось. Только-только вышедшие из художественных училищ студенты пытались подорвать здания без всякой основы с одним лишь сомнительным вкусом и, конечно же, у них ни черта не получалось.
Эта профессия совмещала в себе два разных умения: точные расчеты опорных точек, которые нужно взорвать для определенного наклона здания во время падения, глубокие знания взрывчатых-укрепляющих веществ и художественный вкус. Чтобы в конце концов превратить кучу строительного мусора в произведение искусства.
Много лет люди, зараженные идей о разрушении, пытались воссоздать развалины, но действительно правдоподобными они получались лишь при натуральном взрыве. А зданий для этого было предостаточно. Главное — не потерять пару этажей для будущего ресторанчика или магазина...
Это был прекрасный маркетинговый ход. И из-за своей необычности он хоть и был популярным, но пока не вошел в разряд «надоевшего».
Поэтому они втроем еще учениками художественного училища поняли, чем хотят заниматься всю жизнь.
Но их отличал от многих других тот факт, что им действительно было скучно. Они не хотели денег и почти не хотели славы, им нравился сам процесс подрыва. И знали они гораздо больше любого другого, кто пытался взрывать до них.
Хотя бы потому, что Дейдара практиковался в этом задолго до новомодного течения.
— Ты точно всё проверил? — спрашивала Ино уже в третий раз, когда они стояли в метрах пяти от здания и подсоединяли провода к нужным рычагам.
— Да, Ино, он всё проверил, — уставше проговорил Сасори, присаживаясь на корточки и перепроверяя провода. — Я даже обещаю тебе не глупить. Опускать рычаги будете сами.
— Ах, какая щедрость, — парировала Ино, оглядываясь на шумящую сзади них толпу. — Меня поражают эти придурки. Мы, конечно, всё делаем с умом, но кто знает, куда эти кирпичи разлетятся...
— На то они и придурки, что не думают. Посмотри, да это же офисные крысы, пытающиеся найти в разрушении отраду. Жалкое подобие на человека.
— Мы не многим отличались бы от них, — с усмешкой произнесла девушка.
— Но мы отличаемся, — отрезал красноволосый.
Дей не услышал препирательства друзей, лишь занимался взрывчаткой. Работа была единственной вещью, к которой он относился без смеха, и причиной тому было далеко не то, что кому-нибудь может оторвать голову. Он был слишком чутким к этим взрывам, в которых читал секунды полного утопичного наслаждения и возбуждения.
И любая ошибка могла привести не к красоте, а к хаосу, который был ему слишком ненавистен. Грань между искусством и беспорядочностью сейчас была слишком тонкой.
— Начинаем, иначе они сейчас порвут нас! — крикнула Ино. — Эти придурки дорожат своим временем, даже когда его у них выше крыши.
Дейдара усмехнулся, прогоняя всю свою серьезность, и с разницей в пять секунд опустил рычаги.
Один за другим раздались приглушенные специально для городской полосы взрывы, которые стали еще более тихими на фоне оглушительного рева толпы.
Для жителей взрывы всегда были забавой. И несмотря на то, что они знали, что сейчас произойдет, они всегда очень громко кричали.
Кажется, взрывы были единственным для них способом выпустить из себя всю свою злобу или обреченность.
Ино затыкала уши и утыкалась головой в грудь Сасори. Ее лицо выражало не просто недовольство... Казалось, она готова наорать на этих людей громче, чем они голосили сейчас.
Сасори, более безразличный во всех отношениях, точно так же, как и в отношении звука, обнимал Ино за плечи и ловил взгляд Дея.
Чем-то странным была их близость в такие моменты. Казалось, только со звуками взрыва они могли полностью друг друга понимать.
Дейдара подошел к ним и посмотрел на то, как клубы пыли взметнулись в воздух и голубизна неба стала еле различимой. Верхушка здания сквозь пыльную пелену летела вниз вместе с обломками штукатурки и старых обоев.
Сегодня троица взрывала старенькую «хрущёвку», которая на фоне новых высотных голубых зеркальных коробок выглядела слишком многоэлементной и подчеркивала всю их чересчур убогую простоту.
Поэтому его было решено взорвать, а на первых трех этажах разместить ресторан.
Когда взрыв прекратился и был слышен только звук рушения последних камней четвертого этажа, публика зааплодировала, засвистела и чуть ли не затопала ногами. Дейдаре казалось, что когда они повернутся, они подарят им цветы.
Но звук будто шел извне, пока он чувствовал тепло и странное оцепенение в области груди, смотря, как солнце неокрепшими весенними лучами пронизывает паутину развалин.
Мегаполис со своей вечной идеальностью и безукоризненность с небольшим источником эстетического хаоса.
Мегаполис в оттенках. Тысячи частей, собранные воедино, словно мазки на картине, и каждый из старых, истертых кирпичей — отдельный цвет. Отдельный завораживающий фрагмент. Цвет мог передавать настроение, мог излагать мысль, но только его феерия могла вызывать чувства.

@темы: кинк, эротика, миди, психология, романтика, экшн, ангст

---

Перечувственность.

Название: Перечувственность.
Автор: Дина.
Жанр: зарисовка, драма, ангст.
Персонажи: Ты и я.
Рейтинг: PG-13.
Размер: мини.
Статус: Закончен.
Музыка ALCEST – Sur L'Océan Couleur De Fer
Содержание: Игра на доверие.
От автора: В память.

***

- Ты доверяешь мне. – это утверждение, а не вопрос. Ты настолько меня знаешь, настолько пропитался моими мыслями, что так дерзко позволяешь себе говорить за меня. Возможно, напротив, я настолько пропиталась твоими мыслями, насколько выплеснула свою чувственность, положила собственное сердце у твоих ног и, улыбаясь, упала на колени с фразой «Забирай. Всё что угодно забирай», что тебе и задумываться не стоит о моих чувствах. Для тебя они очевидны.
Ты прикасаешься к моим векам – я тут же закрываю глаза. Ты берёшь меня за руку и ведёшь куда-то. Наверное, вперёд. Ты сказал, что будешь подсказывать мне, будешь оберегать меня от проезжающих машин, бордюров или случайных веток.
- Только ты должна мне доверять.
С закрытыми глазами всё кажется другим. Прикосновения – острее, запахи – резче. Весь мир будто переворачивается и расцветает иными оттенками.
Осень. Я чувствую её, когда наступаю в кучу листьев. Ты тянешь меня вперёд, и я никогда-никогда не потеряю тебя из вида. Я никогда-никогда не упаду, пока ты ведёшь меня.
Солнце светит сквозь веки. Удивительное ощущение. Будто ты слепец, но это приятное неведенье. Темнота, наполненная теплом. Я чувствую твой запах, я обожаю твой запах. Ты останавливаешься, и я случайно ударяюсь о твоё плечо. Утыкаюсь лицом в твою куртку, и эта секунда становится чуть дольше обычной.
Ударяться о тебя можно. И насколько бы не было больно, это – необходимость. Я буду врезаться в спину, за которой ты меня прячешь ото всех.
Но это только когда мои глаза закрыты. Ты ведёшь меня с искренней нежностью и любовью, с чувством долга лишь когда я не могу делать это сама.
Лишь когда ты сам закрываешь мне глаза. Ты берёшь на себя ответственность за меня.
Я слышу шум. Много городского шума – чужие голоса, машины и шаги людей, шелест листвы и редкие завывания ветра. Твой тихий голос будто разрывает эту канитель - я вслушиваюсь. Твой голос слишком спокоен и настолько поразительно прекрасный, что снова секунды становятся длиннее.
Всякая влюблённость заставляет нас признавать человеческую идеальность. После тебя я начинаю верить в совершенство.
Надо бы сказать ты - мой поводырь. Но это не так. Ведь это я твоя собака, это я всегда иду за тобой, а в этот раз ты всего лишь подал мне руку.
Руки. Эти прикосновения не похожи ни на что другое – я чувствую, как ты случайно сжимаешь мою руку, как немного отстраняешься, как говоришь и хочешь дополнить фразу жестом. Каждое твоё случайное движение запоминается мною, руки – связующая нить между нами. Это понимание.
Возможно, это можно назвать доверием.
Когда мы подходим к бордюру, ты как-то инстинктивно сжимаешь мою руку сильнее, будто мы собираемся перепрыгнуть через пропасть, а не поднять ногу чуть выше обычного.
Ты наверняка этого не замечаешь, но я каждый раз вздрагиваю от этого импульса. Будто ты отдаёшь мне какую-то значительную часть себя.
С закрытыми глазами мир кажется другим, с закрытыми глазами каждое твоё прикосновение становится неимоверно важным.
- Поребрик.
Я всегда немного сбиваюсь, затормаживаюсь и несколько секунд думаю, как правильно ступить.
Ты выжидаешь и продолжаешь вести меня. Наклоняешься к уху и шепчешь какие идут прохожие. Говоришь, что только что прошёл мальчик, который бы мог мне понравиться, а после этого усмехаешься. Нет-нет, не из-за того, что я хочу открыть глаза и посмотреть ему вслед, а потому что ты понимаешь, что мне абсолютно безразличны все мальчики, которые проходят сейчас мимо. И мне так же безразличен любой другой человек кроме тебя.
Мы видимо выходим в безлюдное место. Ты повышаешь голос и с истинным артистизмом говоришь о том, как красиво вокруг. Что солнце светит угасающе, но тепло; что небо поразительно голубое, и что облака сейчас будто сошли в полутона. Что вокруг много деревьев и у каждого из них – свой оттенок листвы. Ты говоришь о том, какого цвета под ногами брусчатка и что между плитками такое расстояние, что будь я на шпильках - давно бы начала падать. Что поребрики здесь выше, чем обычно и удивительно, что в этом парке на скамейках никто не сидит.
Ты говоришь, что хочешь покормить голубей. Я усмехаюсь и отвечаю, что голубей ты любишь больше, чем меня.
Вместо ответной фразы ты начинаешь пересчитывать расхаживающих рядом птиц.
Я утыкаюсь в твоё плечо и с какой-то небывалой нежностью отношусь к тебе именно в эту секунду.
Мне хочется показать тебе всю свою любовь. Это чувство расползается внутри меня и становится невыносимо тяжёлым, огромнейшим и будто разрывает изнутри. Наполняет грудь какой-то странной обреченностью и тревогой.
Я не знаю, как показать тебе свою любовь. Я не могу представить с какой силой и чувственностью, с каким остервенением я должна обнять тебя, чтобы ты хоть на мгновение понял это ощущение. Я не могу подобрать слова, и я не могу придумать прикосновения. Это необъяснимо.
Ты наверняка чувствуешь, наверняка понимаешь, что я хватаюсь за тебя как за нечто последнее, будто ещё секунда-другая и ты уйдёшь навсегда, и это - прощание.
Но где гарантия, что ты не уйдёшь? Где хоть немного уверенности, что ты не оставишь меня одну посреди парка с закрытыми глазами?
Я не уверена в следующем мгновении. Я просто-напросто не уверена в этой жизни.
Повисает молчание. Я тону в собственных чувствах, а о твоих мыслях сейчас я боюсь думать.
Жалеешь ли ты меня сейчас? Сочувствуешь ли? Снова делаешь одолжение моей такой обреченной, но сильной любви?
В мыслях снова и снова твои слова: «Я знаю».
Ты знаешь, насколько я тебя люблю. Может не точно, может, не совсем понимаешь ощущения, но точно знаешь, что очень сильно.
Мне бессмысленно показывать тебе что-то – ты знаешь. Ты всегда говоришь эти два слова с таким обречением, с каким-то пониманием и одновременно уверенностью, что мне кажется, будто эти слова тебе в тягость. Будто вся эта любовь для тебя это невыносимость, внезапно свалившаяся на плечи.
Ты знаешь, насколько я люблю тебя, поэтому ты сейчас молчишь, поэтому ты сейчас держишь меня за руку, поэтому ты так легко закрываешь мне глаза, поэтому ты так уверен в каждой моей мысли.
Я говорила, что хочу упасть перед тобой на колени?
Это жест полной обречённости, но порой мне кажется, что это единственноправильная сцена.
Ты стоишь, а я стою перед тобой на коленях. Ты сидишь, а я ползаю у тебя в ногах.
Собаки верные и преданные животные, но собаки не любят своих хозяев настолько сильно, насколько люблю тебя я.
Разрываешь сплетённые руки и, крепко держа за плечи, подводишь к скамейке. Мы сидим поодаль – ты кормишь голубей и рассказываешь мне об их раскраске, и о том какой из них самый наглый.
Твоя куртка на моих плечах. Я ощущаю твой запах, и мне, кажется, этого достаточно.
- Тебе холодно? – я говорю в пустоту, потому что глупо искать твой взгляд с закрытыми глазами.
- Нет. Холодно сейчас тебе.
Я как-то горько усмехаюсь и закидываю голову вверх. Как будто могу там что-то увидеть.
Мне кажется, будто ты снова хочешь сказать «Я знаю».
Никогда твоё понимание не было настолько болезненным для меня. Никогда ещё я не жалела так о том, что ты знаешь мои чувства.
Ты можешь знать хоть всю мою исполосованную душу. Ты можешь прочитать каждую строчку моих мыслей.
Но этот взгляд, пропитанный пониманием и жалостью, – самое ужасное.
Снисхождение.
Ты пару минут назад разрешил открыть мне глаза. Сказал, что, да-да, я тебе доверяю. Сказал, что это было интересно.
Я продолжаю сидеть зажмурившись.
Я не хочу видеть твоё преисполненное сочувствием лицо.
А ты молча сидишь, кормишь голубей и порой усмехаешься. Полностью в своих мыслях…
Ты с иронией думаешь сейчас о том, почему и как так получилось, что же было не так в этой жизни, какую мы совершили ошибку, что ты сидишь со мной, я сижу со своей любовью, и вряд ли это изменится. Вряд ли я хоть раз вырву свои руки, дерну свои плечи от твоих прикосновений. Вряд ли крикну «не прикасайся!» и не захочу упасть тебе в ноги. А ты вряд ли не усмехнёшься, не скажешь «я знаю» и не посмотришь на меня с этой странной болью, жалостью и наверняка виной.
Как будто действительно есть кто-то виноватый, что ты меня не любишь. Как будто это слишком тяжёлое бремя – моя любовь.

@темы: драббл, повседневность, ориджинал, зарисовка, гет, романтика, ангст, драма

---

немного интересных фактов.

я не устаю удивляться развращённости людей, в которой они, к слову, не хотят признавать)
около 70% находят этот дневник по запросу "эрогуро".
но это ещё не самое страшное)
на всеми любимом НК тот самый фанфик "Касаясь языком" был прочитал более двух тысяч раз.
но все рекорды побил лит-форум, с онлайном в 50 человек.

посмотреть на скрин

смотрим на общие просмотры, которые едва переваливают за 25 и на такие работы как "Чертовка", "Синдром чужой руки" и, конечно же, "Касаясь языком", которые я поместила в жанр "эротических рассказов".
мерное охуевание по этому поводу не проходит уже месяц ровно с тем, что просмотры продолжают увеличиваться)
собственно, не уйти ли мне в порнорассказы чуть более, чем полностью?
кинк-фесты меня ждут!
и тут мне хочется пустить в дискуссию о том, что вот так и так, а нынешние авторы пишут исключительно чернуху.
НО мы забываем, что не было бы спроса, не было бы и предложения в таких количествах)
про себя же могу сказать, что несмотря на все свои глубокие познания хентая я так и не написала.
что буду исправлять в ближайшее время.

---

Синдром чужой руки.

Название: Синдром чужой руки.
Автор: Din.
Бета: Харун.
Фэндом: ориджинал.
Персонажи: Алан/Джейн, Бэл/Метт, Он/Рейн и Руки. Много Рук.
Жанр: психология, эротика, частичка ангста и ужаса.
Рейтинг: R.
Статус: закончен.
Размер: мини.
Содержание: Моей руке всё интересно: от мягкости ткани вашей одежды до желания найти эрогенную зону. Это психоневрологическое заболевание, следствия которого достаточно банальны – рука есть неостановленное разумом сознание.
От автора: Автор не углублялся в психологическую подноготную болезни, так что всё это – художественный вымысел. Большой и красивый. При ближайшем рассмотрении можно увидеть связующие нити трёх историй.
И ещё. Спасибо Карин за идею.

***

[c]Часть 1. Это будет сказано всего один раз.[/c]

Переполненное метро – самое отвратительное место для меня. Слишком много людей, которые близко стоят, которые касаются тебя и которых можешь коснуться ты. В этой вынужденной близости есть частичка дерзости и пошлости. И это ещё не полный перечень того, почему я не люблю метро.
В ушах звучит музыка на полной громкости. Песня «Lullaby» и её иллюзия многоголосья, смутное разделение голосов въедаются в мозг, и ты почти не думаешь об окружающих тебя и близко стоящих людях. Я хватаюсь за поручень левой рукой и пытаюсь поймать равновесие. На одной из остановок я таки не удерживаюсь на ногах и цепляюсь второй рукой о ближайшую стену.
И это тоже отнюдь не последняя причина, почему я не люблю метро.
- Эй, - доносится до меня откуда-то сбоку. Доносится настолько громко, что я даже в наушниках слышу это и резко поворачиваюсь вместе с превозмогающей половиной вагона. – Не стоит распускать руки.
Передо мной женщина лет двадцати пяти, симпатичная, но слишком помешанная на собственной неотразимости, чтобы не привлечь внимание всего вагона: моя рука находилась на ее груди.
- Я случайно.
Я надеюсь, что никто не обратил внимания на сомнительный жест, когда я правой рукой с силой оттащил левую от бюста незнакомки.
- Извините, - говорю я под её упрекающим взглядом.
У меня нет сил объяснять, что такое синдром чужой руки. Или болезнь доктора Стренджлава. Называйте, как вам больше нравится.
Я упустил то мгновение, когда оставил левую руку без дела.
Весь вагон всполошился, на меня бросают испытывающие и осуждающие взгляды. Мне почти наплевать, ибо из-за музыки я не услышу их язвительных комментариев, которые надолго эхом остаются в голове. Я выхожу на следующей остановке и понимаю, что одинокая прогулка в тысячу раз лучше этой вынужденной близости. Когда человек находится на расстоянии вытянутой руки от меня, может произойти что угодно.
Моей руке всё интересно: от мягкости ткани вашей одежды до желания найти эрогенную зону. Это психоневрологическое заболевание, следствия которого достаточно банальны – рука есть неостановленное разумом сознание.
Всё элементарно… Несколько лет назад, когда мои отношения с девушками начали переходить на ступень физической близости, я не у одной особы нашёл эрогенную зону одну интересней другой. И, видимо, это знание, как одно из самых забавных и увлекательных, осталось на задворках моего сознания и произвело слишком большое впечатление, а рука всего лишь решила им воспользоваться.
Пару девушек я доводил до оргазма левой рукой, из-за чего они немало удивлялись, хотя под волной экстаза мало об этом беспокоились.
У вас есть альтер эго? В вас ведь наверняка есть часть, которая испытывает самые изощрённые и извращённые удовольствия?
Моим альтер эго была левая рука, воплощающая в жизнь самые потайные желания.
Прохладный предзимний воздух ударил в лицо, грязные листья ссохлись, и ветер швырял их по краям улицы. Сухой асфальт промёрз, и со всех сторон чувствовалась промозглость и морозность.
Музыка слишком внезапно прекратилась, из-за чего я невольно вздрогнул и замер. Вибрация в кармане брюк была мне ответом.
- Алан?
- Да. Только что вышел из метро.
- Без приключений в этот раз? – знакомая усмешка и неизменная музыка на заднем плане. Джейн была дома, а значит, музыкальный центр работал на полную мощность.
- Нет. Я облапал какую-то женщину.
- Нет, не ты облапал. Это сделала твоя неконтролируемая часть. А точнее, твои скрытые желания. Твоя рука. Почему ты не дашь имя этому существу? – Джейн рассмеялась. Рука явно была небезразлична к этой девушке, ибо её активность зашкаливала, стоило Джейн переступить порог моей квартиры. Так я случайно узнал о каждой её эрогенной зоне. О небывалой чувствительности шеи и неконтролируемом возбуждении от еле ощутимого прикосновения к внутренней стороне бедра.
- Психиатр сказал мне избавляться от этой чуши и побыстрее. Становиться с собой в резонанс и наводить порядок в голове. А ты мне говоришь «дать этому существу имя». Дже-е-ейн… Из-за этой штуковины я сегодня снова промёрзну до костей! Нет никакого желания возвращаться в метро.
Да, мы с Джейн переспали сразу же после её знакомства с Рукой. Джейн была моей старой знакомой, но в институте перешла на уровень близкой подруги. Узнав о заболевании, она лишь раззадоривала руку, отвечая на каждое прикосновение. Джейн говорила, что «переспали не мы с тобой, а я с твоим альтер эго». Но разница была небольшая. Альтер эго то было или всего лишь моё скрытое желание, но трахался с Джейн я и не желал углубляться в психологию происходящего.
- Сколько лет ты уже «разбираешься в себе», Алан? Невролог так и не сказал тебе ничего стоящего, а психиатры на то и психиатры, чтобы вешать тебе на уши всякое дерьмо. С именем всё было бы гораздо проще.
- Забудь, Джейн. Лучше приходи завтра ко мне. Мы будем рады.
Она снова засмеялась и, пообещав заскочить после обеда, сбросила.
Несмотря на всю абсурдность мыслей Руки, единственное, в чём мы были похожи – это в симпатии к Джейн. Нет… В желании к Джейн. Огромном, животном и несдерживаемом желании.

*

Я скинул с себя верхнюю одежду и ещё раз проклял всю чертову отопительную централизацию за то, что этого самого отопления всё ещё не было. Квартира не многим отличалась от улицы, особенно с учётом того, что я не закрыл с утра окно.
В этом пробирающем насквозь холоде я решил, что лучше всего быстрее лечь спать, а через несколько часов встать, чтобы всю ночь просидеть в интернете или сделать любое другое убивающее время занятие до завтрашнего дня, когда придёт Джейн.
Психиатр советовал мне говорить с Рукой, как с самим собой и пытаться разрешить «конфликт, который стоит между вами и мешает выздоровлению». Всё это было чушью. Обыкновенное сдерживание плотских желаний и совсем изощрённых фетишей никого не доводило до болезни доктора Стренджлава. Рука просто желала каждого человека. Ощупать, ощутить, сделать своим и не отпускать. Вот и всё. Я не понимал, в чём кроется причина, но ясно видел следствие: мысли Руки явно отличались от моих собственных. И наше отношение к Джейн было тому примером. Мои привязанность и дружелюбие в Руке оборачивались в страсть и собственичество. Порой мне казалось, что Рука ревнует меня к Джейн, но это было верхом идиотизма. Всё это вообще было явным сумасшествием, но, конечно,современная медицина мало что могла сделать.
Мне оставалось сказать спасибо, что это была всего лишь левая рука, а не, скажем, член. Тогда бы я однозначно проклинал Небо за подобную выходку. А так я всего лишь замерзал по пути домой и слишком много времени тратил на объяснения новому знакомому, «на что он не должен обращать внимания».
Я не успел заметить, я успел только почувствовать, как левая рука подбиралась к члену.
Да, такое бывало пару раз. Никто не знает тебя и твоё тело лучше, чем ты сам. Или твоё альтер эго.
Сложно отрицать, что подобное ужасно возбуждает. Когда твоя же рука, но не подвластная тебе, начинает медленно двигаться по члену и массировать головку. Потом неожиданно отпускать его и проводить пальцами по торсу, шее, трогать губы и скулы. Все: каждое из этих прикосновений вызывает небывалое возбуждение.
Нет, ты не онанируешь. Тебя, чёрт возьми, трахает твоя же рука!
Она скользит по телу ловко и медленно, протяжно и умело. Чуть осторожно. А потом снова вызывающе и дерзко. Это не твои прикосновения. Нет… Чужие. Но вторящие твоим малейшим пожеланиям.
Свободной рукой я сдёргиваю одеяло и прочую одежду. Это сложное признание. Это будет сказано всего один раз…
Я жду этих моментов. Этих моментов, когда моя рука захочет мной овладеть. Не Джейн, не незнакомой женщиной из метро, а именно мной.
Я торопливо раздеваюсь, расставляю ноги и закидываю правую руку за голову. Левая рука наверняка рассмеялась бы в лицо этой спешке и нетерпеливости, если бы могла. Этому извращённому желанию.
Рука пробирается по груди, останавливается на сосках, которые становятся невероятно чувствительными. Проникает в рот и это ощущение сравнимо только с внезапным минетом, когда к тебе в рот пробивается что-то инородное. Касается языка и нёба, делает пару резких движений-толчков, окончательно возбуждая меня.
Будоража сознание и помутившуюся память.
Я отвлекаюсь, и мне остаётся лишь вскрикнуть, когда рука вновь возвращается к члену и, добиваясь болезненного, еле сдерживаемого возбуждения, переходит к кольцу мышц. Неприятные ощущения тут же проходят из-за наличия слюны. Правой рукой я хватаю член, чтобы не потерять ещё один источник удовольствия.
Я слишком сильно выгибаю спину, чтобы доставать и там, и там. Смотрюсь наверняка не менее возбуждающе для любителей. Для таких же чёртовых фетишистов.
В конце концов, вслед за рукой поднимаюсь и сам начинаю садиться задницей на пальцы, и не упускаю члена из рук. Я быстро кончаю, но это не останавливает руку.
Она всегда доводит меня до анального оргазма.
Я правой рукой опираюсь на кровать, а левая пытается проникнуть всё глубже и глубже.
На четвёртом пальце я кончаю ещё раз, из члена вытекает тонкая струйка спермы, а голова идёт кругом от нахлынувшей эйфории.
Рука не успокаивается и снова хватается за член, желая выжать из меня всё до последней капли. До последнего стона удовольствия.
Интересно, а рука получает то же удовольствие, что и я?
Секундная мысль, вытесненная из головы очередной волной наслаждения.
Я буду трахать себя до тех пор, пока другому мне это не надоест.
Завтра после обеда придёт Джейн... Но время ещё есть.
[c]
Часть 2. Вдохи не приносят воздуха.[/c]

- Спокойной ночи, Бэл. Да приснится нам утопия, - Метт обнял меня за плечи и уткнулся лицом в волосы.
- Спокойной ночи.
Я обожала, когда он так обнимал меня. В этих объятиях приходило спокойствие, столь редкое и по своему обыкновению уходящее с наступлением темноты.
- Синдром чужой руки, - услышала я от мужчины в очках несколько лет назад. После того, как меня продержали сутки в камере с мягкими стенами и только потом поверили, что я не хотела убивать себя. - Синдром чужой руки, когда вы в разладе с собой. Ваше альтер эго ненавидит вас, именно поэтому произошло то, что произошло. Нужно длительное лечение….
Да-да, именно так. Неприятно и шокирующе узнавать, что какая-то неотъемлемая часть ненавидит тебя же. Я бы не поверила, если бы не холодные руки, сжимающие мою шею мёртвой хваткой посреди ночи.
Сеансы у психотерапевта мало к чему привели, я только понимала, что виновата в чём-то. Что я постоянно на уровне подсознания обвиняю себя в чём-то очень страшном. Из-за этой вины другой моей части захотелось меня задушить.
Приступы повторяются случайно, но чаще всего ночью. Когда я сплю, а подсознание, напротив, предоставлено самому себе.
Метт живёт со мной три месяца и с первой ночи, проведенной вместе, знает об этом заболевании. Я чувствую, как он каждый раз напрягается и настораживается, когда ложится спать: чем больше времени проходит с начала нашего совместного проживания, тем больше шансов, что я начну душить себя посреди ночи.
После каждого приступа я начинаю принимать снотворное, ненадолго, лишь из-за чудовищного страха, что всё повторится.
В обычное время я не чувствую никакой неконтролируемости рук. А вот во время приступа обе руки перестают меня слушаться. Перестают настолько, что без труда могут задушить меня.
Я сжимаю руку Метта, пытаюсь уснуть, но не ощущаю положенной усталости.
Это будет долгая ночь.
Я стараюсь не ворочаться, это то неудобство, которое испытываешь, засыпая рядом с кем-то. Я стараюсь уснуть как можно быстрее, но ничего не получается.
Я монотонно считаю до ста, представляю абсолютную темноту или какой-то скучный фильм.
В конце концов, в темноте мне перестает хватать воздуха.
Я начинаю беспомощно кататься по кровати и истошно кричать. Паника. Абсолютное сумасшествие. Тот момент, когда я не могу себя контролировать.
- Бэл! Успокойся, Бэл!
Метт до боли сжимает мои руки, оттаскивает их от моего горла и пытается меня успокоить, при этом силясь подавить еще и собственный страх.
Я ощущаю, как всё замедляется и переворачивается. Как мир тускнеет и обеззвучивается. Судорожные вдохи не приносят воздуха. Мне кажется, я рехнусь от этого ощущения потери пространства.
- Метт… Метт… Я не виновата! Не виновата…
Голос срывается, а голова раскалывается от недостатка кислорода. Я вдыхаю. Болезненно и не без львиной доли паники, как человек, которого только что вытащили из воды. Как утопающий.
Метт до боли сжимает мои руки, и я краем глаза как-то заторможено вижу, что они не перестают сопротивляться.
- Ты ведь знаешь, что я не виновата!
Я начинаю плакать. В голос и навзрыд.
Руки беспомощно опускаются, а Метт аккуратно прикасается к моему лицу.
- Бэл… Всё хорошо, Бэл. Всё закончилось.
- Это страшно… Метт, чёрт побери, как же мне страшно!
Он понимающе кивает. Я встаю с кровати и на дрожащих ногах выхожу на кухню.
Пара таблеток снотворного и я беспомощно опускаюсь на стул.
Мои притуплённые таблетками эмоции не могут излиться полностью. Я дрожу и чувствую постепенно проходящий страх. Медленно холодные руки смерти отпускают меня, и тут я понимаю, что мои собственные руки снова в моей власти.
Так всегда. Всего на пару минут, но я полностью теряю над ними контроль. А потом, как не бывало…
Но эти несколько минут… До чего же они страшные. Ужасные. Доводящие меня до абсолютного сумасшествия. В эти моменты я теряю контроль не только над руками. Будто само сознание выворачивается наизнанку, и мне иногда кажется, что до меня доходят мысли альтер эго.
Убить.
Умереть.
Расплатиться за эту вину.
Я не могу вспомнить. Не могу понять, что же могло вызвать такую леденящую, нечеловечески жестокую ненависть.
Не могу вспомнить, чёрт возьми!
Я начинаю беззвучно плакать.
- Бэл, всё хорошо? Мы можем прямо сейчас поехать в больницу, - обеспокоенно доносится из спальни.
- Нет, Метт… Всё хорошо, я сейчас вернусь.
Не дай Бог когда-нибудь умереть с ним в одной постели. Умереть не из-за того, что он не проснулся, а исключительно из-за своего подсознания.
Но Метт не сможет понять это. Метт начнёт винить себя в моей смерти…
Метт тоже рискует сойти с ума. Каждый раз, когда засыпает рядом со мной, он рискует.
Поэтому нет, ни в коем случае. Я не должна умереть.
Я возвратилась в спальню с вымученной улыбкой и слабой попыткой успокоиться.
Метт был нездорово бледным и испуганным. Он только что видел невообразимое: девушка душит сама себя. Истошно кричит и сопротивляется, корчится в кровати рядом с ним.
- Метт… Прости. Всё хорошо. Только… Не бойся.
Это единственное, что нам остаётся повторять. Единственное, во что остаётся верить.
Спрятанная памятью вина, очевидно, настолько огромна, что оказалась подвергнута самоуничтожению.
Никакие врачи не помогут.
Метт… Попытайся не свихнуться вместе со мной.
[c]
Часть 3. Никогда не сводите свою жизнь к одному человеку.
[/c]
Синдром чужой руки – психоневрологическое заболевание из-за конфликта с самим собой. Наверняка то же самое говорят и людям с шизофренией и ещё какой-нибудь психической чертовщиной. Вердикт врачей – лишь обобщение. На деле всё, что связано с нашей психикой и с её повреждениями, чаще всего имеет истоки более древние, чем ваш последний поход к врачу. Главное найти причину. Чем вы так взбесили своё подсознание, что оно отняло у вас руку? Разобраться – значит, признаться самому себе, что у тебя есть невыносимая и болезненная слабость.
Моя проблема в том, что мне не пришлось долго разбираться. Ответ был ясен ещё с первого раза, когда я почувствовал чуждость своей руки. По заключению психолога, осознание приводит к медленному, но верному выздоровлению.
Не в моём случае.
Я помню тот день, два года назад, кажется, это тоже было осенью. Правда ранней и более красочной. До боли режущей глаза из-за своего нежелания стать обычным временем года, а остаться сюрреалистично ярким пейзажем, смотря на который хотелось выть ещё громче.
Осенью я расставался со своим первым парнем, первой огромной любовью, первым близким человеком и первым любовником. Наверняка все было бы проще, если бы не это постоянное «первый». Моя первая любовь длилась пять лет и включила в себя слишком много воспоминаний, чтобы не ослеплять ими наравне с прожигающей листвой.
Мне не с кем было его сравнить, того самого парня, который с первой минуты нашего общения покорил меня. Мне не с кем было его сравнить, некому сопоставить и некем заменить. Когда ты сводишь мир к одному человеку, удаляющаяся фигура этого самого существа в дальнейшем приведёт к красочному взрыву твоего теперь жалкого мирка.
Никогда не сводите свою жизнь к одному человеку.
Это надо было писать на пачке сигарет вместо пресловутого «Минздрав предупреждает». Толку было бы больше.
С уходом этого самого человека, Рейна, всё потеряло смысл. Поэтому крыша поехала, рука отнялась, а сознание разделилось.
Был я, любящий Рейна, и был Рейн, воплощённый во мне.
Я пытался объяснить это врачам, но они не понимали.
«Это психоневрологическое заболевание. Зачем ты начинаешь рассказывать историю своей неудачной любви?..»
Рейн очень любил меня обнимать, целовать и ерошить волосы. Рейн просто любил меня, и на моём теле за эти пять лет не осталось ни одного места, к которому он не прикасался бы. В тот осенний день, когда я очередной раз проснулся в пустой квартире и понял, что эти мысли о нём уже можно приравнять к сумасшествию, я почувствовал, что кто-то касается моего плеча.
Будто он зовёт меня, будто он в эту секунду с улыбкой ждёт, что я повернусь.
На задворках сознания витала мысль, что нет, это не мог быть Рейн. Ты один в квартире, чёрт возьми!
Я обернулся, преисполненный радостью и огромной любовью к Рейну. Но за спиной никого не было. Плеча касалась моя правая рука, абсолютно неосознанно и в точности повторяя его прикосновения.
Я испугался, подумал, что совсем выжил из ума и был, чёрт возьми, прав.
Потом бесконечные осмотры и анализы, психологические тесты и работа с неврологом, психиатром и группой «У всех нас есть завтра!».
С того осеннего и очень яркого не только от листвы дня, два года назад во мне начала жить часть ушедшего Рейна. Я не разговаривал с ним с момента того громкого, переполненного истериками и срывами, разрыва. Мы вычеркнули друг друга из своих жизней и, казалось, были жутко счастливы. Рейн так и не узнал о моей болезни. И я надеюсь, что не узнает никогда.
Я был с ним всегда, потому что он был частью меня. Моей рукой. Правой, которая теперь мне практически не принадлежала.
Мне пришлось учиться делать всё левой рукой. Правая словно была памятником о моей любви к Рейну. Или Рейна ко мне?
Я лечился год, а после перешёл к домашней программе, из которой выполнял лишь редкие принятия снотворного и успокоительного, когда сдавали нервы.
Никто не знал о его существовании. Его внутри меня, разумеется. Рука была достаточно спокойна на людях, и я просто говорил, что у меня частичное атрофирование. Онемение. Недоразвитость. Им, в сущности, было не слишком интересно.
Дома меня всегда ждал он. С нежными прикосновениями и бесконечными напоминаниями о прошлом.
Я бы с радостью попрощался с Рейном навсегда, если бы моя правая рука смогла подняться в необходимом жесте.
Сегодня тоже была осень, но я готов был сказать спасибо Небу за то, что она выдалась хмурой, бесцветной и морозной.
Я сидел в полумраке комнаты уже с минут пятнадцать и ждал его.
В конце концов, я почувствовал прикосновение к плечу, неловкое и чуть стеснительное. Первое прикосновение. После Рука дотронулась до моей щеки и позже пальцами зарылась в волосы. Я не понимал, насколько надо было помешаться на нем, чтобы запомнить каждое прикосновение, но так или иначе…
Рука трогала меня его манерой. С его чувственностью. С его размеренностью и нежностью.
Мне иногда жутко не хватает голоса Рейна. Это такая странная тоска, иссушающая и приводящая к новым срывам.
Я плачу в голос, а Рука успокаивающе гладит меня по голове.
В такие моменты я жутко жалею, что не записал голос Рейна. Ставил бы его на повтор на самую громкость и тогда моя иллюзия была бы совершенной.
Через год я впервые начал встречаться с девушкой, но в этот раз я боялся повторять «первая», как бы вторая рука не отнялась.
За ней была вторая и ещё парочка романов. Я никогда ни с кем не жил, потому что квартира была для нас. Для меня и Рейна. Я жил вполне нормальной жизнью с отнятой рукой и корявым почерком, который так и не восстановился с непривычки, а по вечерам у меня было несколько часов, чтобы побыть вместе с Рейном. Или его странной иллюзией...
Только осенью будет немного щипать глаза от яркости красок. Ранней осенью.

@темы: кинк, эротика, мини, ориджинал, психология, гет, слеш, ангст, драма

---

The Cure.

The Cure.

идея об этом уже давно гуляет где-то на задворках сознания. и я, наконец, ощутила острую необходимость, надобность подобной вещи.
это альтер-дневник. иногда хочется писать романтично о собственных переживаниях, но по тем или иным причинам я не могу этого сделать. в конце концов, я создаю эту запись, чтобы от моих псевдостраданий была хоть какая-то польза.
в последствии эта вещь станет очень большой, жутко сопливой и самой обновляемой в дневнике.
она называется "The Cure", ибо Дин уже давно думает что же обозвать этим словом и пока пусть оно побудет здесь.

это моё лечение.

Чем больше раз мы влюбимся, тем умнее мы будет в следующий раз. Тем больше мы будем скрывать свои чувства, и тем больше у нас будет виртуозных отмазок. Мы будем гораздо лучше играть. Дрожи уже не будет, не будет и глупого смеха… наверняка, в этом есть своя ирония. Чем больше мы любим, тем меньше мы чувствуем ту настоящую влюблённость…
До истерик. До дрожи в коленях. До глупых улыбок.
Всё это пропадает со времен.
Забавно, нет?
Остаётся меньше этой детской влюбчивости, но сами чувства становятся глубже.
У меня ведь теперь даже никакого смущения нет, хотя на чувства, которые просто сводят с ума, это никак не влияет.

Детская дружба – пожалуй, самая наивная, беспечная, но настоящая.
Наверное, причина в том, что маленькие дети просто не умеют врать.
Родителям про съеденную кашу – можно.
Учителю про забытые прописи – можно.
Лучшей подруге – никогда.
Казалось, это было что-то за грани фантастики!
Как так не поделиться с человек, которого считаешь своей давно потерянной сестрой?
Как скрыть что-то от непохожей на тебя близняшки?
Да мы и в помине не были родственниками, но разве это кого-то волнует?
Нас – нет.

Задержав взгляд на пару секунд, тут же отвернулась. Начала нетерпеливо застёгивать пуговицы рубашки.
Страх внезапно родился внутри, заполняя всё сознание своим истошно-холодным морозцем…
Их лица настолько схоже, что невольно начинаешь сходить с ума и теряться в воспоминаниях. Разговоры, жесты, мимика – всё настолько разное. Поведение, привычки, предложения, улыбки… всё. Но в постели, с чуть взъерошенными волосами, отдышкой и закрытыми от блаженства глазами они ужасно похожи.
Настолько, что порой я теряюсь в том, с кем из них провела ночь.
Я слышала его шаги, негромкие, но мною, привыкшей, отчетливо замеченные.
Его всегда чуточку прохладные руки легли мне на плечи, заключая в объятия.
- Парадоксальность нашей жизни меня порой забавляет. Почему идеальные девушки всегда предпочитают свободу? – полуулыбка тронула его тонкие побледнение губы.
Я усмехнулась, убирая его руки и продолжая одеваться.
- Ещё немного и я буду горевать о несправедливости мирозданья, что же ты со мной делаешь, принцесса?
Я чуть нахмурилась, по плечам прошла еле заметная дрожь, не оставившая его внимания
- Да, ты права, Королева – вот твоё настоящие имя, - продолжал он, выдерживая свою спокойную интонации.
Я повернулась, откладывая вещи в сторону и впритык подошла к нему смотря точно в глаза. В эти самые чёрные, почти доводившие до сумасшествия, глаза.
- Моё настоящее имя – Ино Яманака. а всё остальное… - я притронулась пальцами к его голове. – Твои вымыслы.
- Фантазии, - подправил он, перехватив ладонь.

наверное
это забавно
наблюдать со стороны. смеяться в голос. и абсолютно не иметь к этому отношения.

доводишь же ты меня до такой ненависти от такой любви.

мы потеряемся, если продолжим в том же духе.

Солнечная комната… а какая она вообще?
Маленькая и без штор. Со светлым паркетом и незаправленым диваном. Зачем его заправлять?
Стены «аля сюрреалистическая манга», много-много цветочков на контрасте и наверняка если долго смотреть голова закружится. Свет не работает. Почти. Наверное, поэтому она и называется «солнечной». Там где не лежат учебники – лежат рисунки, а если не они, то книжки в оранжевых переплётах, которые еле умещаются на полке. Куча проводов из-за бездарности и непостоянности. Наушники в трёх вариантах, планшеты, зарядки… куча того, чтобы ощущать себя полноценной. Балкон раздолбанный. Так смотришь и даже жалко становится, что на него не выйти из-за хлама и не лежать и звёзды рассматривать. Нет-нет, лучше просто небо. Хотя курить там никто не запрещает. Балкон постоянно открыт, поэтом пол постоянно холодный. Парадокс. Куча кружек и фантиков от конфет – издержки. совсем мало место. под этим предлогом и вечный бардак. А вообще ничего тебе кроме дивана и не надо. Забираешься с ногами под молочного цвета плед, путаешься в огромных наушниках и рассматриваешь стены, пока ноутбук загружается. просиживаешь целые ночи в ожидание. Надежды какой-то смутной. Любишь засыпать прямо в обнимку с железякой. Это ж не дай бог кто-то напишет… цепляешься. Как дура. Тут ещё большие и маленькие часы, которые вечно раздражают тиканьем и всегда неправильно идут. Вообще есть пять мест, где можно посмотреть время, но ты сё равно продолжаешь опаздывать.
Постоянно теряешь тапки под диваном, а на полу проходят все истерики на пару с кофе/соком и Доми из-за какого-нибудь хреново мудака, который и не родной тебе даже.
Менять что-то постоянно собираешься… а на деле – просто убираешься. На компе храниш кучу всякой хрени ненужной и пароли постоянно помнишь, даже оттуда, куда и возвращаться совсем не надо.
Ненавидишь, когда к тебе кто-то заходит. Социофоб хренов. Вернее, как… любишь, чтобы у тебя бывали, но только те, кто действительно нужен. Достаешь там папки всякие, по ссылкам щелкаешь, рассказываешь… быстро пролистываешь, если, о ужас, на дневник нажала. Нравится тебе безумно, когда другие мудаки видят, как ты с первыми мудаки общаешься. Думаешь, что ревность - а на самом деле лишь собственное самолюбование. О да, этим ты заразилась.
Любишь цитировать всех. В слух и громко и что бы до дрожи. Себя тоже любишь цитировать.
Задыхаешься постоянно. Хрен знает от чего.
Говоришь до шести утра, ссыпаешь к семи или вовсе не спишь. Пытаешься делать вид, что вот так вот всё круто… а ничерта не круто, а только обидно постоянно. В кого ты такая ранимая?
Интересно, кто больше вытерпел: стены или пол? А, может, потолок?
Не-не, клавиатура. Блять, когда-то я на этой чёртой штуковине в экстазе писала Руслану. Сколько ей лет тогда? Хх, куча времени прошло. Детка, да мы с тобой целую вечность знакомы…
И с вами мы тоже возможно на вечность познакомились, а может просто так – лишний раз потрепать нервы. Нда, забавно всё это…

Прости меня за то, что я больше не смогу показывать тебе желтое небо из окна на девятом.
Увы, из моей квартиры открывается не столь поражающий вид.
Мы потом покачаемся на качелях, на тех, что одиноко стоят в недостроенном дворе на отшибе. Они ждут, когда мы снова напьёмся и пойдём туда дышать свежим воздухом, много думать и говорить чушь.
Перечисления моей романтики не занимает много времени. Я засекала. Не больше трёх страниц 11 Georgia.
Ты должен будешь простить меня за то, что читать стихи я не умею, а ещё цитирую я лишь то, что сама понимаю. Мне придётся многое тебе объяснять, но ты не захочешь слушать.
Поэтому обойдёмся без цитирования.
Давай с чашкой кофе и на кухню. Под утро и с больной головой. Когда мысли сливаются, а всё вокруг начинает крутиться. Мы будем много всего вспоминать, потому что настоящего у нас нет. Мы, кажется, слишком застопорились на прошлом.
Хей-хей, может, пора понять, что то было прошедшим? И невозвратимым, разумеется.
Мы ещё успеем впасть в то неловкое молчание, переполненное драмой понимания. Понимание оно, к слову, всегда очень неприятно.
Потом можно поговорить о том, что нас ждёт. Но мы лишились мечтаний, помнишь? С меня довольно, я убиваю в себе романтика. Начинаю с того, что перестаю говорить про будущее и надежды.
Если взаправду, то я почти наверняка уверена, что, сколько не туши эти чувства, они всё равно успеют разгореться.
Где-нибудь в четыре утра во время случайного разговора.
В такие моменты обычно все прошлые обещания идут к чертям, и остаётся только чувственность.
Так будет повторяться ещё много раз.
Я не желаю знать, чем это закончится.
.
Вместо пролога.
Ты не имеешь права на любовь.

Это получается не специально, это всегда получается не специально.
Нужно всегда давать себе правильные ориентиры, постоянно повторять себе неопровержимые истины, ибо зачем тогда тебе опыт?..
Ну так вот.
Ты не имеешь право на любовь, ты, играя в неё, переигрываешь и никогда не можешь во время остановиться. Ты преувеличиваешь, переворачиваешь факты, влюбляешься без мыслей и без раздумий, будто тебе совершенно наплевать в кого влюбляться.
Ну, сколько раз это уже повторяется?..
Нужна цитата во всю стену «ТЫ НЕ ИМЕЕШЬ ПРАВА НА ЛЮБОВЬ», вместо всех этих трогательных, трагичных и как всегда преувеличенных высказываний о жизни, любви и ком-то призрачном и эфемерном.
Я довольно часто подумываю об этой фразе, об этом слогане и девизе для жизни.
Прежде чем я успеваю повесить на стену эту надпись, я очередной раз влюбляюсь и начинаю приклеивать совсем другие цитаты.
Поэтому вся стена у меня пестрит многоточиями, кавычками и пробелами, но не имеет никакого смысла.
Никакой цели.
Я влюбляюсь не специально, так получается само по себе, и чаще всего, в совсем неподходящие моменты.
Я просто слышу голос, вижу фразу, встречаю человека… каждый раз по-своему. Каждый раз по-особенному.
Итог всегда один: цитата на стене и много красивых фраз, сказанных в порывах перечувствительности, пересыщения.
Ты не имеешь права на любовь, слышишь?
Ведь ты даже не любишь. Это необходимость. Тебе нужно о ком-то думать и что-то представлять, ты живёшь чувствами и этим чувствам надо лишь одного – излияния.
Безответность и бессмысленность вещи разные, но почему-то в данном случае приходят одновременно.
Так вот, любовь всегда приходит без разрешения, а когда уходит – никому не известно.
Известно только одно
ТЫ НИКОГДА НЕ ЗАБУДЕШЬ ТОТ ДЕНЬ, КОГДА ПРОСНУЛСЯ И ПОНЯЛ, ЧТО РАЗЛЮБИЛ.
Это будет происходить постепенно. Ты возможно даже не будешь замечать, а если и будешь, то не станешь придавать этому значения.
А потом ты проснёшься с утра и поймёшь, что больше никого не любишь. Что ты даже себя уже не в силах любить и что всё, что тебе хочется – бесчувственности, безэмоциональности и поменьше людей вокруг.
Тот день ты не забудешь никогда, так же, как тот день, когда всё это началось.
Началось и закончилось, понимаете?
Всё правильно. Пока ты проходишь норму.
Потом у тебя не останется сил и эмоций, но это вещи уже другие. Тогда ты будешь кричать на каждом углу, что разлюбил, но это всё совершенно разное. Кричать и понимать. Просыпаться и понимать или кричать и плакать.
Не путай же, запомни.
В наш 21 век информационных технологий, но если по правде – в век интернета ты даже дома не сможешь посидеть спокойно.
Любовь будет повсюду.
Смотри, да ты же влюбился!
А ты сам уловил этот момент?.. ту секунду, когда приходит понимание, что уже НИЧЕГО не изменить?
Нет, не уловил. И не уловишь никогда.
Потому что ты не хочешь любви, ты говоришь себе, что тебе она не нужна, но момент упущен, часы заведены.
Время пошло.
Пространные объяснения это так просто.
На деле всё сложнее, я не спорю.
Но потом приходит ПОНИМАНИЕ, болезненное такое, знаешь?
Понимание болезненно на любой стадии.
На стадии когда ты просто понимаешь, что влюблён, на стадии когда ты просто понимаешь, что безответно, на стадии когда ты просто понимаешь, что бессмысленно, на стадии когда ты просто понимаешь, что разлюбил, что разлюбил, чёрт возьми, когда эти чувства уже стали частью тебя и потеря этого чувства означает потерю самого себя.
Потерю огромную и опять же болезненную.
Тут всё болезненно, понимаешь?
Но я расскажу вам другую историю. Более изощрённую, но жутко преувеличенную.
Я ведь люблю преувеличивать.
Можно долго-долго-долго любить, под долго я принимаю четыре месяца, умножаем и получается… можно любить целый год. Безответно и опять же бессмысленно, но жить с этим прекрасным чувством. О боги! Что же ещё надо от жизни? Ничего. Совершенно ничего. Только это чувство, только эта исключительность!
Можно любить целый год, я забыла упомянуть, что на расстоянии, а потом в полнедели до встречи взять и влюбиться заново.
Не в того человека.
Понимаете о чём я?
Можно просыпаться и понимать, что разлюбил.
Можно орать на каждом углу, что разлюбил.
Можно плакать в подушку, что разлюбил.
Потому что, в конце концов, ты всё равно полюбишь заново. Этого человека. Без остатка. За голос, за манеру говорить, за жесты, за внешность, за мысль, за фразу, за улыбку, за сарказм, за доброту, за усмешку. За что угодно. Снова.
Но нельзя, ни в коем случае нельзя брать и влюбляться в другого человека.
Так же. Без остатка. В каждую его фразу, в каждое его сообщение, в каждую его усмешку, смех, голос, молчание.
И это будет провально. Провально, потому что теперь любить гораздо сложнее.
Потому что теперь ты в одну сторону разлюбил, но пытаешься, стараешься поймать эти частицы недолюбви и склеить заново, пытаешься воссоздать тот идеальный, эфемерный образ…
А с другой стороны ты ещё недолюбил. Ты прочувствовал то мгновения когда понял, что назад дороги НЕТ, но ты всё ещё не можешь себе в этом признаться…
Всё слишком сложно, да?
Но вы ведь поняли. Я люблю преувеличивать.
Что, опять пространные объяснения?..
Мне пуститься в подробности?..
Это будут самые болезненные подробности из тех болезненностей, что вообще могут быть в любви.
.
Тебе уже два года,
а я всё ещё сюда пишу.
Всё заканчивается ровно в тот момент, когда начинается заново.
Бесконечный круг влюблённости и непосредственности, перечувственности и абсолютного безмыслия.
Я буду снова хотеть к тебе.
Я буду снова хотеть к тебе, когда другой ты рядом.
Я больше не смогу обращаться на "ты".
От этого путаешься и сбиваешься. Всё это лишь ухудшение.
Придёт тот день, когда я проснусь и пойму, что люблю тебя.
Этот день мог наступить сегодня. Если бы я не просыпалась рядом с другим тобой.
Что за парадоксальность.
Это слишком сложно или просто очередное моё преувеличение?
.
Всё закончится тем, что мы сходим с ума по разным комнатам. Так бывает. Редко, но всё же.
Ты не будешь меня слушать, будет лишь прощаемый эгоизм.
Я буду перечитывать стихи и думать о том, чем всё это кончится.
Правильным ли всё это было.
Правда ли всё это было.
Есть ужасное чувство сожаления, боли, обиды, обиды огромнейшей.
Мне говорят, что я ошибаюсь.
Так полюби меня.
Почему всё заканчивается одинаково?
Люди скоро начнут смеяться от безысходности.
В соседней комнате уже смеются от забавной драматичности, от непоправимости и нелепости. Захлёбываются смехом и слезами в лучших традициях. Рядом спят в кавычках счастливые, пальцы по кнопкам на очередной бар-стойке.
Есть неизменности.
Всё должно было закончится иначе.
Всё не должно было заканчиваться.
.
И вся другая ревность будет казаться нелепой чушью после того момента, когда твои руки потянуться к ней. Потянутся так, как никогда в жизни не тянулись ко мне, и в этот момент всё, что было обесценивается и становится лишь моей глупой иллюзией.
Это будет не зависть - простейшая обида. Это будет тот самый ужасный момент, когда становится окончательно ясно и понятно как выглядит твоя любовь. Как выглядит твоя настоящая любовь.
В этот момент я не хочу поворачивать голову вправо.
В этот момент я не хочу ничего ни знать, ни понимать, ни ощущать подсознательно.
Я хочу, чтобы мне вернули мои иллюзии. Они были очень красивыми.
.
Тогда ты мне сказал, что мы изживём друг друга. Что нельзя так много и долго и надо ценить мгновения.
А я знаю, что люблю тебя за каждую твою такую подобную фразу, хоть это будет сейчас не к месту и наверное объясняется просто - твоей образованности.
Но я с удовольствием буду изживать тебя, изживать нас обоих до конца и без остатка, с упованием, после того, как смогу, не сгорев, выйти из этого дома.

@темы: повседневность, ориджинал, зарисовка, гет

---

До сорванного голоса люблю.

Название: До сорванного голоса люблю.
Автор: Dina)
Бета: Мид.
Фэндом: NANA.
Персонажи: Син/Рейра.
Жанры: драма, ангст, сонгфик.
Музыка: Olivia Lufkin - Shadow of Love. Перевод –Аксель-кун.
Рейтинг: PG-13.
Предупреждения: POV Сина.
Размер: мини.
Статус: закончен.
Саммари: Ты обняла меня слишком крепко, когда я вошёл.
Но эти объятия в корне отличались от прелюдии, так люди хватаются за человека, когда утопают.
От автора: Эта пара заставляет меня поражаться их любви и наверняка через строки читается восхищение. В конце со всей внезапностью вышло в рифму, даже не знаю чем подобное можно объяснить.

вдохновляющая страничка из манги.

Listen or download Shadow of Love for free on Prostopleer

***

Верь в меня
В закат, который посещает
Наши разделенные небеса.
Поверишь ли ты в меня?
В наших снах мы сможем встретиться
Снова и снова, ведь так?

Это похоже на замкнутый круг. Вокруг снова Trapnest и Black Stones, закрытая вечеринка для двух столь популярных групп. Разница лишь в том, что мы уже вовсе не мы, и что наши группы теперь вовсе не просто «две самые популярные».
Я вижу как ты, улыбаясь, разговариваешь с Реном, но тут же теряешься под укоризненным взглядом Наны. Я вижу как ты, словно бабочка, порхаешь то в одну сторону громадной полупустой комнаты с приглушённым светом, то в другую. Вся ирония в том, что каким бы ни было помещение, ты нигде не можешь найти себе хотя бы подобие спокойствия.
Рейра, кажется, мы лишние с тобой на этом празднике жизни.
Ты не смотришь на меня, а я лишь ненароком наблюдаю.
Те, кто знают, что мы знакомы, думают, что мы просто друзья, такие, какими становятся участники разных групп. Те, кто не знают, что мы знакомы, остаются в белёсом неведенье. А Хачи и Такуми - те, кто знают о нашей связи гораздо больше, чем им следовало, слишком заняты друг другом, обсуждением вечеринки и собственными мыслями, чтобы обратить на нас внимание.
Для всех мы сейчас просто двое давно не видевших друг друга участника двух столь популярных групп.
Мы можем даже познакомиться с тобой заново, хочешь?
Это мы могли бы разыграть для Такуми. Показать: вот смотри, я жму ей руку и это касание длится ровно столько секунд, сколько должно длиться рукопожатие новых знакомых. Посмотри, чёрт возьми, мы даже не бросаем друг на друга внимательные взгляды! Мы просто улыбаемся и остаёмся в приятельских отношениях до того момента пока мне не исполнится восемнадцать.
Или кто-то из нас вконец не истреплется, исказится и не начнёт кричать в голос на весь мир.
Давай поиграем, Рейра, ты ведь любишь играть. Ты обязана сегодня быть улыбчивой. На твоё лицо не должна ложиться тень задумчивости, а может, даже печали.
Что ты испытываешь, смотря на меня?..
В какой-то момент наши взгляды пересеклись. Абсолютно случайно и скорее всего из-за моей неосторожности. В тот момент ты переменилась в лице, губы дрогнули, а глаза слишком широко раскрылись. Казалось, ещё немного, и ты не сможешь сдержать горечи внутри себя. Но ты всего лишь отвернулась и вновь стала той, какой должна была быть. Улыбчивой девочкой с прекрасным голосом.
Мне казалось, что внутри что-то оборвалось и наполнилось пустотой. И вообще, разве возможно пустотой наполнить?..
Я не уверен. Вряд ли есть определение, описывающее подобные чувства. Чувствам наплевать, как их называют.
Я всегда ощущаю это. Каждый раз, когда ты рядом, мне кажется, внутри что-то обрывается, и я становлюсь полноценным. Каждый раз, когда ты искреннее улыбалась и ловила мой взгляд, я был полноценным и наполненным твоей любовью. В такие моменты ты ощущаешь себя человеком, в такие моменты твоё существование кажется тебе преисполненным какой-то не совсем точной целью.
Наверное… наверное целью задержать внутри себя эту теплоту как можно дольше.
Золотистое, обволакивающее и приятное чувство, что начинается где-то на кончиках пальцев и, в конце концов, переходит в странную дрожь всего тела. Этого чувства не будет много, это чувство безгранично и столь же ярко, несмотря на то сколько раз ты посмотришь на меня своим тёплым взглядом.
Каждый раз, когда ты будешь меня касаться, это чувство будет меняться и преобразовываться. Каждый раз, когда ты будешь звонить мне, я не смогу почувствовать дрожь всем телом, это будет изливаться внутри. Ожиданием и страхом, возможно, надеждой. Звонок, смс - всё это будет обрывать на секунду удары сердца.
После этого ты конечно восстановишься. Всё проходит. Через пару секунд, читая сообщение, может даже почувствуешь что-то вроде разочарования. Или счастья. Тысячу чувств и каждое по-своему любимо мной. Каждое из тех, что ты мне дарила своим голосом, прикосновениями или взглядом. Всё это делало меня полноценным, переполненным.
Всё это, каждый твой жест и мимолётный взгляд сделает меня и сейчас полноценным, полноценно потерянным и абсолютно переполненным горечью. Это не грусть, нет, мне не грустно. Скорее обида и безысходность в коктейле с невыносимой яростью.
Моей выдержки хватает лишь на то, чтобы не бить руками о стены. Я не такой сильный как ты.
Я не перестаю курить и пить, я ни на секунду не выпускаю стакан из рук, потому что мне кажется, что это хоть немного отвлекает меня.
У тебя нет ни алкоголя, ни сигарет, потому что ты солистка Trapnest, а я всего лишь шестнадцатилетний гитарист BlackStones.
Поэтому ты, бриллиант Trapnest, его основа и его звезда, не имеешь права не улыбаться и слишком много пить. А я имею. Я могу напиться и заснуть на диване, потому что я гитарист и мне можно всё. С меня не берут примера и мной не восхищаются.
В какую-то секунду этой изнуряющей вечеринки ты подходишь ко мне. Несколько шагов в мою сторону и внутри что-то опять начинает рваться. Тяжёлый груз будто падает на плечи и под его давлением, я могу разве что как можно быстрее закурить. Это другие сигареты, это не «BlackStones». И одежда на мне не та, что обычно. И массивной цепочки на шеи и на губе тоже нет. Я даже с непривычки прокручиваю языком кольцо и не могу понять почему оно не останавливается, до того момента, пока не понимаю, что снял всё это с себя. Я не хочу, чтобы что-то во мне могло причинить тебе боль. Боль ещё большую, чем моё присутствие.
Поэтому, подходя, ты не ощутишь знакомый запах, и твоё сердце не будет делать прерывистые скачки, пытаясь освободиться от нахлынувших воспоминаний.
- Похоже, мы с тобой явно обделены вниманием.
Ты улыбаешься и садишься, швырнув между нами свою сумочку.
Я чувствую, как Такуми незамедлительно бросает на нас свой испытывающий взгляд, внимательно следя за каждым нашим движением.
Бесполезно.
Рейра как всегда прекрасна и так не похожа на ту, впервые увиденную мной близи Рейру, закидывает ногу на ногу и пьёт свой сок, разглядывая фотографии на стенах.
Я усмехаюсь не то с горечью, не то с издёвкой, и опрокидываю очередной стакан.
Мы говорим о музыке. Мы говорим о музыке, как и те музыканты, которые совершенно не знают друг друга, чтобы заговорить о чём-то кроме нее.
Я пью, а ты говоришь. Я редко отвечаю и часто затягиваюсь. Между нами достаточное расстояние, чтобы я не потерял голову окончательно. Моего опьянения достаточно, чтобы я не мог тебя рассмотреть.
Всего этого хватает, чтобы я не увидел знакомые черты и изгибы. Чтобы я, будто из другого мира, слушал твой голос, и мне казалось, что это вовсе и не реальность. А сон. Сон, где мы просто сидим чёрт знает где и разговариваем. Где ты – лишь виденье.
И я не чувствую того истинно-твоего аромата, и я не способен под мешковатым платьем разглядеть до боли знакомую фигуру.
Спасибо, Рейра…
Как мало осталось от нас старых. Да и вообще, осталось ли что-нибудь?
Я замечаю, что мои запястья тоньше твоих. С узором из вен и с слишком выпирающими костями. Я замечаю это, когда ты тянешься к винограду, а я в этот момент беру очередной бокал.
Ты становишься лишь красивее, твоя кожа на полтона румяней моей. Ты становишься самой красивой женщиной, которую я видел. Я становлюсь исхудалым и скрюченным, костлявым и прокуренным.
Я помню записи с концертов Trapnest. Одно время Рен постоянно надевал напульсники или широкие браслеты или длинные рукава… что угодно лишь бы скрыть запястья. Которые были такими же тонкими и слишком хрупкими, исполосованными синеватыми линиями и с полупрозрачной кожей.
Сейчас у меня не было сил прятать запястья, и я чувствовал твой на секунду остановившийся на них взгляд.
Мы весь вечер просидели в глупых разговорах и вине. В конце концов, я перебирал колечки своих неизменных цепочек, пара из которых всё же осталась, а ты что-то напевала. В общем хаосе вечеринки никто кроме наблюдательного Такуми не обращал на нас внимания. Да и он вскоре перестал бросать свои испытывающие взгляды, заметив скуку.
Скуку, которая была столько же фальшивой что и весь вечер. Скуку, за которой каждый из нас скрывал воспоминания. Было странным сидеть в полуметре друг от друга и притворяться совершенно чужими. Вспоминать.
Вспомнить, как вместе писали песни, как я постоянно прокуривал комнату, и ты вынуждена была постоянно проветривать.
- Я никогда не курила. И как мне объяснять этот запах?
Ты повторяла это каждый раз, когда одни и те же неизменные номера, уже такие приевшиеся, пропитывались никотином.
Каждый вспоминал долгие сиденья в ванне, изысканные ресторанные блюда и мечты, что вот-вот… когда-нибудь настанет момент, когда мы сможем проснуться вместе.
Когда мы сможем проснуться вместе, потом позавтракать, потом за руки в парк, там прямо на глазах тысячи людей сидеть рядом и сплетать пальцы, придумывать что будет на ужин и ещё кучу вещей, которых сейчас мы были лишены.
Придумывать всё это и искреннее во всё верить. Просыпаться на рассвете и смотреть, как рядом спит кто-то настолько дорогой, что ты боишься даже дышать. Что ты, чёрт возьми, даже не веришь что это реальность.
Может, ты мне приснилась? Вместе с этой жизнью и встречами.
Чудный, однако, был бы сон. Я бы не забыл его до конца своей жизни.
В конце концов, все расходятся, и ты уходишь одна из первых. Ты так же идеальна, как и всегда.
Нет, ты даже прекрасней чем обычно.
Я люблю тебя, Рейра.
До сорванного голоса люблю.
Как мне хочется сказать тебе это.
Как мне хочется крикнуть тебе об этом. После пропавшего вечера и столь бездарного разговора.
Как мне хочется любить тебя и дальше и видеть тебя так же близко каждый день.
Господи, как я хочу говорить тебе о своей любви. Как я хочу показать и рассказать о ней всему миру.
Ты уходишь, а я продолжаю пить. В конце концов, я чувствую, как горечь выходит из меня прозрачными каплями по щекам.
Если кто-то будет удивляться, то я просто слишком много выпил.
Если кому-то будет интересно, то я просто что-то вспомнил.
Если кто-то слишком любопытный, то это вовсе не из-за Рейры.
Я бы всю ночь сидела и пил, вспоминал…
Боже, как я люблю тебя.
И за эту любовь, мне кажется, я мог бы отдать всё, что у меня есть.
Я бы хотел, чтобы эта любовь была полноценной, а не наполняющей меня пустотой.
Мне хочется видеть тебя по утрам. Мне хочется слышать твой голос, твои песни только для меня. Я хочу получать от тебя сообщения и не бояться, что ты вот-вот скажешь мне «Прощай, Окадзаки Синити».
Моя любовь к тебе будет самым прекрасным чувством в этой жизни.
Чувством, которым я пропитан до кончиков пальцев.

*

Этот странный символизм и ирония. Наша жизнь преисполнена совпадений.
Бывший хорошим вечер внезапно прерывается тобой. Комната опустела, я ловлю себя на неприятных мыслях. И в этот исключительный момент ты появляешься на экране. Большой плазменной панели в холле, с пару минут назад заполненном людьми. Людьми, которые отвлекли бы меня от тебя. Мы бы заговорили о музыке и возможно поразмышляли бы о собственном выступлении, вспомнили бы пару шуток, и я бы смотрел больше на Нану, чем на тебя, потому что принято смотреть на собеседника во время разговора…
Но сейчас здесь никого нет, и не смотреть на тебя у меня не получится. В этом вся ирония.
И в этом же весь символизм.
Trapnest для меня - что-то слишком чувственное и личное. Trapnest у меня вызывает гораздо больше чувств, чем любая другая музыка вместе взятая. Я слышу знакомые первые аккорды гитары Рена, той музыки, по которой я учился и ту, которую я должен был превзойти. Но на сцене никого нет… кроме тебя. Все в тени, потому что всё, что есть в Trapnest – это лишь огранка тебя, самого драгоценного алмаза. Ты появляешься в луче света, что разрывает полумрак площадки. Ты как всегда в белом и как всегда слишком красивая. Пианино, аккуратная и такая несвойственная Рену игра, игра для тебя. Пока идёт проигрыш, ты, кажется, собираешься с силами. Я не могу разобрать, что же эта песня – такая до ужаса хрупкая и кажется, полупрозрачная. Что-то внутри настойчиво стучит, подсказывает. Что-то внутри говорит о её непростоте.
Первые слова так же незнакомы, как и звучание. Камера приближается к тебе, и во всём твоём виде проглядывается беспокойство. Та тонкая грань, что заметна лишь самым близким, на твоём заранее придуманном выражении лица.
Ты поёшь о красной нити судьбы. Той самой, что когда-то связала нас.
Я понимаю, что эта песня – именно та, которую ты так выжимала из себя. Не могла написать, потому что не представляла, как всё это описать. Ты пыталась рассказать о нашей любви, но разве кому-то это будет понятно?..
В комнате нет никого. Ну, какого чёрта именно сейчас?
Я закуриваю, но успокоение давно уже не приходит. Ни от сигарет, ни от алкоголя. Я никак не могу выбросить тебя из головы, особенно когда ты поёшь песню про нас.
Музыка, атмосфера, твой голос, твой взгляд и полупрозрачность платья. Сейчас всё не как обычно. В какой-то момент я ловлю себя на мысли, что в этом платье ты слишком бледная, почти призрачная. Мне начинает казаться, что это песня похоронная симфония нашей любви. Ну знаете… любовь в белом, последние тихие звуки, никто не смеет произнести и слова, а самые дорогие пытаются не плакать.
Твой голос более сильный, чуть сорванный, но очень чувственный. Ты пропеваешь слово за словом с той небывалой эмоциональностью, что так не подходит под спокойствие песни. Что-то вроде крика твоей души. Каждый из нас сам выбирает, куда ему изливаться.
- Не закрывая своих глаз
Я скажу тебе в первый раз
Ты, тот, кто отражается в моих глазах
Единственный для меня.
Я понимаю, что сейчас всё слишком лично и интимно. Что будь тут любой другой, он бы ни на мгновение не проникся бы этой мелодией. Его бы не зацепила твоя беззащитность. Но моё сердце обливается кровью, стучит слишком быстро и его удары отдаются в висках. Я чувствую, как через край переполняюсь чувствами. Своей любовью к тебе.
Зачем эти песни?..
В какой момент я ненавижу всех фанатов, толпящихся вокруг сцены и любящих твой голос… твой голос, а не тебя. Твои красивые песни и гитариста Рена. Любящих что угодно, но только не твой противоречивый характер.
Я бы хотел, чтобы ты меня для меня пела. Только для меня, и никому больше не раздаривала свои песни, свои чувства.
Красная нить, что связала нас.
- Я всего лишь верю, что я смогу победить
Этот опасный мир
С тобой.
Ты рассказываешь им об искренности, а они наверняка теряются в рифмах и не могут понять смысла.
Они цепляются за фразы и не видят подтекста.
Я чувствую, как дрожат руки, губы и что-то внутри разрывается. Прости, Рейра, чёрт возьми… прости, что я не смог спасти тебя от этого мира.
Прости, что я сейчас не там – не рядом с тобой.
Когда твоё лицо берут крупным планом, на последних аккордах все видят твои слёзы. Все их видят, и только я знаю, что они настоящие. Слёзы после фразы:
- Мои воспоминания не сотрут нашу связь
Поверишь ли ты в меня?
Я бы крикнул, что да-да, я верю тебе. Но увы, ты – лишь картинка в телевизоре. Твой голос лишь записанный на плёнку звук. Я ненавижу себя за то, что меня нет рядом с тобой. Я ненавижу себя за то, что не могу разделить с тобой наши чувства и сказать:
- Не бойся, Рейра, я спасу тебя…
И действительно спасти.
От твоего пропитанного пустотой взгляда мне становится не по себе, и по телу пробегает дрожь, руки сковывает холод, а в глазах навсегда остаётся твой профиль.
Ты понимаешь, что всё вышло из-под контроля.
Твоя натянутая улыбка чуть отличается от той, что ты обычно даришь на выступлениях. В конце концов, свет меркнет, и ты в нём… ты в нём растворяешься и становишься той Рейрой, которую знают лишь единицы.
На весь дом орёт реклама, а я не могу забыть твоё это единственное в своём роде выражение лица. В голове всё ещё звучат твои признания.
За кулисами во время перерыва Рен поможет тебе прийти в себя.
- Хорошая песня.
Мне остаётся только вздрогнуть и испуганно посмотреть на Нану, стоящую в дверях. Возможно, она стоит там не одну минуту, слишком тихая, а я слишком невнимателен.
Я слишком расчувствовался и не уверен, что глаза не наполняются слезами и таким до ужаса жалким выражением.
- Ага, без Рейры Trapnest – ничто, - я выдавливаю из себя подобие улыбки. Такой странной и натянутой. Я не могу забыть твой голос и твой взгляд… Странно видеть тебя без возможности прикоснуться.
Без возможности спасти или хотя бы попытаться.
- Но и Рейра без Trapnest - всего лишь девчонка, - скептично протягивает Нана, закуривая. Я вспоминаю про сигарету, которую крепко зажал в пальцах. Она уже затухла, и пепел падает на потрёпанный диван.
Да, Рейра, ирония в том, что Trapnest для тебя слишком дорог.

*

- Син.
Я соскочил с кровати и как-то почти на автомате взял телефон. Это такая странная привычка, пришедшая после тебя.
Что-то внутри оборвалось и вылилось холодом в пальцах, когда я увидел «сообщение от Лейла».
Ирония в том, что я поеду к тебе среди ночи и в другой город и на окраину и в плохом настроении. Всё, если ты попросишь.
Особенно спустя столько времени.
Такси и сорок минут езды, как будто по нервам, с Trapnest в проигрывателе.
Я спускаю это на неохоту говорить, но на самом деле я действительно хотел услышать твой голос, пусть даже по радио.
Ты не сказала, зачем я должен был приехать.
Ты даже и приезжать не просила.
Ты просто написала адрес и оставила мне выбор.
Прости, но я всегда буду выбирать тебя.
Я крадусь по гостинице – как тысячи раз до этого. Мне не привыкать это даже навевает ностальгию…
Ты обняла меня слишком крепко, когда я вошёл.
Но эти объятия в корне отличались от прелюдии, так люди хватаются за человека, когда утопают.
- Мы не виделись месяца три. Почему ты написала?
Она пожимала плечами и закутывалась в одеяло. Обвивала его руками и ногами и утыкалась лицом в подушку.
Я сидел около кровати и смотрел на лежащую на тумбочке мою зажигалку.
- Осознание. Ты готов потратить на меня два года?..
Она грустно улыбалась и была почти умиротворённой. В её глазах блестели слёзы, но скорее это было действительно то самое осознание безысходности.
- Я больше боюсь, что ты не сможешь любить меня так долго. Рейра, ты ведь… достойна лучшего.
Я не касался её и даже не целовал. Любой поцелуй – прелюдия к сексу. То, что люди называют любовью, кидаясь друг другу в объятья, на самом деле зовётся желанием. Касаться шеи, губ и щёк, проводить руками по спине и медленно переходить к груди. Прижимать настолько сильно, что тело начинает гореть. Всё, что люди зовут нежностью, на самом деле является возбуждением.
Я хотел только смотреть на Рейру, может, обнимать её очень крепко и спать рядом. Я не хотел никакой близости. В этом есть разница между любовью и выдумкой.
Осознание - оно больнее всего. Мы сидели в полуметре друг от друга и думали. Вернее сказать, понимали. Рейра плакала, она уже не стеснялась этого и держалась за мою руку, иногда чуть сильнее сжимая пальцы. Что-то в душе предательски съеживалось всякий раз, когда она чуть сбивчиво вдыхала.
Я обнимал её за плечи, но не было сил её успокоить.
Ирония была в том, что я не могу пообещать ей, что «всё будет хорошо».
Комнату переполнило отчаянье или чувство, очень схожее с ним. Мы не могли дать друг другу никаких обещаний, мы не могли даже сказать:
- Знаешь, Рейра, завтра надо бы съездить за город.
Потому что завтра у нас будет такое же безысходное.
Без разницы насколько сильной была любовь и чувственность, на что мы могли пойти и что мы бы могли исправить…
Не в наших силах было хоть что-то изменить.
Безысходность, безвыходность.
- Можно было бы писать. SMS или письма… и думать, что мы просто очень заняты и не можем встретиться.
- Гастрольный тур на два года, - она засмеялась и крепко обняла меня. Объятия, пожалуй, самый искренний жест.
Я смотрел на неё самым влюблённым взглядом. И я мог в любой момент ей об этом сказать. Сейчас мы могли быть тем, кто мы есть. И всего лишь немного игры, немного фальши для остальных, для прочих… что мы не знаем друг друга. Совсем немного. Это же просто для нас. А потом сообщения-сообщения… на них ведь можно выжить. Осталось только писать много песен, чтобы наверняка уехать в турне и быть жутко занятыми. Искать в толпе родной силуэт и постоянно представлять, как в будущем будет хорошо.
Рейра, давай же скажем спасибо, что будущее у нас ещё не забрали. Так же как и прошлое.
Мы всего лишь люди без настоящего.
У кого так не бывает?..
- Рейра, только обещай мне больше не плакать на сцене…
Она как-то почти улыбнулась, но глаза наполнялись слезами, и она лишь беззвучно плакала, хватаясь за мою одежду.
Дай мне тебя обнять и сказать насколько я тебя люблю.
Прокричать об этом и написать пару песен для репертуара «Blast».
Потом сыграть их только для тебя.
Но перед этим впасть в амнезию на два года.
А потом, честно, заново всё начать. Не так как сейчас. По другому.

Верь в меня
Даже если мы отдалимся
Мои воспоминания не сотрут нашу связь
Поверишь ли ты в меня?
Ты можешь видеть звезды, которые я начертила кончиком своего пальца,
ведь так?

@темы: Син, мини, сонгфик, гет, романтика, фанфики по "Nana", ангст, драма, Рейра

---

Койоты

Название: Койоты. Глава 3. Привыкание
Автор: Харуко
Жанр: фэнтэзи, романтика, приключения, драма.
Персонажи/пары: Киба/Сакура, Наруто/Ино, Наруто/Хината
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: POV Кибы в отдельных частях
Дисклеймер: Масаси Кисимото
Статус: WIP
Размер: миди планируется.
Содержание: Художники, которые пишут картину наших жизней, наивно полагают, что, пролив растворитель, им удастся стереть грани между войной и миром, предательством и слепой преданностью, гордостью и унижением, настоящей дружбой и… фальшивой любовью.
От автора: как видите, от своих любимых жанров я не отхожу, но обещаю не менее интересную историю. Испугались пейринга? Заверю, что планируется вторая часть, предыстория, я бы сказала.

***

Она влетела в комнату, громко хлопнув дверью, и стала рыться в многочисленных документах. Мне не требовалось зрение, чтобы ощутить волнение, приклеенное к ней вязкими нитями.
- Как себя чувствуешь? - бросила она невзначай.
- Неплохо, но голова болит.
- Это нормально, - немногословна.
- Послушай, - пытаюсь быть ненавязчивым, - я ведь так и не знаю, что с моей деревней…
- Вопрос не ко мне, мы лишь перекрыли кислород врагам, а ваши жители к тому времени наверняка скрылись. В заложниках у нас были только раненные псы.
- Мне нужно знать, что произошло с друзьями…
- Я как раз по этому поводу, - моя хозяйка тяжело вздохнула. Кажется, она уже держала в руках нужную вещь. – Сейчас я перечислю тебе имена их заложников, остановишь, когда услышишь знакомые.
Я одобрительно кивнул и сосредоточился, уж очень боялся пропустить кого-то.
- Сайто Акира, Оониси Фудо, Ито Исами, Наката Минору, Ямагучи Кейтаро, Узумаки Наруто, Саката…
- Стой! – от прилива адреналина я думал, что взлечу к потолку, надежда с новой силой разгорелась в груди. – Наруто… С ним все в порядке?
- Как интересно получается… - задумчиво протянула девчонка. – За него можешь не беспокоиться. Наша разведывательная команда установила личности лишь некоторых заложников, дослушай до конца, может быть, еще кого-то узнаешь.
Я снова лишь покорно кивнул, но мысли мои были уже далеко за пределами этой комнаты. Более не прозвучало знакомого имени, но я был безгранично рад и такой скудной информации. Мой друг жив, а значит, он не сдастся, мне еще есть за что побороться…
- Ты должен мне помочь кое в чем, - начала собеседница, - Узумаки Наруто является псом нынешней главы организации. Формально она не единственная стоит у руля, но пока что это именно так. Ино сделает все возможное, чтобы разгромить нас, но при условии, что ниточки, за которые она дергает, прочны как никогда. Ты понимаешь, о чем я?
- Пока что не очень…
- Своих подопечных она выбирает не просто так. И уж если твой друг удостоился чести ходить в ее ошейнике, значит, у него есть огромный потенциал, который будет направлен против нас. Но Узумаки не станет бороться с тобой. В самый последний момент его хозяйка окажется в опасности, без опоры и защитника. И тогда у нас появится возможность сойтись в схватке один на один, о чем я мечтаю уже очень давно.
- А ты не думаешь, что она размышляет точно так же? Или, хочешь сказать, что о моем существовании никто не догадывается?
- Даже если догадывается, то не видит в тебе угрозы, ты слеп и бесполезен. Иначе она не стала бы создавать особенный отряд псов, во главе которого намерена поставить Наруто, - я прекрасно понимал, к чему она клонит. Мне не нравился ход ее мыслей. Хотя, скорее, было просто обидно от того, что меня будут использовать по полной программе.
- Ты же не думаешь, что я буду следовать твоим указаниям безвозмездно? Я хочу быть уверен, что меня и моего друга ждет свобода.
- Это я тоже учла. Сделаешь свое дело и я дам шанс сбежать отсюда, - я отчетливо представлял ее ухмылку, так подходящую к обольстительному голосу. – Вопрос лишь в том, сможешь ли ты меня оставить…
- Я не буду всю жизнь с тобой. Если тебе нужна моя помощь, ты обязательно найдешь способ разорвать связь хозяйки и пса.
- Об этом поговорим позже… - почти шепотом добавила она, покидая помещение.
От нахлынувшей злости я оскалился и чуть было не дал волю дикой сущности, что рвалась наружу и готова была снести все на своем пути. В какой-то момент я даже позавидовал Наруто, которому не приходится, наверно, страдать от беспомощности…

Он рухнул на колени, а руки его по-прежнему болтались на цепях. С волос ежесекундно скатывалась на пол влага, а вены подступили к коже так близко, что стали уродовать некогда идеально ровные участки тела. У него не было сил даже вот так вот опираться о пол, дыхание сбилось окончательно, а горло пересохло еще на половине тренировки.
- Жалкое зрелище, - холодно произнесла Ино, пристально осматривая своего подопечного.
- Он не безнадежен, - хмыкнула в ответ Темари и поставила в двух метрах от Узумаки стакан воды.
- Мне нужны результаты, поэтому я попросила именно тебя взять его под надзор, - бесстрастно продолжала Яманака. Она присела на корточки перед своим псом и отвела его подбородок в сторону, затем снова на себя, хотела заглянуть в блеклые глаза покоренного. Даже ее шепот теперь заставлял содрогаться: - Забудь, что у тебя есть душа, забудь, что у тебя есть прошлое. В твоих мыслях должна быть только я…
Он глядел на нее обреченно и даже в какой-то момент желал смерти. Себе…
И когда силуэты этих девушек растворились в сумеречном свете, он обратил внимание на стакан с водой, но даже не попытался дотянуться – бесполезно. Это новый урок, на сей раз преподают выдержку. Но разум напрочь отказывался функционировать, словно протестовал и жаловался на жестокое обращение. И без того нечеткая картинка перед глазами и вовсе померкла, Наруто не различал грани меж реальностью и усталым забвением, в которое проваливался, казалось, безвозвратно.
Ему чудились тени и слышались знакомые голоса, они сливались в протяжный волчий вой, а затем уступали вспышкам и оглушительным крикам. Под ногами хрустели кости, и почему-то не покидала уверенность в том, что они принадлежат родным и близким. И закатное небо плакало кровавыми слезами, украшая землю маковыми полями.
- Наруто… - тихий женский голос эхом отдавался в этом аду, но, как ни оборачивайся, найти его обладательницу не удавалось.
К ногам парня, как ядовитые змеи, ползли стальные цепи, а он даже не мог шелохнуться. Они сплетались на ногах, спиралью подбирались к шее, стискивая грудную клетку, лишая дыхания и последней надежды выбраться из смертельных оков.
- Наруто… - голос все ближе, он несет с собой спасение. Но где же Она? – Очнись же…
Призывает очнуться… Но от чего? Ведь это реальность и от нее нельзя сбежать, нельзя отмахнуться, как от дурного сна. Или все-таки можно?..
- Наруто! – жесткая пощечина сработала. Словно выныривая со дна тягучих глубин воображения, Узумаки встрепенулся, с жадностью набрав воздух в легкие. – Ками-сама, что они с тобой сделали?
- Я не достаю… - прохрипел пес, все еще пытаясь удержать сознание при себе.
- Что? Что не достаешь?!
- Там… - слабая попытка пошевелить рукой не увенчалась успехом, конечности настолько затекли, что самому их обладателю стали казаться инородным телом. – Вода…
Неизвестная особа смекнула, о чем пытается сказать изможденный страдалец. Быстро преодолев незначительное расстояние, она схватила стакан и, бережно приподняв голову Наруто, дала возможность ему напиться вдоволь. Он делал жадные глотки, старался не пролить и капли, этого стакана ему едва ли хватило, чтобы увлажнить горло, но о большем и мечтать не следовало.
- Ты как? Встать попробуешь? – взволнованно щебетала девушка, осторожно проводя пальцем по окровавленным запястьям Узумаки.
Ему, наконец, удалось разглядеть спасительницу, и ею оказалась Хината. Уже второй раз она вытягивает его из страны кошмаров, боли и отчаяния, теплые руки этого хрупкого существа дарят заботу, и весь ее образ напоминает ангела, сострадания которого не заслуживает грязный пес.
- Все будет хорошо… - шептала она, а сама тряслась не то от озноба, не то от страха. – Давай попробуем встать…
Наруто повиновался ее движениям, хоть и было это непросто. Хьюга сначала помогла ему сесть, а затем уже и сам юноша собрал последние силы, чтобы оказаться на ногах. Маленькими шажочками, неровной походкой, опираясь на плечо медика, он оставил за спиной тренировочный зал с ненавистными цепями, который еще долго будет входить в его личный список устрашающего.
Это был самый долгий и мучительный путь в жизни Наруто. Когда Хината, порядком запыхавшаяся, толкнула дверь его комнаты, он был на гране очередного провала в небытие, и только ее тихие мольбы заставляли держаться «наплаву».
- Я принесу тебе воды, а ты пока отдыхай, - убаюкивающе произнесла девушка, уложив в постель теперь уже ее пациента.
Стоило ей выпорхнуть в коридор, как неистовое остервенение, так несвойственное ее натуре, вывело из строя все тормоза воспитания. Ворвавшись в свой кабинет, она сгребла в охапку необходимые препараты и бинты, а затем пулей метнулась к апартаментам подруги. И хоть Ино еще не сомкнула глаз, ее удивлению не было предала, когда в помещение без стука ворвалась Хината, больше похожая на фурию, готовая в любой момент испепелить взглядом.
- Это уже ни в какие ворота не лезет, Ино! Как ты могла так поступить с ним?!
- А, ты все об этом… - устало потерла виски Яманака, как будто ничего серьезного не случилось. – У меня свои методы, так что не стоит делать проблему из ничего.
- Значит, твои методы никуда не годятся! Вы довели его до обморочного состояния, хотя еще утром Наруто выглядел крепким и здоровым! Чего ты добиваешься?
- Я хочу полного подчинения! – вскрикнула блондинка, ударив кулаком по столу. – Пока из него не выйдет спесь, я буду уничтожать этого пса и морально, и физически!
- И что будет, когда твой план провалится? – неистовствовала Хьюга.
- Он совершенен. Сай проходил то же самое, его это значительно укрепило.
- Опомнись, - Хината щелкнула пальцами перед лицом девушки, - Сай любил тебя и готов был пойти на любой твой каприз! А та нить, что связывает тебя с Наруто, ничем не подкреплена, она будет тлеть до тех пор, пока и вовсе не порвется! Или ты забыла главное: эти узы строятся на доверии!
- Ты не понима…
- С этого момента я лично буду присматривать за Наруто. Если я увижу, что ты обращаешься так с любым из подопечных, обещаю, не оставлю этого просто так, - в серых глазах всегда уравновешенной и тактичной особы в этот момент пылал огонь ненависти, и Яманака знала, что подруга настроена решительно. – Я не дам тебе сломать еще одну жизнь.
Все еще придерживая одной рукой препараты, Хината неуклюже отворила дверь, но ее остановил вопрос Ино:
- В тебе ведь говорит сейчас не только жалость, да?
- А мы знаем друг о друге слишком много?..

Я проснулся с четким осознанием, что еще ночь, но продолжал притворяться спящим. Причиной такого внезапного пробуждения стал приход хозяйки, которая должна была видеть десятый сон в такое позднее время. Звякнул бокал, она опустила его на стол, видимо. В ту же минуту я почувствовал на коже холодок одеяла, девушка укрыла меня, будто понимала, что именно тепла мне так не хватает этой ночью.
Она примостилась поперек кровати где-то в ногах и тяжело вздохнула, а мне захотелось непременно узнать, о чем она думает, в какой позе лежит, в чем одета и почему не хочет спать. Псина из меня ласковая в общем-то, хозяйке я старался не противиться, а даже наоборот: все естество рядом с ней прятало шипы, а если бы я мог перевоплощаться, то шерсть на загривке никогда бы не стояла дыбом в такие моменты. Я обязан ей жизнью, а чувство долга у нас развито до жути, к сожалению. А может, и к счастью…
Не знаю, сколько времени она провела в моей комнате, сон настиг меня так же непредвиденно, как и ускользнул тогда. Прошла, казалось, секунда и…
- Просыпайся, пора на процедуру, уже девять часов, - бодро сказала хозяйка, взъерошив мои волосы.
Я еще толком не понимал, то ли мне приснилось ее ночное похождение, то ли оно в действительности произошло, однако, была такая вещь, которая приводила меня в чувство на раз: воспоминания о болезненном лечении.
- Я так понимаю, добрым мое утро нельзя будет назвать, пока зрение не вернется, - осипшим голосом подытожил я.
- Если вернется, поправочка, - поторопилась исправить она.
Я сидел на краю кровати и все еще раздумывал, вставать или, может, затеряться еще на часок среди подушек, тем самым доставляя медику чуть больше проблем.
- Что бы ты там не задумал, оставь это на лучшие времена, - как будто прочитала мысли хозяйка и тут же скомандовала: - Руки вверх.
- Это ограбление? – усмехнулся я, но все же послушался.
- А есть, что брать? – также лукаво уточнила она, натягивая на меня футболку.
- Я надеюсь, ты не будешь стягивать с меня штаны? Я же могу остаться в этих.
- Ты можешь не быть свиньей и переодеться, - с подначкой отвечала собеседница. – Я даже отвернусь или закрою глаза, чтобы не смущать тебя.
- А как я узнаю, что ты не подсматриваешь?
- А ты не узнаешь, в этом вся интрига.
Я искренне усмехнулся, и на этом наша словесная игра окончилась. Она оставила подле меня одежду и всучила зубную щетку с пастой, а сама ретировалась с предупреждением о том, что скоро вернется, и к тому времени я должен быть готов к процедуре.
Порция хорошего настроения уже была получена, это несколько облегчало томительное ожидание боли. Я не знал, сделала ли она это нарочно или ей самой доставляло удовольствие такое общение, но это и не важно, мне хотелось скорее пойти на поправку и начать усиленные тренировки, по которым скучало тело.
- Моя ученица, Исаи-чан, разработала для тебя специальный курс реабилитации, она будет работать с тобой после основного лечения. Девочка болтливая, скучать не будешь.
Моя хозяйка усмехнулась, а я вновь почувствовал, что не один цепляюсь за свою жизнь. Во мне оживал оптимист, которому уже очень давно наступили на хвост.
Я точно знал, что конкретно хочу услышать от Исаи-чан, и осознание этого приводило меня, по меньшей мере, в восторг. Кто еще так подробно расскажет о моей главнокомандующей, как не ее же ученица?

Хината проснулась от жутких покалываний в ноге и не сразу сообразила, почему находится в таком неудобном положении. Сонно поежившись, Хьюга поняла, что затекли не только ноги, но и шея с рукой, а уж когда к девушке полностью вернулось сознание, она вспомнила недавние события и причину протеста своего тела. Медик лежала на неудобном кресле, но, благо, совсем не мерзла, поскольку была прикрыта одеялом своего пациента. К слову, об Узумаки…
- Наруто?
Беспокойный зов Хинаты растворился в пространстве комнаты, не находя долгожданного отклика. Кровать парня была пуста, и даже на стуле не было его вещей, что показалось девушке крайне подозрительным фактом. От растущего беспокойства она подскочила на месте, но тут же пошатнулась и, облокотившись о тумбочку, схватилась за голову. Все-таки бессонные ночи оставляют свой отпечаток на молодом организме, вот и Хината переступила черту собственной выносливости. Несмелыми шагами Хьюга добралась до ванной комнаты и первым делом взглянула на свое отражение.
- Ужас какой, - передернула плечами брюнетка, касаясь бледных пересохших губ. Ее серые глаза перестали быть главным украшением ангельского личика и теперь сливались с общей бледностью. Лишь смольные волосы изредка поблескивали при свете ламп и являлись единственным ярким пятном во всем ее образе.
Медик не стала тратить время на преображение, только освежилась немного и уже готова была выдирать своего пациента из лап любых хищников и обидчиков. После долгих скитаний по базе девушка решила выбраться на свежий воздух, и какого же было ее удивление, когда она застала своего брата в схватке с Наруто.
- Что здесь происходит? Немедленно прекратите, я же запретила…
- Оставь его, - холодно перебила Яманака, не оборачиваясь на подругу, - он сам захотел.
- То есть как «сам»? – недоуменно хлопала ресницами Хината, вспоминая полумертвое состояние юноши, что сейчас резво уворачивался от молниеносных атак.
- Ну вот так, - Ино безразлично пожала плечами и прицокнула языком в тот момент, когда ее пес все же пропустил удар и оказался на земле. – Ты и сама знаешь их собачьи замашки: если уже выбрал себе противника, то не успокоится, пока рано или поздно не уложит его на лопатки. Неджи не даст ему спуску теперь.
- Меня больше волнует самочувствие Наруто, я еще ни разу не встречала такого выносливого воина, он восстанавливается на глазах…
- Полезное свойство, не правда ли? – зло ухмыльнулась собеседница. Она любила, когда люди восхищаются ее вещами, ее способностями, ее псами, в конце концов.
Хината не стала отвечать, иначе презрение в ней закипело бы с новой силой, а тревожить душевное спокойствие подобными эмоциями она не привыкла.
- Совсем забыла, - ошарашено ойкнула медик и продолжила: - я должна увидеться с Сакурой, уже столько месяцев от нее не было весточки…
Ино за секунду поменялась в лице, ее ясные глаза стали пускать чертей, а губы сложились в тонкую полоску.
- Мне необязательно знать о ваших тайных встречах!
- Я предупреждаю тебя, как руководителя, - сухо послышалось в ответ. – Да и как подругу…
Последнее Хьюга прошептала в спину отдаляющейся Ино и уже не рассчитывала на ответ. А ведь когда-то их было пятеро и они не боялись смотреть друг другу в глаза…

@темы: фэнтези, гет, романтика, фанфики по "Naruto", приключения, драма

---

На расстоянии.

Название: На расстоянии. Осмысленное продолжение «Прощайся с будущим»
Автор: Dina)
Бета: Мид.
Персонажи: Наруто/Саске, Ино.
Жанры: слеш, ангст, что-то от романтики и драмы.
Предупреждения: изложение в письмах, POV Наруто, почти не зависим от первой части.
Рейтинг: R.
Дисклаймер: Кишимота, Джоэл Лейн – вдохновитель.
Статус: закончен.
Размер: мини.
Саммари: Этот город слишком мал, чтобы спокойно находиться в нём и не думать об Учихе.
От автора: Для Карин.

История создания.

***

Пустой поезд мчится по рельсам,
исчезая в ночи.
От голубого к черному,
попрощайся с будущим,
оно уже не вернется.
«На расстоянии»

Привет. Я вроде обещал не писать, но тебе разве не интересно чем я занимаюсь?
И ты вроде обещал позвонить. Позвонить, когда приедешь обратно. Уже второй месяц, ты разве не задерживаешься? Да, глупая забота, но ты ведь даже адреса не оставил.
Ты вообще ничего не оставил, что за чушь?
Ненавижу тебя временами, я тебе не говорил? Ненавижу за то, что ты делаешь ровно так, как делаешь.
Кто ещё мог уехать вот так, бездарно? Хах, кто ещё мог так бежать. Вроде как не предательство, скорее уж сложившиеся обстоятельства. Если бы я не знал правду.
О том, кто чьих прикосновений больше боялся.
Будешь усмехаться, при прочтении. И прочитаешь ли вообще? Если оно таки дойдёт, не выбрасывай его. Я ведь разобьюсь в лепёшку, чтобы добыть твой тамошний адрес.
Так что дочитай до конца.
Я уже жалею о своих словах - к чёрту песни, к чёрту твою музыку, тот пробирающий насквозь звук, что производят твои пальцы, касаясь струн. Всё это нахрен не нужно, если ты для этого уезжаешь на два месяца чёрти куда.
Обещания на ветер бросаешь…
Делаешь из меня какую-то слишком влюблённую женщину, ожидающую своего слишком ветреного мужчину.
Или на ошейник посадил? Или я сам себя посадил около твоей двери? Охранять. Ждать. Любить.
Если честно, слишком часто мимо твоего дома нарезаю круги. Я тебе не верю и не верю в то, что ты позвонишь, когда снова ступишь на мраморный пол вокзала. Если бы я знал, что эта чёртова музыка заберёт тебя с концами, я бы переломал все твои колонки, басы, все струны бы порвал.
Ты бы меня возненавидел. Наверное, даже сильнее чем я ненавижу тебя за весь этот бред?
Что за собака! Глупая псина.
Это женщины способны ждать и что-то ещё делать… а какого чёрта я этим занимаюсь – не понимаю.
Помнишь «На расстоянии»? Конечно, ты помнишь. Ни одна песня не вызывает в тебе столько эмоций. Да что там… ничего не вызывает в тебе столько чувства, сколько этот подарок. Единственный в своём роде. Учиха Саске, способный на столь сильное чувство… до чего же она тебя зацепила.
Так вот. Ты не думаешь, что это символично? Мы вроде сейчас за много километров друг от друга. В той песне будущее перечёркивали. Собственными руками.
Есть ли что-то хуже ожидания? Если честно я думал, что ничего хуже ненависти к тебе нет. Но ожидание – страшная, гадкая и неприятная вещь. Она сжирает изнутри, понимаешь? Ожидание всегда держит тебя в напряжении. Знакомые силуэты около твоего дома – самое странное ощущение из всех, что я когда-либо испытывал.
Я готов был подбегать к этим незнакомцам и еле сдерживался, чтобы не заорать в голос, понимая, что это всё-таки незнакомцы.
Ну, тебе интересно узнать, что тут у нас, в городе, котором ты родился?
Он такой же маленький. Хотя о чём это я, прошло чуть больше месяца… чёртово время играет с нами во всякие непристойности.
Интересно я говорил тебе когда-то столько слов?
Ещё больше интересно – слушал ли ты когда-нибудь столько? Да и вообще ты меня слушаешь?..
Помнишь то озерце, на котором ты мне говорил про «расстояние»? Ты тогда, кажется, с головой опустился в воспоминания. А потом всё полетело к чертям, и я не спросил у тебя всего того, что следовало спросить. Какой была та девушка? Почему ты её так любил?
Почему ты так боялся? Чёрт возьми, чего ты так боялся?!
Мнения общественности? Но не валить же из-за этого чёрт знает куда, Учиха!
Или ты боялся чувствовать? И ничего, что вокруг есть люди, что у них как минимум есть обида, как максимум – сердце, которое сделало скачок на одной из нот «На расстоянии», замедлило свой ход и приготовилось к остановке. Ты ведь почти убил меня.
Если сердце не остановится, то повседневность задушит.
В этом маленьком городке ужасно скучно без вашей чёртовой группы.
Да ладно. Просто я не могу привыкнуть к тому, что дома у меня пусто. Кто мне подкинет хорошей музыки?..
Я твою ложь читаю… через глаза, наверное. Да не знаю. Просто ты так на меня смотрел на вокзале, что-то обещал с выражением лица слишком жалким, жалким по отношению ко мне.
Ты меня жалел. Ты выдавливал из себя подобие улыбки и потом рассказывал про музыку. Опять. Опять сбегаешь от темы, опять сбегаешь от реальности.
Не потеряйся… или потеряйся.
Даже не знаю, что лучше.
Я бы обожал тебя за искренность, но это что-то из ряда вон выходящее. Твои манеры не позволят тебе меня обидеть, воспитание-воспитание…
Знал бы ты, насколько эти манеры меня выводят.
Жалость – худшее, что ты можешь испытывать ко мне. Лучше вообще забудь про меня и про все свои обещания, чем жалей бедную псину с грустными глазами.
Переживём.
В конце концов, всё проходит. И я это понимаю лучше тебя, который не забывает ничего. И постоянно поёт чужие песни.
Господи, почему я раньше не замечал, почему я не видел этого трепета…
Простишь меня за мою бездарность? За то, что никогда не подарю тебе песню?..
Хотя, кто знает… времени у меня теперь много. А ты приедешь и не узнаешь свою собаку, которая из верности научилась завывать в такт.
Или не верности? Может, привычки? Я не знаю, я не разбираюсь в чувствах. Но в этом я хоть чуть получше тебя. В этом мы похожи и подходящи – без названий и определений просто будем чувствовать.
Пообещаешь мне ещё пару вещей? Исполнишь пару просьб? Знаешь мои желания и просьбы – вещи настолько разные… я желаю одного, но знаю, что делать надо другое.
Вот такое самопожертвование.
Ты мной гордишься?
Гордишься тем, что я тебя лучше? Ещё чуть-чуть и сможешь взять пример.
С моей верности хотя бы.
И знаешь, раз уж твоя голова всё равно забита твоей безымянной девушкой с песней, грудью или ногами или не знаю, что именно в ней тебе нравилось – хотя бы телом останься верен мне. Нам. Честно, мне кажется, она стоит где-то неподалёку и рассказывает мне о тебе, о том насколько ты с ней был откровенен.
Я её почти так же сильно ненавижу, как и тебя.
И, кажется, ей тоже меня жалко. Наверное, у меня всё-таки очень грустные глаза.

*

Этот город слишком мал, чтобы спокойно находиться в нём и не думать об Учихе.
Это пришло мне в голову, когда я нарезал круги вокруг своего дома и натыкался на знакомые места и скамейки, с яростью пиная попавшиеся под ноги камни. Маленький город… маленький город, из-за величины которого я так быстро с тобой познакомился. Маленький настолько, что ты даже счёл меня почти подходящим. Я почти благодарен тому, что он такой небольшой.
Но сейчас, когда каждая дорога вела к нашему месту, я ненавидел его эту «маленькость».
Если бы был шанс, пусть даже самый ничтожный, выбросить тебя из головы, я бы это честно сделал. Но ты совершил то, с чем я никогда не смогу смириться.
Учиха подарил своей шавке слишком большую надежду.
Из-за этой надежды я не могу и не смею ничего забыть.
Время?.. Ну да, я теряю свою жизнь в этом ожидании; я ломаю свою судьбу, но разве кого-то это волнует?
Так странно, что у нас есть наши места. Я вспоминаю наши пустые шатания по городу и понимаю, что толком ничего ни дельного, ни романтического в них нет.
Романтики нет, твоих чувств и ответов нет…
Да чёрт возьми, что это вообще было?
С яростью пинаю очередной камень, попавшийся под ноги. Сворачиваю налево по направлению к центру. Там мы были реже всего, предпочитая полупустые окраины.
Поэтому многолюдный центр - это то, что мне нужно. Да, именно так.
Я смотрю себе под ноги, разглядываю непримечательный асфальт и рискую врезаться в прохожих, которые испуганно будут смотреть, во что я превратился без тебя.
Да ну их к чёрту.
Идти, идти, идти…
Искать тебя или пытаться убежать. Я не знаю. Это странное ощущение. Я до сих пор люблю тебя, Саске.
- Да чтоб тебя… - шипение сквозь зубы, после которого я понимаю, что надо перестать о тебе думать.
Как ты там учил? Подумать о погоде, музыке и том, что стоит приготовить на ужин.
Слишком солнечно, слишком тихо и полуфабрикаты в холодильнике.
Если бы была возможность... то я бы хотел излечиться от тебя. Слишком сложно тебя любить. Слишком невыносимо.
Я заблудился в переулках и, наконец, вышел к твоему дому. Маленький город… чертовски маленький город. Ты оставил мне ключи. Я не знаю зачем, вроде никаких живых существ, требующих кормежки, у тебя не было… Ну, кроме меня.
Я бы зашёл. Но я слишком боюсь остаться.
И наедине с твоим извечным бардаком на столе, к которому я не смею прикасаться, ждать, когда же ты, наконец, приедешь.

*

Ты не ответил. Да что с тебя можно взять? Я и не ждал. Ты бы просто не стал тратить марки на то, чтобы послать мне одинокое, но полное издёвки «Хм». Учиха Саске не умеет отвечать на чувства. Учиха Саске вообще не умеет отвечать. Кстати, твоя совершенность ставится под вопрос если учесть то, что ты настолько социопатен. Ты, наверное, боишься жизни ещё больше чем я…
Но это не помешало мне тебя полюбить. Дурацкое чувство. Что вообще может помешать любви?
Саске, тебе знаком страх? Странный вопрос, не правда ли? Но мне иногда кажется, что твоя обособленность от мира проявляется и в таких общепринятых явлениях как страх…
Общепринятых. Ты и общепринятость. Забавное сочетание.
Я не знаю, откуда взялась эта странная мысль, но очередной раз среди ночи я думал, что сойду с ума.
Ты ведь сейчас чёрти где, чёрти с кем. Но какая разница, ты ведь вернёшься…
Но я и позабыл, зачем ты туда уехал.
Покорение мира, да?
А если у тебя получится? Чёрт возьми, я больше всего в жизни боюсь, что у тебя это получится. Я ни капли удачи не желаю!
Не разрушай моё счастье. Только не таким образом…
Только не среди толпы людей, которые любят тебя так же сильно как я.
Представляешь ты стоишь на сцене… популярный. Всеми любимый. Под тобой сотни людей, я затерялся где-то в них, в этой толпе твоих фанаток, а ты меня даже не пытаешься найти.
Ты будешь исполнять свою чёртову музыку на гитаре, к которой сейчас прикасаешься в сотни раз чаще, чем ко мне, и совершенно забудешь в свете софитов, что где-то там стоит твой щенок. Ты возвращаешься в это огромное и холодное здание вокзала, где сломалась тысяча судеб, ступаешь по ещё более холодному мраморному полу, с сумкой, гитарой, огромными наушниками, проводами… как всегда где-то в прострации. Тебя окрикивает твоя группа, вы смеётесь. Ты выходишь на улицу и говоришь о том, что снова вернулся в эту помойку.
Но обещаешь, что вы скоро рванёте в мировое турне.
Ты, наверное, в какое-то момент вспомнишь, что должен был что-то сделать, смутная мысль, на секунду пронесшаяся у тебя в голове.
Настолько смутная, что ты ни черта не вспомнишь и будешь дальше посмеиваться над городом и ловить такси, потому что теперь у тебя есть деньги.
А потом мы с тобой встретимся на какой-нибудь вечеринке, а я чуть не сойду с ума трижды от того, что глупая галлюцинация окажется тобой. На пару секунд. А потом я просто всё пойму.
Но на твой концерт я всё равно приду. Я ведь люблю твою музыку столь же сильно, сколько ненавижу её превосходство надо мной.
Я буду стоять в толпе, а ты на сцене.
Кстати, что там с твоей девушкой? Столько вопросов… почему ты её не найдёшь?
Господи, да ты помешался на ней, чёрт знает сколько времени ты на ней помешан. Но теперь ты сможешь её найти.
Какая тебе девушка откажет?
Какой парень откажет сделать тебе минет в ближайшей подворотне?
Да будь он хоть трижды натуралом.
Учиха, ты почти бог. Это «почти» растворится, когда ты выйдешь из вагона, который уносил тебя от меня.
Поэтому, Саске, я тебя так ненавижу. Надо было ещё там, на вокзале всё сказать.
Зачем ты мне что-то пообещал?..
Ты что, повёлся на этот блядский взгляд печальных глаз?
Я не знаю, может тебе нравится… может тебе действительно нравится смотреть на меня, такого жалкого. Так всегда. Сильный чувствует себя сильным лишь в тот момент, когда рядом с ним есть тот, кого надо защищать.
Это чувство можно оценить кучей денег. Ты знаешь, сколько люди отдают денег, чтобы кто-то потакал их почти садистским наклонностям?
А я вот такой. Бесплатный и безлимитный.
Хах, ты меня, наверное, даже ценишь за это.
Саске, если… если ты действительно написал про нас песню то я… я рехнусь.
Ты ведь посвятишь мне её? Нет, не из жалости! Заткнись!
Я не хочу твоей жалости!
Я знаю, что ты только так умеешь отвечать. Тебе нет равных в музыке.
Знаешь, я могу писать тебе кучу писем. Настолько много, что, в конце концов, они даже не станутся лентой, чтобы не валяться по полу твоей коммуналки. Там будет мелко и невнятно описано о том, как я тебя люблю.
Но тебе хватит и чёртовой салфетки, чтобы всё сказать.
Ты ведь постоянно писал на салфетках и никогда мне их не отдавал. Я каждый раз не вносил этого. Но ты вряд ли когда-нибудь поймёшь всю драгоценность подобных мелочей.
Боже, Учиха, твой талант обошёлся тебе слишком дорого. Твой идеальный слух оставил пробоину в твоём итак чёрством сердце.

*

Я смотрел на трезвонящий телефон и долго не мог понять, что же всё-таки происходит. Спросонья голова отказывалась воспринимать номер старого друга.
- Алло? – слишком неуверенно. Я, кажется, почти разучился говорить.
- Наруто? Включай телик быстрее! – Киба был слишком бодр и весел, настолько, что я лишь вымученно улыбнулся и потянулся за пультом.
- Что там такое?.. – без особого энтузиазма нажимаю на кнопку включения.
- Саске! Там Саске с группой! – я слышу отдалённую и искажённую музыку, кажется, исходящую из его телевизора. При имени «Саске» меня бросает в дрожь. Так будет всегда, когда я слышу его имя.
Так будет всегда, когда я буду понимать, что он ответил.
- Ну что видишь, четвёртый канал?..
Киба не унимался. А я не мог выговорить и слова, узнавая в тени на сцене его силуэт.
- У них первый транслирующий концерт. Конечно, только в нашем штате и только один раз, но это же охрененно!
- Я тебе перезвоню… - вымучиваю из себя и отключаю телефон, прежде чем он успевает возмутиться. Я заворожено смотрю на синий экран, где на сцене стоит Саске. Где на сцене стоит Саске, а под ним – люди, которые ещё его не любят, но это всего на пару секунд…
- Эта называется «Его рот». Раз. Два. Три. Четыре.
Когда он досчитал до четырех, я, наконец, понял, что произошло. Он словно дал лично мне время, чтобы опомниться. Я ошалело смотрел на экран телевизора и не мог отличить реальность от вымысла - в этой чертовой ТВ-коробке творилось что-то невообразимое.
Проигрыш. Ты слишком любишь этот пробирающийся под кожу звук, чтобы не отдать ему главную роль.
Но нет, нет, не сейчас… я хочу услышать слова. Слова, которые ты никогда мне не показываешь, слова, которые ты всегда держишь у себя в голове.
Признания, которые ты никогда не произносишь вслух…
- Он ласкает мою шею рукой, – его чуть грубоватый голос пронизывает моё тело. Будто он вовсе не за сотни километров и телевизор вовсе не старая барахлящая коробка. - Я опускаюсь на колени между его ног…
Я вижу, как толпа медленно сходит с ума. Почти не верит, что этот псих оказался геем, но явно все впали в эйфорию его голоса и взгляда.
- Не могу проглотить, не могу выплюнуть, - ему не надо срывать глотку, чтобы вытеснить из головы всё прочее. Его полушёпот превращается в грубый и властный тон. Я угадываю его черты, те самые черты, которые сводят меня с ума, те самые губы, которых касается почти нахальная усмешка.
- Этой ночью его имя на моих губах, - вкрадчиво произносит Саске, прежде чем его голос тонет в звуках гитары и визах толпы. О да, ты умеешь производить впечатления.
О да, я уже вижу, как их любовь вспыхивает ярким пламенем, касаясь губ и обжигая щёки
Ты стал богом, Учиха, ты только что стал для них богом.
Я до боли сжимаю кулаки. Я почти на пределе, но не в силах оторваться от экрана. Дрожью бьёт тело, а в ушах звенит этот протяжный баритон. Вкрадчивый голос. Яростные фразы. Вся твоя чувственность, вся твоя многогранность через звук.
Вся твоя любовь.
Учиха, ты... Свел меня с ума. Я не мог оторвать взгляда от плавных линий твоих губ.
- Я пью виски из его рта. Он пьет мое семя из моего.
Тебе наверняка не верят, когда ты рисуешь картину того, как искусно мы трахались. Ну и пусть. Раскрывай всю правду о себе и мне, раскрывай всю душу в звуке голоса, разбивай иллюзии в хлам. Господи, только не молчи. Я буду бесконечно тебя слушать.
Вряд ли есть какое-то конкретное определение моему состоянию – вряд ли словами можно описать мою к тебе любовь. Вряд ли можно сдержать то ли слёзы, то ли истеричные смешки, смотря на твой почти забытый силуэт. На твои жесты, без которых жизнь кажется чушью.
Ненавижу тебя. Ненавижу. Ненавижу тебя за то, сколько эмоций ты во мне вызываешь.
Ненавижу тебя за то, сколько любви ты вызываешь у них.
Но… это же твой ответ? Всякий разговор лучше молчания.
Я почти счастлив.
А эти удивленные люди вокруг меня ни за что бы не поверят, что он, да-да, Учиха Саске, пил виски из моего рта.

*

Я заходил к тебе. Ты как всегда собирался впопыхах и только сейчас я увидел, какой бардак мы оставили после себя.
Я там, где и положено быть собаке. Ошиваюсь возле твоей двери.

*

Телефонный звонок разрывал мой сон и, как позже оказалось, был вовсе не иллюзией. Я, чуть испугавшись, соскочил с кровати и принялся искать надоедливо трезвонящий аппарат. В общем хаосе учиховской квартиры сориентироваться было практически невозможно. Да я и до сих пор не мог привыкнуть, что нахожусь в ней, а не в своей не менее тесной коммуналке. С пару секунд приходя в себя и чувствуя предательскую дрожь в теле от того, что я нахожусь в квартире Саске, я всё-таки заметил на краю стола дребезжащее устройство.
- Алло, - почти запыхаясь и явно хриплым голосом произнёс я. Ответом мне был смешок, не потерявший своей язвительности даже за эти два месяца.
Мелкую дрожь от внезапно прерванного сна заменило помутнение. Мне казалось, взгляд мой на пару секунд затуманился, и я в поисках поддержки осел на кровать.
- Саске? Ты?!
- Да-да. Только вышел из вагона. Как ты там говорил… «Возвращаешься в огромное и холодное здание вокзала. Ступаешь по ещё более холодному мраморному полу…» я ничего не путаю, Узумаки? – он с издёвкой протянул мою фамилию, а я расплылся в странной, почти глупой, улыбке и залился краской. Мне было стыдно за свою откровенность в этих письмах, и не будь я таким счастливым, я бы наверняка винил себя в их написании.
- Впрочем, у нас ещё будет время поговорить об этих твоих почеркушках. Ты у меня?
Я хотел было ответить, но из-за тысячи мыслей, пролетавших в голове я не смог выдавить и слова ещё больше краснел и сжимал руку в кулак.
- Я приеду минут через двадцать. Может, чуть больше. Я голоден как собака…
- Да-да, я понял. Приготовлю что-нибудь. Приезжай быстрей, - смог, наконец, я изречь что-то дельное и в какой-то момент даже возгордился тем, что научился сдерживать эмоции. Хоть и плоховато, но…
- О, дак ты не совсем так обезумел. Говорить ещё не разучился, - Саске сдавленно рассмеялся, и тут я расслышал в полной мере шум колёс. Видимо, вагон отправлялся.
В груди что-то мучительно сжалось от этого странного звука, который отложился где-то на подкорке сознания.
- Отстань, Учиха. Я тебя жду.
Я был уверен, что Саске одобрительно кивнул, прежде чем сбросить.
А потом я замер в странном оцепенение. Всего двадцать минут. Какая чушь по сравнению с месяцами ожидания…

*

Billy Talent – Surrender

Я вздрагивал при каждом шорохе и не решался включать музыку, боясь пропустить его приход. Я хотел услышать, как он открывает двери подъезда и как топчется около квартиры в поисках ключей. А может, он даже будет ждать, пока я ему открою.
Конечно же, я ему открою. Я ведь действительно его жду.
О своих кулинарных способностях я старался не думать – какая к чёрту разница, если это сделано с любовью?
И если Учиха будет плеваться от этой наскоро приготовленной вермишели, я всё равно буду вталкивать в него ложку за ложкой, потому что я это приготовил специально для него.
В груди что-то постоянно обрывалось. Ожидание - странное и страшное чувство. Тогда двадцать минут тянутся невыносимо долго, и ты чего только не успеваешь перекрутить и перевертеть в голове, начиная от выражения лица Учихи и его первой фразы, сказанной тебе за такое длительное расставание.
Именно в этот момент ожидания я уже сто раз пожалел о каждой строчке своего письма и особенно о той искренности, с которой они были написаны.
Перебирая в голове все известные маты и вздрагивая при малейшем намёке на наличие живого существа в подъезде, я ходил по квартире туда-сюда, пытаясь понять, что же надо делать.
Убрать свои шмотки? Убраться полностью? Сделать вид, что и не жил тут две недели?..
За общим хаосом мыслей я не услышал шаги на лестнице. Лишь когда Учиха безуспешно пытался попасть в замочную скважину, я подскочил к двери и открыл её.
Мы встретились одинаково удивлёнными взглядами.
Нет, мы встретились даже почти одинаково успокоившимися взглядами.
Он – что наконец добрался до места своего покоя. Я – что наконец-то увидел человека, который был моим покоем.
Учиха скинул с плеч груз сумок и чехла с гитарой, чуть разминая шею и проходя в обуви на кухню.
Приветствия или что-то ещё более формальное не имело для него никого значения.
Он с любовным трепетом провёл руками по порядком запылившемуся музыкальному центру. Тут я осознал свой главный промах – нужно было заботиться об этом чёртовом металлоломе!
Нужно было привести в порядок его аппаратуру перед встречей.
Учиха включил один из своих дисков, наполняя квартиру глубоким звуком гитары и первыми почти неслышными словами вокалиста.
- Хоть эта поездка и была с «музыкальными деятелями», и по студиям мы потаскались достаточно, но ничего не заменит мне этого звука… - протянул он, наконец, оборачиваясь.
Я расплылся в улыбке, чувствуя, как подрагивают пальцы.
Галлюцинация, оказавшаяся тобой.
Я всё ещё не мог до конца осознать присутствие Учихи рядом, и лишь его извечная усмешка и нахальное, фамильярное поведение напоминали мне что он – не иллюзия.
Он снова вошёл в небольшой коридор, в котором всё ещё не в силах пошевелиться стоял я. Учиха сел прямо на пол, делая разминочные движения для своей шеи и указал на свободный кусок пола.
- Ты хотел узнать про «На расстоянии»? – он ловил мой взгляд, а я, понимая, что речь сейчас пойдёт о моих письмах, стремительно заливался краской.
- Я хотел узнать про девушку.
Плюхнувшись рядом с Учихой, я разглядывал комнаты, к которым всё ещё не мог привыкнуть.
И я не знал, почему Саске решил говорить тут – на пыльном полу коридора, не заботясь об обеде, который он, очевидно, хотел отпробовать. Может, в этом и была вся ирония Учихи – я никогда не мог понять мотивацию его действий.
- Мы познакомились на концерте. Вернее, как познакомились… просто постоянно натыкались друг на друга во время выступления какой-то приезжей малопопулярной группы, у которой оба очевидно чувствовали проклевывающийся талант. Череда случайностей начала забавлять, когда мы сели в один автобус, а позже - вышли на одной остановке. В то время я жил на окраине, чуть севернее нашей студии. Там было всего пара домов и было очевидно, что мы соседи.
Разве не глупо было упускать возможность общаться, когда у нас, я был уверен, идеально совпадали музыкальные вкусы?
Я внимательно слушал, в то время как Учиха периодически ловил мой взгляд и, понимая, что я не теряю интереса, продолжал:
- Мы не встречались. Я даже не помню, чтобы мы хоть раз нормально поцеловались, - он усмехнулся. – Понимаешь, насколько странным были эти отношения, если мы даже не переспали?
Я почувствовал укол то ли ревности, то ли обиды. Было очевидно, что Учиха не двусмысленно намекает на меня. Эта девушка превосходила меня во всём, и я снова чувствовал её почти призрачное присутствие.
- Мы интересовались всем, что было связано с музыкой. Книги, фильмы, выступления… на всё вместе. Она была на два года старше меня и хорошо играла на гитаре. Мне было шестнадцать. Услышав мою игру, она долго смеялась и говорила, что я бездарен. А после этого начала учить меня что и как надо проигрывать и даже притащила в студию своего друга. Она научила меня всему, что я умею сейчас. Она была гораздо более талантливой, чем я и «На расстоянии» - тому пример. Когда я первый раз услышал её во время репетиции, у меня что-то щёлкнуло. Я понимал, что эта песня была написана не просто так. А через неделю-другую она сказала, что переезжает. Да она и изначально жила проездом…
- Подожди, - я прервал его, кое-как вырываясь из тысячи чувств, что волной обрушились на меня. – Она ведь ещё не уехала, когда ты познакомился со мной?..
Наверное, в моих глазах на тот момент было слишком много надежды, потому что Саске как-то слишком иронично и почти с грустью усмехнулся.
- Да. Кажется, она уехала через год после нашего с тобой знакомства.
Я глубоко вздохнул. Это было самым главным. Точнее, это было самым неприятным. Та придуманная дружба тут же теряла хоть малейший свой оттенок с учётом того, что я ничего не знал ни о какой подруге.
Повисло тяжёлое молчание, разрываемое мерными аккордами, исходящими из кухни. Саске был расслабленным и чуть уставшим. Его волосы спутались от долгой поездки, а олимпийка была растянута в рукавах.
Потом Учиха поднялся, переключая музыку на что-то ещё более спокойное, чем было предыдущее и накладывая себе уже давно сварившиеся макароны.
Поставив на стол две порции, он подозвал меня, всё ещё находящегося в прострации.
Я чувствовал, что люблю в нём всё, и лишь убеждался в этом, рассматривая его правильные черты. Эту любовь не могла омрачить никакая правда, какой бы неприятной она не была. Я терял голову, смотря на него, и тут же прощал любую обиду. Или засовывал её куда подальше, лишь бы не показывать ему.
В этом не было никакого прока – любое проявление чувств к нему не вызывало ровным счётом никакой реакции.
- Наруто, ты, кажется, не понял сути «На расстоянии», - прервал молчание Учиха.
Я изумлённо на него смотрел.
- Прощайся с будущим, оно уже не вернётся, - вкрадчиво произнёс он. – Это было её прощание. Она не хотела, чтобы я хоть как-то стопорился на прошлом.
Учиха внимательно смотрел на меня и в его взгляде я читал что-то тёплое. Что-то странное и до того непривычное, что по спине пробежала дрожь.
- Последний вопрос, можно? – почти шёпотом произнёс я. Саске положительно кивнул.
- Как её звали?
- Ино. Ино Ямонака, - губы Учихи расплылись в странной полуулыбке, будто он предвидел этот вопрос. – Всё?
Я кивнул, поглощая вполне себе съедобную лапшу.
Музыка продолжала играть, и на какой-то момент мне показалось, что ничего и не было. Никаких двух месяцев странного ожидания, во время которых я слишком много думал. Не было и никакого поезда и вокзала, одинокой дороги домой и странного оцепенения собственной квартиры. Будто мы только что встали, ещё полусонные и отправились завтракать. Будто из ленты времени выстригли этот кусок «На расстоянии», когда мы находились за много километров друг от друга.

*

- Ты долго тут, у меня? – спрашивал Учиха, проходя по квартире и будто предаваясь каким-то только ему известным воспоминаниям.
- Недели две, я не считал… - отвечал я, падая на кровать. Мне всё ещё хотелось спать, и я всё ещё не до конца верил в происходящее. Возбуждение оставило после себя лишь странное чувство усталости.
- Останешься у меня?
Я кивнул и зарылся лицом в подушку. Потом, медленно понимая двузначность слов, незамедлительно поднялся.
- В смысле жить?
- В смысле жить, - подтвердил Учиха, расчищая свои излюблённый низкий подоконник, чтобы привести там всё к «порядку».
- Можно.
- Мне придётся уезжать. Часто, скорее всего.
Я чуть сжался, но надеялся, что он не увидел, насколько крепко я прижался к подушке и почти невозмутимо ответил.
- С обещаниями я справлюсь.
- Обещаниями? – Учиха изумлённо на меня уставился.
- Ага. Чтобы не с кучей непонятных фразочек, а с конкретикой. «Наруто, я вернусь через две недели. Жди меня», - парировал я.
- Как собаке. «Жди меня»… - размышлял Учиха. – Я ведь не настаиваю.
Я уткнулся лицом в подушку не желая выдавать красноту лица, которая неизменно появится после следующей фразы:
- Я всё написал в письме, Учиха, надо было внимательней читать…
Саске, очевидно затянулся и спустя пару секунд ответил:
- Да не переживай. Я люблю собак.
Я посмотрел на него, в очередной раз слишком притягательного и ещё более красивого сквозь пелену подступающего сна.
- Напиши песню про нас.
Он удивленно вздёрнул брови.
- Эй, я же написал уже! Не многовато ли для такой шавки? – он чуть возмущённо смотрел на меня, а я смеялся.
- А о чём ты ещё, собственно, хочешь писать когда у тебя есть я? – нарочито томным голосом произнёс я, закутываясь в одеяло и улыбаясь.
Учиха усмехнулся и пожал плечами.
В комнате бродил свежий воздух, переплетаясь со звуками из кухни, касаясь кожи, от чего на ней появлялись мурашки.
Может что-то и изменилось за эти два месяца. Я не знал точно. И я не слишком хорошо объяснял и слишком остро чувствовал, чтобы назвать всё это каким-то одним словом.
Наверное, если бы существовало какое-то определение всем этим чувствам, оно было бы очень длинным и непонятным. Хотя вряд ли что-то вообще могло вместить в себя столько эмоций.
Я засыпал от накатившей усталости, от слишком сильных чувств, а Саске рассматривал меня и записывал что-то в свой извечный блокнот.
Возможно, новый вариант «На расстоянии» или песню про то большое и странное чувство с непонятным определением.

@темы: Ино, повседневность, мини, Наруто, Саске, слеш, фанфики по "Naruto", ангст, драма

---

фильмы о троих. извечная тематика.

Преобладающая часть моего творчества основана на «троичках». Да-да, это один из моих фетишей. С тематикой сложной, тройной, любви может сравниться разве что… твинцест *О* об этом, конечно, тоже можно долго и развратно говорить, но я решила сделать полезную вещь – а именно составить топ фильмов о троих. Этот ТОП будет пополняться в зависимости от того, насколько много Дина найдёт на данную тематику.
Итак, отношения троих – делёжка, безумная любовь, ревность и переполненность. Как ни парадоксально, но практически всегда у нас есть два мужчины и одна девушка между ними. Если углубляться, то из троих можно составить по-настоящему безумные сюжеты и комбинации, к сожалению, режиссёры и сценаристы не столь изобретательны в подобной извращённости, поэтому довольствуемся тем, что есть.
Классика жанра – Мечтатели. Французы вообще очень радуют нас в этом плане, а этот фильм (хоть и много вокруг него споров ходит) является отрадой души истинного эстета. У нас есть брат и сестра, правда, непохожие друг на друга практически ничем, кроме… характера. И в их мир на двоих, абсолютно обособленный от мира окружающего, врывается (или они-таки сами его затащили?) Меттью. Милый англичанин-блондин, который контрастирует с этими дьяволятами-близнецами. И да, действия происходят во Франции 1968 года и параллельно со странной любовью этих троих в мире «за окном» происходят государственные перевороты. Это тоже не двусмысленно и даже символично. Вообще фильм очень глубокий, главное – увидеть эту глубину за сиськами Евы Грин. Которых, кстати, действительно очень много. Фильм снят по одноимённой книге, которая вопреки моим ожиданиям, оказалась действительно достойной. Но не для каждого. Много там было всяких неприятных сцен, но кто говорил, что будет легко? В фильме у нас не затрагивается тема м/м, там все поочерёдно трахают сестрёнку. При чём постельные сцены действительно поражают. Своей иронией, возможно?
Тео и Изабель были прирожденными наркоманами, и свои ненасытные аппетиты они удовлетворяли при помощи единственного известного им способа – кинематографа и самих себя.
К слову да, в фильме много о фильмах. Любителям будет интересно, мне же, как дилетанту к чёрно-белом кино, были не вполне понятны некоторые моменты. Фильм очень тонко и своеобразно описывает отношения троих, не полностью, но-таки раскрывает их. Да, постельных сцен много, но это был скорее способ вызвать интерес у зрителей. Обидно, когда этот фильм сравнивают с обычной «порнухой». Я его считаю одним из самых лучших в данном направлении. Атмосфера Парижа того времени… это красиво. Действительно красиво. Концовки книги и фильма различны и я склоняюсь к тому, что окончание книги сильнее, но кому как.

Все песни только о любви – смотрела из-за Луи Гарреля или Тео из «Мечтателей». Актёр харизматичный и истинно французский, но этот фильм-мюзикл совсем меня не впечатлил. Первое, тут очень много гейского. Не чувственного, а именно гейского. Да ещё и мюзикл. Не люблю я их, да и за кадром многое остаётся. Не считаю, что этот фильм хоть чего-то стоит, хотя многим нравится.

Воображаемая любовь – с сомнением включаю этот фильм в топ, ибо рассказывает он нам не о любви троих, а об вполне себе обычном любовном треугольнике. Но фильм, опять же, француский и затрагивает тему гомосексуализма. Да и сквозит от него чем-то на троих. Хороший. Своеобразно и истинно-французский, кто смотрел и проникся «Амели», тому понравится и это. Ситуация забавна: друг(гей) и его если не лучшая, то просто подруга. и некий новенький парень с золотистыми кудряшками. Они «дружат», но на самом деле каждый в меру своих изощрённых способностей пытается привлечь бедного паренька к себе. Всё заканчивается красочно и… по-доброму. Сцена кульминации завораживает. И есть куча вставок-интервью. Это фильм о любви в первую очередь и надо сказать, достойный фильм.

Роскошная жизнь (1999) – не путаться с недавним бредом. Это гениальный фильм Грегга Араки! Вы его не смотрели? посмотрите обязательно. У этого режиссера/сценариста и ещё многомного кого есть свой собственный почерк и манера. У него есть сюжеты и он, так же как и я (и возможно вы), любит нестандарт. Роскошная жизнь – его виденье отношений на троих. Опять два мужика и одна девушка. Самая красивая девушка из всех, что я видела. Красивая именно лицом, да ещё и вспомните моду 90-х… она действительно идеальна! Мужчины тут типажны и забавны, а отношения – реальны. Ревность. Много ревности. Красивая… нет, просто настоящая история. Ты веришь в то, что происходит на экране. А знаете, за что я люблю Араки? Его взгляд трезв и в этом фильме нам представлены все минусы и плюсы, все нервные срывы и счастливые моменты. Хоть и сюжет этого фильма не блещет оригинальностью Араки, воистину, в красках описал всю жизнь на троих.

Этюды втроём – кинематограф уже был? встречайте историю художников. Хоть я ей и не слишком прониклась, может, профессионализма не хватило? Испанский фильм с не очень симпатичными героями. Но герои не обычны. Девушка фригидна, а один из парней – импотент. Третий, мягко говоря охеревающий, всю картину помогает своим горе-любовникам. Да-да, тут опять двое мужчин и одна девушка, да мужчины ещё и друзья. Пока один пытается довести девушку до оргазма, другой пытается вызвать эрекцию, проходит пол фильма. И, чёрт же их побрал, явно что-то не то с ними. Куча внутренних конфликтов, ревности и этот самый третий, явно становится третьим лишним. Во многом сильный фильм. На виды, на качество съёмки. Но не на героев. Может это не правильно, но симпатичность для меня важна. А тут я едва-едва терпела девушку. Но как ни крути, было удивительно увидеть столь качественную работу из Испании. Да ещё и на такую тему. Да ещё и с такими сложными героями. Ну и тараканов у них там было…

Закрытые пространства – заканчиваем мы всё это русским кинематографом, который, на удивление, жив! я как истинный патриот иногда подкармливаю себя российским, хотя в большинстве случаев просто поплёвываюсь. этот фильм стал исключением. Это, скорее всего, пародия на «мечтателей», но пародия замечательная и с нашими русскими прибабахами. мне сложно что-то говорить об этом фильме, ибо сюжетная линия крайне неординарная, и я боюсь испортить впечатление. скажу лишь то, что снято красиво (!) и герои выбраны симпатичными. я была удивлена, когда не смогла оторваться от экрана и уж тем более, когда в конце концов, поняла сюжетные недомолвки. давайте же похлопаем стране родимой за то, что не разучилась окончательно снимать.



так же кинопоиск подсказывает нам:
«втроём»
но Дина ещё до него не дошла.

@темы: подборки

---

История создания. Какие-то интересные факты. Хронология почти соблюдена Х)

С большой и более менее осмысленной влюблённости начался мои почти осмысленный писательский путь. Все прошлые максики и прочая жесть идут нахер) и т.к. все эти влюблённости приносили различные чувства, и были они достаточно эмоциональны… в общем, всё можно разделить на три этапа. Осень, весна, лето. И новый год. Ирония этого 2011-2012 состоит в том, что он является продолжением лета, хотя и более вменяемым. Словом, из больших любовий Дины исходят большие пересмотры ценностей и собственных работ.

***много

Любовница – Песня Simon MC «Любовница» была одной из первых реп-песен, которые я услышала и с которых началась моя любовь к данному направлению. Песня про идеальность, и её же воплощение в фанфике. Наверное, с того момента я и выбрала для своих работ эту самую идеализацию. Этот фик открывает новый период в творчестве, если можно так сказать Х) Посвящала Ри, если не ошибаюсь. Первый сонгфик, первая Идеализация, первое описание любви как чего-то более сложного. Опять же для того момента было не плохо. Но сейчас – нетнет.
Бунтовщик – первый яой! Не помню, что именно меня толкнуло. Кажется, какая-то манга. Но как мне до сих пор кажется - вышло довольно неплохо. Особенно концовка. Сюжет банален и распространён среди слеша. Но концовка пропитана философией. Через некоторое время, перечитав, не верила, что это написала я. Ну и да, сюжет крыши, мои излюбленные мотивы я первый раз тоже использовала здесь. А они пошли в свою очередь от Клео и анимешек, в общем одно из другого вытекает.
Небо в её глазах – вещь непонятная многим, но могу объяснить… итак, у нас Ино из богатой и элитной семьи и непримечательный Киба. Почти леди и бродяга. Суть в том, что они ученики интерната и скоро Ино выдают замуж по расчёту и всё в этом духе. Поэтому они любят осень, потому что именно тогда они встречаются и не любят лето, ибо в этот момент им надо расставаться. Фанфик одно время был моей визитной карточкой чисто по стилю, т.к. тут я пробовала писать несколько иначе, да ещё и взяла столь необычную пару. Ино/Киба в какой-то момент очень полюбила Ри, ну и я попробовала за одно. Песня Марселя «Помню ли я…» - одна из любимых песен М на тот момент и одна из немногих, любовь к которой он смог во мне пробудить. Песня до сих пор появляется в плей-листе, но навсегда остаётся олицетворением осени 2010 и никак иначе. Песня подобрана уже после написания. До сих пор удивляюсь тому, как удачно она вписалась.
Снег – дуэльная работа. Первая работа в рамках ДК (не знаю, последняя ли) с ничьёй. Мы с Хару тогда изгрызли себе все ногти, раздумывая кто же победит. В итоге победила дружба Х)
Разбитое – тот фанфик про разбитую тарелку, нормальность которого я бесконечно отстаиваю. Тот фанфик, который понравился Боре, но как он потом сказал - то было «просто чтобы понравится твоей подружке». Это тоже фик осени 2010 и как говорится «это диагноз». Тоже мои первые пробы Ино и один из тех фиков, после которого я избрала её своей лучшей героиней. Я разбила небьющуюся тарелку, а она рассыпалась на слишком много частей. Ну знаете… обычно хоть на две, три, десять… а там чуть ли не до пыли раскрошилась. И у меня вспыхнул в голове сюжет.
Сегодня начиналась зима – посвящается осени 2010. Практически всё автобиографично, не считая некого хеппи энда и вообще подразумевания отношений. Был парень М - он же Сай в этом произведении. Была девочка Аня, и она же Сакура, в столь необычном стиле-советчицы и помощницы. И была девочка Дина, она же я, она же Ино, которая таяла от того, как парень моет пол, и которая постоянно опаздывала, а на пороге ЦАППА всегда ловила своё отражение в зеркальной двери. Та художка о которой речь в фике – моя художка лишь немного приукрашенная, ибо я понимаю, что у нас занятия проходили не нормально. Всё шло точно по сценарию моей жизни ровно до момента поцелуя. Дальше всё пошло так, как хотела бы Дина. Место где, в конце концов, они встречаются – мой образ Пролетарской, места, в котором я провела некоторое время, гуляя и шлясь по пустым подъездам и старым железным дорогам. Нет, не как последние гопники, а действительно душевно. Данный фанфик – определённая сказка, осуществления которой я ждала на тот момент. И кстати М парадоксально вообще не умел рисовать. Вообще-вообще. Но, тем не менее, это не помешала мне одарить его кучей способностей в фике. По кол-ву просмотров и комментов можно сказать, что работа многим понравилось. Хотя я после недавнего прочтения могу сказать только фуфуфу. Ибо Динины попытки быть взрослой и пафосной никак себя не оправдали.
Идеальные и Сумасшедшие – две работы схожие не только названиями. Мои прощания с Сакурой, ибо тогда я чуть ли не в последние разы к ней обращалась. Одна работа на микс из песен Лока, из самых важных и трогающих фраз после прослушивания «На рейве» и вот этого сообщения в начале… у меня вспыхнула картинка телевизора, из которого говорят эти слишком пронзительные слова. А дальше пошла тема отношений… а вторая на песню Доми. Я писала под Доми часто, но исключая недописанную «Кристи» это первый и последний фик с использованием его слов. К слову о «Кристи». В какой-то момент, когда я ещё верила в дописание этой вещи, я скинула её Хару, чтобы мы вместе подумали над концовкой. В конце она увидела строчки «кристи» и сказала, что ненавидит это имя и не будет ничего делать. Конечно, не так резко, но по-моему она так и забила на него. Так же как и я. Но вернёмся… Я долго не знала, что же выбрать… опять вторила тексту песне, хотя в этот раз ещё больше попыталась отойти от этого и включить свою фантазию. Кажется, единственный суицидальный фик. И оба фика не лучшие и не худшие и не автобиографичные, как ни странно.
В серости её глаз – первый опыт психодела и вроде как удачный… Карине понравилось. Опять избитые мотивы вроде кукол, идеальности, сумасшествия, Ино… написан по песне, слова которой я не могла найти, поэтому пришлось писать на слух. Но первую фразу никто не мог понять, поэтому текст без первой строчки. Опять слова, чуть дополненные фэндомом, но тут я некоторые места довольно хорошо продумывала. Когда писала, я слишком ярко представляла эти сцены, поэтому писать в какой-то момент стало страшно. Название долго меня смущало из-за своей похожести с «небом в её глазах», но что ещё поделать, если у меня действительно фетиш на глаза и небо. Харуке не понравилось. Сказала что это бессюжетный и бессмысленный бред. Что это не похоже на меня. Боря поддержал её идею. Мы тогда вдвоём шли около зоопарка, сзади шла бабушка и говорила нам, чтобы успокоились. А мы спорили и спорили, в чём же там была главная мысль. И конечно как за чуть ли не лучшую на тот момент работу мне было обидно =.=
Немая идеальность – фанфик, который был, как позже я поняла, написан по всем правилам. С началом, кульминацией и развязкой. Даже с некоторым открытым финалом.
Жене не понравилось, ибо «слишком правильно». Продолжает идею «серости» и во многом её повторяет. Подразумевалась вторая часть, но уж слишком была похожа на действительно ту же «серость». Тут я впервые взялась за Сасори и вуаля… он не отстаёт от меня и по сей день =.= Сасори и Ино – кукла и кукольник. Сюрреализм. Иллюзии. Психоделика. Всё это ко мне очень сильно прицепилось.
Изменить – «Ммм, опять беспалевный пейринг Дина/Женя» - протянула Хару, когда прочитала. Ну да, частями =.= мне было нечего делать, и я просто писала какие-то сценки недавней поездки. Тех самых прогулок и «странной воды», которая очень уж прицепилась. («Странная вода», это когда, переходя через мост, мы смотрели на Неву, которая от своей особой «чистоты» переливалась всеми цветами радуги, становилась какой-то тёмной и заколдованной.) Набирала-набирала текст, уговаривала себя, что ни капельки это не Дина и Женя, да тут ещё и тема вопросов… и в голову ударила та самая мысль «изменить?». Мысль по-своему для меня неоднозначная, в силу некоторых событий. Так из бессюжетной зарисовки оно превратилось в достаточно палевную работу. Да ещё и с всегда обходимой темой. Эту работу скорее занесу в серию «для всех и ни для кого одновременно». там каждый может увидеть себя и одновременно с этим не многим она понравится. Многие, скорее всего, не врубят, что я пыталась донести. Дина иногда перебарщивает с междустрочием.
Кто они?.. – мне хотелось написать что-то фееричное, но вся фееричность покинула меня после вот этого странного эпилога. Дальше пошла обыденность. Когда третий раз перечитывала, была в абсолютных сомнениях, что же вообще из себя представляет этот фик и не является ли он пародией на «Секунды», которые писала параллельно. В итоге оба фанфик и похожи и различны одновременно. Хару не понравился Дейдара, да и троички она не любит… как только она узнала, что она именно Дей мне очень влетело =.= а вообще как потом оказалось это альтернативная история. Если мы с Хару – Ино и Дей, не понятные обществом и закрывшиеся в собственном мире, а Боря – некий персонаж который без особого разрешения влазит в этот мир и становится его частью таща за собой и Женю… а что если бы всё началось с Жени? Совершенно другая история. Сасори – Женя (определённые черты я до сих пор у них синхронизирую т.т) и он не сильно-то желает куда-то вторгаться, но он является единственным в своём роде. И тогда уже Ино и Дей начинают его тащить к себе. В общем, уберсложно, но сама того не ведая, я провела вот такую параллель.
Closer – тут сыграли свою роль одноимённый фильм и песня Лока «Неминуема», которая до сих пор будоражит сознание. Всей гениальности фильма или песни я не смогла передать в фике, ибо писался он очень долго. Ещё дольше проверялся. И ещё в десять раз дольше перепроверялся. В итоге фанфик слишком долго лежал у меня и слишком надоел и был слишком ужасным после всех ожиданий, которые я в него вкладывала. Но суть Близости осталась. Это слово действительно ко мне прицепилось, и было наиболее правильным для описания сложных отношений.
Секунды – заинтересовала меня троица Ино/Сасори/Дей слишком сильно, чтобы я смогла от них отказаться. Эту работу считаю одной из наиболее удачных и продуманных и сюжет которой брала «из головы». Правда, в подобное весьма трудно поверить с учётом того, что в определённый момент образ Евгения и Сасори у меня слился, и в итоге в тамошнем Сасори осталась весомая часть этого мудака, хоть и сдобренная цинизмом и ещё чёрти чем. Люблю этот фик хоть и всего раз его перечитывала. Довольно долго и подробно его писала, хотя и немногое смазала концовку. Но его основная идея, стиль, отношения персонажей… тут я несколько перешла на новый уровень. И научилась мешать Сасори с Ино и пришла к фапательному восторгу *О*
Солнечная комната – есть одноимённая зарисовка, оставшаяся до лучших дней в «моём» за свою откровенность. У меня был ремонт в комнате и в момент этого самого полного опустения вещей, я вдруг врубила, насколько она солнечна и насколько же было бы интересно впихнуть туда персонажей. Некое закрытое пространство, в котором обитают не менее закрытые люди. Идеи были гениальны, и мне очень и очень хотелось оправдать собственные надежды. Потом как-то среди ночи я поняла, насколько простетским стилем было там всё написано. В то время я читала «Осколки под стеклом» Мелемины и, взяв книгу в руки, начала выписывать все красивые слова и выражения. Поняв, что достаточно понасиловала свой мозг эпитетами я села за переделку «комнаты». Снесла пол текста и снова написала о творчестве, об искусстве, о том, что мне невероятно близко. Стихи, песни и небольшие зарисовки. Эту работу, возможно, поймут опять же не все, да она и не рассчитывалась на широкого зрителя.
Трилогия: Играя. – мысль о подобном пришла как-то внезапно мне в голову. Тогда я была в Праге, и мне было откровенно нечего делать по вечерам. Я два раза переписывала первую сцену и достаточно долго продумывала сюжет. В конце концов, написание этого фика заняло около трёх месяцев.
1. Иллюзорное тепло – первые несколько сцен вышли в жанре хорошего аниме. Что-то пока не слишком чувствительное, а именно описывающее и картинное. Словом, то к чему я реже всего обращаюсь. Мне нравился образ подобного Дея как ребёнка-циника. Мне нравился этот фик и я по-своему люблю каждую из глав.
2. Мы прыгали вместе – тут в какой-то момент я пожалела, что сделала Дей/Ино основной парой. Я не могла скрыть шикарности Сасори, и в его небольших диалогах и совсем маленьких ролях он всё равно умудрялся выходить в ряд главных героев. В фике есть огромное и необоснованное намёчище на Ино/Сасори, но тут я ничего не смогла с собой поделать. Сцена «мы прыгали вместе» до сих пор кажется мне одной из самых потрясающих вещей. Мне нравилась их эта связь, их страсть хоть и выходила она несколько неумело.
3. Наша безысходность – в последней части затронуто, пожалуй, даже слишком много тем. Тот пример очередной идеальной семейки. Опять идеализация Ино. Ну и что? Разве эта героиня не достойна этого? В какой-то момент я поняла, что совершенно не раскрыла Дея и начала его оправдывать в глазах Ино. Так и вышло, что оба они были преисполнены недостатков, но идеализировали друг друга в мыслях. Возможно, причина была в том, что я не до конца верила в эту пару. Я выбрала их именно за эту похожесть, которая становилась проблемой. Но, тем не менее, какие-то фразы и сцены в фике стали очень эпичные и некоторые из них даже автобиографичными. Концовку да и вообще последние сцены очень люблю. Наверное, если читать всё вместе, то остаётся не очень хорошее впечатление. Чувствуется, что писалось это долго, но по-другому не получилось.
Бежать – мне пришла в голову идея написать полноценный сборник об отношениях троих. Ведь эта тема включает в себя кучу всевозможных поворотов сюжета. И конечно, сюда как нельзя лучше подходила всем известная троица. Потом я рассчитывала перейти на не менее интересных мне Сасори/Ино/Дея, но застопорилась и хоть в любой момент и могу засесть за этот сборник, искры у меня нет. Запала хватило только на этот небольшой драббл, который после повторного прочтения вполне себе потянул на отдельную работку.
Касаясь языком – после отхода от питерской драмы, которая подпитывалась песней «захлебнуться весной» Доми я несколько пересмотрела свой взгляд на эту песню.
«Но ведь это же стоит того, но ведь этого же стоит, кивай.
Открываем глаза и на дно, в этот раз обещай не дышать» - хотела поставить я в эпиграф и хотела написать оридж о несколько извращённой любви. В какой-то момент в моём сознании всплыли самые изощрённые сцены и, в конце концов, я поняла, что главным героем является никто иной, как Орочимару. Как я и рассчитывала, фик вызвал исключительную тошноту *О*
Прощайся с будущим – изначально писалось как некий сборник драбблов совершенно разного вида на Сасу/Нару. В итоге, первая зарисовка вызвала большой восторг Карин, и Джоэл Лейн со своей книгой вдохновил меня на продолжение в виде некоторого цикла. В конце концов, я поняла, что вкладываю в этот фик несколько больше себя и несколько больше своих чувств. Что-то я действительно брала от Кида, последняя сцена – воспоминания о вокзале Питера, правда, в извращённой форме. Говорить что этот фик пародия на что-то глупо – я писала его Карин на день рождение и в первую очередь хотела, чтобы он удовлетворял её фетишам, поэтому единственным плагиатом являются копии её мыслей) она всё ещё настаивает на внезапное Нару/Сасу, вдохновляет меня на последующие части и ещё кучу всего… и вообще из-за этой работы я перекопала действительно много музыки и очень этому рада. В этой работе я воссоздала кучу воспоминаний и мыслей, который довольно бездарно всё это время отталкивала. В какой-то момент я задумалась, для кого больше писала этот фик: для себя или как подарок Карин? В любом случае эта вещь стала настольной для нас обоих.
На расстоянии – то, что стало одной из самых палевных вещей. Откровения Наруто заранее предполагают откровения мои. Я готовилась к длинному разговору в скайпе, но всё закончилось слишком быстро, и мне нечем было заняться. В голову ударило это. Собачья тема недвусмысленно проходит одной из главных. Фанфик почти шедеврален, и его можно разобрать на цитаты. Если начать подчеркивать, что из этого было написано «не просто так» можно перечеркать весь фик. Что-то я писала от своей собственной обиды к Жене, что-то я нагло слизывала с него, что-то шло от Кида, что-то как логическое завершение. Всё конечное обыграно и по сюжету. Девушка вписалась удачно и почти не просто так. Но вопреки всем повизгиваниям на счёт слизывание у меня есть почти железобетонный аргумент. Многие вещи я брала от себя, чтобы быть уверенной в их правдивости. Карин выпрашивала продолжение. А оно так удачно пришло мне в голову) но что-то подсказывает мне, что нифига это не конец и у меня есть уже минимум три сцены для продолжения. Мы даже решили, что этот фик можно писать вечно) сцена, где Наруто видит Саске по телеку принадлежит Карин. Она написала её начало, а я нагло стащил её почти без разрешения и дописал. У нас огроменные планы на эту парочку. Большие-пребольшие *О* наверное, ещё стоит обратить внимание на вещь, которую все наверняка упустят. Когда Саске возвращается он в первую очередь идёт к своей аппаратуре. Здесь такой жирный намёчище, что всё-таки он музыку предпочитает Наруте. В этом есть своя ирония и драма.

Орджиналы:

Жёлтое небо – жёлтое небо во многом является для меня символичным. Если углубляться в подробности, то как-то раз я оказалась в одной квартире со своей безумной влюблённостью на ночь в дружной и одновременно напряжённой атмосфере троих. Девятый этаж давал превосходный обзор для разглядывания неба. Мы не спали всю ночь, и стоял апрель (если не ошибаюсь). Пять часов утра и небо расцвело в непривычном оттенке жёлтого. Мы как раз хотели ложиться спать в самых изощрённых местах, которые только смогли найти, и я сидела на подоконнике, в каком-то довольно странном состоянии. Для воспалённого влюблённостью и долгим бодрствованием мозга - желтое небо стало чем-то большим, чем обычный цвет. В конце концов, я крепко прицепилась к этому выражению. И получился этот оридж, теперь кажущийся довольно бездарным)
Зависимая – тот самый дуэльный фанфик при написании которого я была и одновременно вдохновлена и бездарно разбита. Критика в этом оридже осталась весьма спорной, хотя сама я считаю его абсолютно ни на что не претендующим. Но, тем не менее, из-за этого ориджа я начала общаться с Олом – хорошо это или плохо, не знаю. Узнала много нового о себе и о том, как люди видят меня со стороны. Словом, в конце концов, на разбор работы все забили) А изначально я хотела писать о 19 веке и романтизме. О! великий стиль, что так запал мне в душу! увы и ах, моих нервов и времени дуэли не хватило на достойное воспроизведение эпохи. И, как ни парадоксально, задание придумывала именно Карин. Земля всё равно круглая.
Изгнанная – один из первых полноценных ориджиналов, идея которого пришла без всяких пинков. Я писала его с упорством и старательностью маньяка и воображала, что он произведёт фурор. В итоге он оказался одной из самых малочитаемых работ Х) но, тем не менее, идея мне кажется вполне сносной. Я помню, как перед сном представляла насколько это больно – дышать под водой.
Утопия в формате комнаты – работа, которую я считаю одной из самых лучших. После «панктауна» (почти научное фэнтази из «альтернативы» или «рыжий обложек», в котором поднято очень много интересных и щекотливых тем.) и некоторого копания по жанрам фантастики я уцепилась за красивое название «киберпанк», который оказалось намного менее прозаичным, нежели я представляла. Данный фик является скорее антиутопией, чем киберпанком… и вообще это слеш) красивый и продуманный слеш. Написанный за два вечера, что говорит об его лаконичности, ибо писать за раз гораздо лучше, чем растягивать. Во многом мне стоит благодарить Мелемину с её «осколками», ибо я читала их и понимала, что могу не хуже. В итоге вспыхнувшая в голове идея и её исполнение до сих пор мне кажется довольно неплохой пробой в таком странном жанре. И не менее странном стиле. «государство в формате комнаты» - говорила Эстер. И в какой-то момент я совместила два кусочка одного целого. Не слабо так намекая и на обособленность людей не только того, придуманного мира, но ещё и мира интернетовского. А через какое-то время идея обособленности и утопичности пришла мне в голову, когда мы слишком долго говорили по скайпу во время приезда Хару на целую неделю. Тогда я на себе прочувствовала, что такое разбивать целый мир в формате одного дивана, раскидываясь на белом пледе и ловя пилочкой радугу от люстры)
Разные пространства – после одного из разговоров с Борей, я в который раз поняла, что этот человек обладает удивительным свойством – он переубеждает людей и заставляет их прислушиваться к себе. Более того, он действительно выставлял своё мнение единственным важным и не соглашаться с этим было трудно. Я обомозговывала эту идею и решила, что небольшая зарисовка по этому поводу не будет лишней) всё закончилось этим довольно длинным и полноценным ориджем. Изначальная идея насмешливого Голоса, как ночного кошмара, который лез в мысли, растворилась на следующий вечер. Мы тогда говорили с Карин по скайпу и у меня в голове вспыхнула идея о том, что у Голоса нет телесной оболочки и из этого следуют некоторые лишения. В итоге, настрочив несколько странниц, я чуть не плакала. Мне было обидно за придуманного мной героя. Это один из первых и надеюсь не последних героев, который является не чёртовым бруталом, а «человеком с сердцем». Во многом, наверное, я всё-таки повторяла черты Бори, но изначальная идея растворилась. В итоге я полюбила Голос, наверняка, ещё больше, чем главная героиня.

Зарисовки.

Все мои зарисовки априори автобиографичны. Они приходят в голову после какого-то определённого события, которое хочется описать, но на которое не хочется тратить слишком много времени.
1. Не бойся, я тебя держу – эта одна из первых моих абстракции, к которой я до сих пор возвращаюсь. Не смотря на то, что герои там вполне себе нормальная гетная пара подразумевала я, как потом оказалось, именно меня и Хару. Может вещь и довольно глупая, но по-своему мне дорогая. И, тем не менее, я не могу от неё отказаться. Написано по цитате.
2. Не закрывая глаз – это не абстракция, а скорее обыгранная бытовая сцена. Я прицепилась к довольно сомнительному факту о том, почему люди закрывают глаза во время поцелуя. Что впоследствии вылилось в это.
3. Холодное лето – это словосочетание пришло мне в голову, когда я возвращалась после гуляния летом, как раз наступали сумерки, и стало очень холодно. Я до чёртиков замёрзла, но в свете последних лучшей солнца всё вокруг казалось мне действительно каким-то почти фальшивым. Это было написано не задолго после приезда из Питера. Мне вспомнился наш спор о том, что глупо было придумывать название, а потом уже писать. И эта штука появилась как будто в доказательство обратного. Я стояла на своём перекрёстке и смотрела на то самое странное небо. У меня вообще в городе небо очень живописное и чем холоднее на улице, тем красивей оно становится. В Питере, например, небо абсолютно ничем не примечательно. Поэтому я понимаю, что некоторые не проникаются этими сравнениями) я стояла на этом самом переходе наверняка с «Концом» в наушниках и у меня рождалась в голове эта маленькая зарисовочка. Хотя я не уверена, что смогла передать в ней хоть каплю той странной погоды.
4. Первый раз мы встретились в зеркале – как-то раз я осталась дома без ноута и в те времена ещё обожествляла Борю, хотя уже была с ним несколько ближе знакома. Я хотела написать Хару письмо и в голову мне пришли две довольно странные вещи. Обе автобиографичны. Одна про двух девочек, наблюдавших друг за другом через зеркало. Позднее эта фраза стала нашим личным афоризмом. Я не часто пишу в блокнотах, но тогда мне очень хотелось записать это. Я назвала всё это «фанфики для Хару» и она читала их лёжа на кровати в Питере. И чёрт знает через сколько времени я, наконец, поборола лень и перепечатала один из них. Про девочек. Второй был про мальчика-лиса, которого все шпыняют. Это было следствием олицетворением Бори с Наруто и лисом и его постоянные шпынями и прочий бред. Главной мыслью там была фраза что-то вроде «никто так и не узнал, что Лис умеет мурчать», ибо Боря аки Лис постоянно мурлыкал нам в скайпе, но эту привычку он тут же убрал с появлением в наших рядах Жени. Но я банально предполагала, что мы тогда были убер близкими, и я его действительно понимала и ещё черти что Х) зарисовку я так и не перепечатала и правильно сделала. Ибо с высоты наших сейчашних отношений я понимаю, насколько банальной и детской она была. Да-да, было то странное время, когда Боря казался мне каким-то потолком. Но сейчас – нет-нет-нет. Сейчас он стал Голосом.
5. Романтика – о тот самый бесконечный фик) как-то давно мне захотелось рассказать, что же такое «романтика». Возможно, больше как жанр, нежели состояние. Я хотела вместить туда весь спектр чувств, и каждая фраза начиналась со слов «романтика это…». В какой-то момент я поняла, что всё, что там было – это романтика сугубо моя и вряд ли кому-то понятная. Я не могу точно сказать когда именно он начал писаться, но всунуто туда было очень многое и даже несколько откровенней, чем я хотела. поэтому он остался чем-то довольном личным и навсегда запрятанным в папочки. До того момента, когда мне ебанули комп и всё утерялось. Тогда мне оставалось сказать только спасибо за то, что я скидывала Хару некоторую часть и хоть что-то было возвращено.
6. Не мешай. (утерянно) - было написано на фразу Доми «просто заткнись и не мешай ребёнку мечтать». Отсюда и название) в какой-то момент эта зарисовка стала слишком автобиографичной, чтобы её куда-то выкладывать, поэтому она достопочтенно была проёбана.
7. Мелодия дождя – штука двухлетней давности, если не больше того. Написанная в точности по ощущениям одного из летних гуляний, когда мы весь день просидели в подъезде и довольно бездарно просидели. Выкладывала её больше для количества, нежели из-за какой-то её эстетической красоты)
8. Смотри!.. – одна из немногих зарисовок, которая как-то сама по себе возникла в голове. Тут нет никакого случая или повода для её написания… а значит, она имеет свою ценности в этой кучи автобиографической ахинеи.
9. Слишком сложного для одного слова, слишком глупо для целого названия – в итоге название это получилось, чуть ли не длиннее самого ориджа Х) вообще эта просто случай и ничего более, который хотелось записать.
10. *** - ещё одна вещь «по цитате» да ещё и написанная в светлое время суток. Да это же оригинал среди полуночного бреда! А вообще я люблю эту штуку.
11. Ревновал. – по цитате. Бессмысленно, бездарно и даже без какой-либо претензии стать чем-то хоть немного трогательным.
12. Новелла: Ревность – моя проба писать об отношениях. Писать о довольно типажных характерах. О связях, которые можно коротко изобразить. А вообще я так смотрю и понимаю, что, кажется, у меня совсем не было вдохновения в то время =.=
13. Принципы. – одна из немногих вещей здесь со смыслом! Вернее, с вменяемыми героями и нормальным вполне себе таким сюжетом) тут всё ясно-понятно и никак не претендует на что-то большее, нежели убийство времени.
14. Ненавидела солнце – оно опять могло быть эпичным, если бы я не была такой лентяйкой.
15. Ты рассмеялся – эта альтернатива «Не бойся, я тебя держу». Альтернатива в том плане, что сама мысль пришла мне в один из скайповских разговоров. Что-то у меня щелкнуло в голове, и я поняла, что лететь человек может и в одиночестве. А ещё более эпично его могут сталкивать. Не знаю… наверное, полноценно смысл этой штуки могут понять только люди разбирающиеся, точнее, участвующие во всей этой ахинеи. Но вообще было забавно представить другой ход истории.
«Желтое небо» сборник – вещь целиком и полностью автобиографичная. Написанная как раз на момент той самой влюблённости с жёлтым небом. Оно как бы… одно из другого вытекает) понять в чём связь этих вещей можно только услышав предысторию, которую мне откровенно лень да и не очень хочется писать) но я пыталась продолжить уже «после событий». Но нихера не вышло. Вообще большинство из этого писалось либо «до», либо «после» той самой ночёвки и описывает какие-то определённые мои мысли и рассуждения. Возможно, я пыталась разобраться. Не знаю точно.
From The Inside – стало сборником сугубо из-за того, что писалось под одну и ту же мелодию. А вообще трудно назвать это чем-то дельным. Скорее похоже на полёт фантазии. Единственная наглядно-автобиографическая вещь тут последняя, про шаги по стеклу. Вообще пришло в голову, когда мы поехали на речку фоткаться. В общем, ничерта не романтично)

Утерянные:
Когда полетел мой комп и мама все перепутав, сказала чтобы всё удалили, мир потерял несколько шикарных вещей. Во-первых конечно я потеряла много своих зарисовок слишком личных, чтобы их выкладывать. Во-вторых я потеряла две законченные вещи. Я бы потеряла и «близость», но она, слава богу, была у беты. Одна из вещей была довольно монотонной на Карин/Саске, где просто была описана безнадёжная любовь девушки, а в квартире в которой они жили, был слышен поезд. Этот поезд казался мне таким знаменательным, что, в конце концов, она на нём и уехала. Было в этом минике что-то почти ироническое, но его потеря не была чем-то. Вообще было почти плевать.
Второй работой была «Алиса» на песню Доми «Алиса в стране чудес» одна из первых работ на Ино/Сасори, где главной темой выступала идея влюблённости в своего насильника. Там было что-то непонятное и потрясающее. Я помню, что Ино не могла забыть их секс на столе, потом Сасори звонил ей по утрам и эти его звонки были чем-то сродни сумасшествию. А ещё я вставляла туда фразы Доми «Иногда ты думаешь, что здесь просто одна (но ты не одна)
Но я всегда был с тобой, и даже прямо сейчас, ведь я же сзади, обернись!». И причём в отличие от песни здесь было мало надежды. Это был очень красивый психодел, который я почти дописала. Я помню, как была довольна тем, что мне осталась всего пара сцен. Но всё полетело нахер и я до сих пор нахожусь в трауре по этому фику. Шедевры, они такие =.=
Мы жили – одна из наиболее удачных работ, которые я до сих пор люблю. Хоть это и есть чистейшее «переписывание песни», но что-то в нём действительно было. с этой работы начала моя любовь к тройцам. Помню, что писала его перед поездкой в Египет и там всё думала-думала, как приеду и закончу его. И вообще это было довольно жестоко оставлять такую маньячную меня на две недели без ноута и с огромным желанием писать. К слову, в той же поездке я мало того, что познала Доми, да ещё и захотела написать «Кристи», которая так и валяется недописанной. Для справки Домино – рэп-исполнитель, которого Дин очень любит и уже на протяжении двух лет и который, в общем-то, не только спасает её своим голосом, но ещё и дарит кучу вдохновения. А «Кристи» - одна из его самых популярных песен, с которых я начала свой путь в мир Доми.

@темы: по теме, история создания